Золотой шут - Хобб Робин (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Когда они возвращались в замок, другой слуга предупредил Олуха, что он должен быть очень осторожен, чтобы его не поймал «тот страшный человек, песья вонючка, о котором его предупредили. Тебе следует за ним наблюдать, но оставаться незаметным. Ты меня слышишь, парень? Если ты нас предашь, не только ты умрешь, но я потеряю работу. Так что, будь осторожен. Он не должен тебя видеть. Ты слышишь меня? Слышишь?».
Олух ужасно его боялся и все время повторял, что слышит, а слуга потребовал у него монетки, которые ему подарили.
«Ты даже не знаешь, что с ними делают, дурачок. Отдай их мне».
«Они мои. Чтобы купить конфетку. И пирожное».
Но другой слуга ударил Олуха и забрал монетки.
Я переживал случившееся вместе с Олухом, находясь внутри его Скилла. Когда слуга сильно ударил его ладонью по лицу, волна Скилла чуть не поглотила меня. Я понял, что бессмысленно пытаться увидеть лицо того слуги. Олух старался не смотреть на него и плотно закрыл глаза, когда тот поднял кулак.
Посмотри на него, Олух. Пожалуйста. Дай мне его увидеть, – умолял я, но Олух страшно разволновался, а я испытал такую сильную ненависть к предателю, что наша связь через Скилл разорвалась. Олух вскрикнул и отшатнулся от удара, вернувшегося к нему в воспоминаниях, да так сильно, что свалился со стула и откатился к самому камину. Я вскочил на ноги, голова у меня отчаянно кружилась от неожиданно прерванного контакта. Когда я схватил завернутое в одеяло тело, чтобы оттащить подальше от огня, он, по-видимому, решил, что я на него напал, потому что начал отбиваться.
Нет, песья вонючка, нет! Ты меня не видишь, не делай мне больно, не видишь меня, не видишь!
Я рухнул на пол как подкошенный. Поскольку я был для него открыт, несколько мгновений я ничего не видел, и могу поклясться, что почувствовал запах грязной собаки.
Через некоторое время зрение ко мне вернулось, но я потратил почти все свои силы на то, чтобы восстановить защитные стены. Еще через пару минут, опираясь о пол руками, я встал на колени и потрогал голову, уверенный, что обнаружу там кровь, такой ужасной была боль. Затем я с трудом сел и огляделся по сторонам. Олух сражался со своими мокрыми штанами, стонал от страха и негодования, пытаясь их надеть. Я сделал глубокий вдох и прохрипел:
– Олух, все в порядке. Никто не собирается делать тебе больно.
Он не обращал на меня внимания, полностью сосредоточившись на штанах. Я подполз к стулу и взял тунику, которую подшивал.
– Подожди, Олух. Я уже закончил. Она сухая и теплая.
Я осторожно опустился на стул. Наконец-то я все понял. Теперь я знал, почему я песья вонючка, человек, которого нужно ненавидеть и бояться, знал, почему он не хотел, чтобы я его видел. Даже история о том, что кто-то его бьет и отнимает деньги, прояснилась. Олух никогда не пытался скрывать от нас свои тайны. Просто мы были настолько глупы, что ничего не замечали. Я едва видел иголку, но все равно сделал еще несколько последних стежков, завязал узел, откусил нитку и протянул ему тунику.
– Надень. Пока не высохла твоя одежда.
Он бросил на пол мокрые штаны и подошел ко мне.
– Ты на меня рассердился. Ты меня ударишь. Или отрубишь мне руку.
– Нет, Олух. Ты сделал мне больно, но ты испугался. Я на тебя не сержусь и не собираюсь отрубать твою руку. Я не хочу тебя бить.
– Человек с одной рукой сказал…
– Человек с одной рукой врет. И его друзья тоже. Подумай об этом. Я пахну собачьей мочой?
Олух помолчал немного, а потом неохотно ответил:
– Нет.
– Я тебя хоть раз ударил? Отрубил тебе руку? Вот, возьми тунику. Мне кажется, ты замерз.
Олух осторожно приблизился ко мне.
– Нет. – Подозрительно уставившись на тунику у меня в руках, он спросил: – Зачем ты мне ее даешь?
– Она – то же самое, что розовое пирожное, изюм и перо. Твой принц хочет, чтобы ты носил хорошую одежду. В ней тебе будет тепло. А очень скоро принц прикажет сшить для Олуха новую одежду.
Не убирая стен, я сделал осторожный шаг в его сторону и натянул тунику ему через голову. Она все равно оказалась слишком длинной и собралась складками у ног. Рукава скрывали кисти рук. Я помог Олуху их закатать, а из обрезков сделал пояс. Теперь он мог ходить, не наступая на край туники. Прижав к груди руки, он вдруг сказал:
– Мягкая.
– Ну уж наверняка мягче твой старой одежды. Потому что она чище.
Я вернулся к своему стулу и тяжело сел. Головная боль начала понемногу отступать. Возможно, Чейд был прав, когда рассуждал про эльфовскую кору. Зато все тело у меня саднило после падения на пол, да и синяки, полученные от отца Сваньи, давали себя знать. Я вздохнул.
– Олух, сколько раз ты к ним ходил?
Он стоял, высунув изо рта язык, и думал.
– В дни стирки.
– Я знаю. Ты ходишь туда в дни стирки. Но сколько раз? Сколько?
Он облизал верхнюю губу, с самым серьезным видом кивнул и заявил:
– Каждый раз, когда день стирки.
Я понял, что больше мне ничего от него не добиться.
– Ты ходишь к ним один?
Олух нахмурился.
– Нет. Я мог бы, но он меня не пускает.
– Из-за монет, которые они ему дают. И тебе.
Он нахмурился еще сильнее.
– Бьет Олуха. Отнимает денежки. Потом однорукий разозлился. Я сказал ему. Теперь он берет монеты, а мои денежки отдает мне. На конфеты.
– Кто?
Олух помолчал немного, а потом ответил:
– Я не должен про него говорить. – Я уловил эхо его ужаса, когда зазвучала музыка Олуха, пронизанная голосами коз и звоном упряжи. Он почесал в затылке, затем расправил волосы руками так, чтобы их видеть. – А ты подстрижешь мне волосы? Мама иногда их стригла после того, как я мылся.
– Хорошая мысль. Давай подстрижем твои волосы.
Я с трудом поднялся на ноги. По-видимому, я сильно ударил колено, когда упал. Я был в отчаянии, но понимал, что мои попытки вытянуть из Олуха нужную информацию только загонят ее еще глубже под покров страха.
– Садись за стол, Олух, а я пока поищу ножницы. А ты можешь мне что-нибудь про них рассказать? Например, про однорукого? Где он живет?
Олух молча подошел к столу и сел. И тут же взял в руки пирожное, которое принялся разглядывать. Казалось, он забыл обо всем на свете. Я подошел к нему с ножницами в руках.
– Олух, о чем с тобой разговаривал однорукий?
Не глядя на меня, Олух ответил пирожному:
– Я не должен о нем говорить. Ни с кем. Или они меня убьют. А мои потроха будут валяться в грязи.
Обеими руками он начал гладить свой толстый живот, словно хотел убедиться, что с ним все в полном порядке.
Я принялся снова расчесывать его волосы. Олух немного успокоился и вернулся к изучению пирожного.
– Я подстригу твои волосы так, чтобы они прикрывали шею. Тогда у тебя не будут мерзнуть уши.
– Угу, – равнодушно согласился он, поглощенный созерцанием розового чуда.
Занимаясь волосами Олуха, я вспомнил про Неда, и мне ужасно захотелось вернуться в то время, когда он был еще маленьким. Тогда я точно знал, что делаю все правильно. Я его хорошо кормил, учил ловить рыбу, следил за тем, чтобы он спал по ночам и ходил в чистой одежде. Что еще нужно десятилетнему мальчишке? А вот юноша – совсем другое дело. Может быть, мне удастся сходить сегодня вечером в город, чтобы его проведать.
Гора волос на полу росла по мере того, как ножницы состригали неровные пряди, торчавшие в разные стороны.
Я решил подойти к проблеме с другой стороны.
– Я знаю, что ты не должен говорить мне про однорукого. Про это нельзя. И мы не будем. Я даже не стану спрашивать, что он от тебя хочет. Но о том, что ты им рассказал, наверное, можно. Они же не велели тебе про это молчать, не велели?
– Не-ет, – задумчиво протянул Олух и вздохнул. Стрижка явно его успокаивала. – Однорукий… – тихо проговорил он, и в моем сознании вместе с музыкой возник образ Лодвайна.
Лодвайн оказался гораздо более худым, чем я его запомнил, но ведь он лишился руки и потом долго лежал в лихорадке. Такое случается. Он смотрел на меня, и я на мгновение растерялся, но быстро справился с собой: теперь я видел его глазами Олуха, который был значительно ниже. Но даже и так его лицо окутывали тени. Олух вспоминал, скорее, звуки. То, что представало перед его мысленным взором, было гораздо более невнятным, чем-то, что он слышал. Я прислушивался к голосу Лодвайна, который пронизывал воспоминания Олуха, пугая его своим неудовольствием.
