Кот баюн и чудь белоглазая (СИ) - Ладейщиков Александр (полная версия книги TXT) 📗
Стина погасила чадящую лучину, встала, и, не одеваясь, вышла. Коттин слышал, как за занавеской звякнул таз, расплескалась вода — наконец, ведьма проскользнула под одеяло — мокрая, холодная. Пришлось согревать её поцелуями. А потом в крови вновь вспыхнул мировой пожар — и всё повторилось, только уже медленнее, осмысленней. Пару раз Коттин, опасаясь, что от громких стонов разбегутся со двора все мужики, давал ведьме укусить ребро ладони. Потом это бывшему Коту надоело — и он стал подсовывать угол подушки.
Наконец, они заснули — чутко, потому, как давно отвыкли от совместного сна. Однако, в планы петухов, в три часа ночи начинающих будить спящее Солнце, сон до обеда не входил. Когда проорал первый петух, в оконную раму кто-то постучал костяшкой пальца. Коттин вскочил, и, путаясь в штанах, выбежал на крыльцо.
— Волокут кого-то! — крикнули часовые, бдящие у костерка.
Вдали раздались крики, древний странник различил плач ребёнка, потом появилась толпа, за руки, за ноги несущая извивающегося человека. Наконец, его втащили на двор, поставили на ноги. Коттин присмотрелся, узнал одного из мальчиков, когда-то игравшего с ним в древнюю игру.
— Что у вас происходит, почему он так орёт? Ваш ведь, вроде? — уставшим голосом спросил бывший Кот, присев на крыльцо.
— Наш, наш поганец, — зашумели мужики, — да не просто наш. Папаева родня. На сеновале прятался.
— А, вот почему поганец… Ты чего орёшь? — бывший Кот встал, шагнул с крыльца. Принюхался, отвернулся. — Напугали парня до смерти, да?
— Не пугали мы его. Так и нашли.
— Страшный! — заклацал зубами мальчик.
— Кто страшный? Волколак приходил?
— Да… У дома памова…
— Кто это был? Узнал?
— Дядька Ярви… — заплакал Струк.
— Куда он убежал?
— В лес, — глазки толстого племянника оборотня забегали…
— Это он так сказал? — прищурился Коттин.
— Нет, он по тропе ушёл, я сам видел, — вдруг Струк увидел Арианта, кравшегося из своего спящего дома на шум, глаза его округлились.
Коттин увидел взгляд Папаева племянника и удивился — почему никто, кроме Стины не догадался, кто на самом деле он, Коттин? А вдруг этот мальчишка сейчас что-нибудь не то ляпнет?
— Седлайте коней!
Мужики вскочили, побежали в конюшню, кто-то крикнул:
— Одного коня, господин?
— Двух, мальчик-слуга едет со мной.
— Трёх, — раздался голос с крыльца. — Седлайте коня покойного Папая.
— Стоит ли? — усомнился Коттин, оглянувшись на Стину. — Там нежить…
— Ты в лицо Ярви помнишь? А я его каждый день видела. Ты ж не потащишь мальчишку в их логово, чтоб он опознал его?
— Видела, видела… — засомневался бывший Кот. — Но не уследила. Да и какое логово? Соврал же племянничек, ясное дело. Погнали сейчас же в Словенск! Зачем им лес? Им нужна власть!
— Я догадалась, зачем ты сюда прибежал, — шепнула на ухо Коттину ведьма. — Ещё когда про отца заикнулся. Силу ищешь? У меня немного осталось. Я нужна тебе.
— Собирайся, — промолвил задумчиво Коттин. Он не поверил Стине. Хотел посмотреть волшебным зрением — но не смог. Решил — пусть едет, а вдруг? Но какие мотивы двигают ведьмой? Её обидел этот Ярви, памов родич? Тогда оборотню не повезло… Обиженная женщина страшнее урагана.
Когда все трое уселись верхом (ведьма в кожаных штанах, в сапогах), Коттин, погарцевав по двору, крикнул:
— Ждите моего возвращения! До той поры выберите старшину, пусть за порядком следит. Тризну готовьте.
— Тризну приготовим, не сомневайся, боярин! А кого выбирать?
— Да хоть старика Зензевея! Вон он за спинами прячется! После похорон дом пама раскатайте, да начинайте строить новый. Кузнецы! Серебро получили? Помните, о чём вам говорил? Купите у гостей десяток коней, готовьте телеги — гоните новое оружие в стольный град. Я назад поеду — проверю, как и что! Ну, поехали!
Через минуту всадники — двое взрослых и подросток, растаяли в предрассветном тумане.
Сундук второй Доска восемнадцатая
Тропа вдоль Волхва была неплохо утоптана, более того, кто-то спилил деревья, лежащие поперёк дороги. По мере приближения города стали попадаться и другие признаки человеческой деятельности — покосы со стогами, плетёные векши в ручьях, ободранные берёзы и липы, берестяные конуса на соснах для сбора живицы. Наконец, лес закончился, распахнулся в светлый простор — слева зеленели пастбища, там бродили стада коров, овец, пасся табун бурых лошадей. Кое-где на пригорках сидели пастухи, встававшие при появлении путников — кто там появился из лесу? На отбившихся овец лаяли большие серые собаки, загоняли глупых животных в стадо.
Справа виднелись деревеньки, окружённые огородами. Над грядками нависли согбенные женщины — пришло время полоть морковь и репу, поливать капусту. За деревнями расположились поля, порезанные на мелкие делянки — зеленеющие пшеницей и овсом, желтеющие рожью.
— Это одна большая деревня? — спросил, почему-то шёпотом Ари.
— Нет, разные, — ответил Коттин, оглянувшись. — Тут тебе, брат, не лес — тут народу много живёт. Надо город кормить. Да и самим кормиться.
— А город — это большая деревня?
— Вовсе нет, хотя случается. Деревня всегда остаётся деревней — люди селятся ближе к месту охоты или огородам и полям. А город, как правило, строится на перекрёстке дорог, или на слиянии рек — там, где купцы с товарами ходят. Сначала появляется корчма — путешественники всегда не прочь пообедать с устатку, да и отдохнуть под крышей, по-человечески. Потом вокруг корчмы селятся мастеровые люди — кузнецы, бондари, ладейщики, если река рядом. Город начинает расти — появляется торжок, ограда с воротами и стражей, дом городского головы. Кузнецы собираются в слободу и уходят за ограду — от них шумно и грязно. Появляются слободы столяров, кожевников, бондарей — в такие сообщества чужим попасть очень трудно. А в городах на Западе и в Восточном Риме строят большие каменные дворцы и храмы — цех каменщиков там самый строгий и закрытый. Вот поэтому горожане считают себя выше деревни — тут не только пахать и сеять, тут голову надо иметь. Сначала побегает деревенщина лет двадцать учеником да подмастерьем, только потом становится горожанином — бюргером, как говорят немцы, или буржуа — франки.
— А зачем им эта секретность? — округлил глаза мальчик. — Они заговорщики, что ли?
— Нет, конечно, — усмехнулся бывший Кот, — закрытость нужна для того, чтоб получать заказы и богатеть только им, мастерам.
Тропка постепенно превратилась в дорогу с двумя колеями — весной грязь продавили санями, а летом колёсами телег. Слева пошли кузницы — пахло дымом, каким-то едким веществом, стучали молоты, шипела вода — от бочки с водой, куда кузнец опустил клещи с заготовкой, шёл пар.
— Это уже город? — спросил Ариант, так как вдоль кузниц ехали минут десять — за это время можно было проехать весь Белозерск.
— Нет ещё, — засмеялся Коттин, — это кузнецкая слобода.
Ариант всмотрелся и сквозь дымы увидел зелёный берег — впереди протекала река. Через речку был перекинут деревянный, из брёвен, с поручнями по бокам, чтоб никто не свалился в воду, мост. За мостом виднелся частокол из толстых отёсанных брёвен, с остриями, торчащими в облака. Ворота за мостом были открыты — там, на большом древнем камне, вросшем в землю, сидели стражи в красных кафтанах, блестя топорами на длинных рукоятках — секирами. Стражи играли в кости. На мосту, у ближнего берега, стоял человек. Он явно кого-то ждал.
Коттин велел Стине и мальчику спешиться — более того, привязать коней к скобе ближайшей кузницы (кузнец высунул голову, увидел, что дело обычное — готовится драка, и нырнул назад). Спутники древнего странника сели на брёвнышко у стены — мы тут не причём, мы тут давно сидим.
Коттин медленно направился к мосту, навстречу незнакомцу. Конь бывшего Кота забеспокоился, заржал, наконец, остановился. Коттин лихо спрыгнул, рука его лежала на рукояти меча.
