Предназначение (СИ) - Ярославцев Николай (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
С полным равнодушием закончил он.
-Мы же уходим и, вряд ли, когда сюда вернемся.
-А не врешь ли ты мне, отроче?
-Не приучен. – Радогор не смог сдержать обиды. – Не веришь, попытай моего врана, вещую птицу. Не сорока, по пусту не болтает, и душой кривить не станет.
Вран словно только этого и ждал. Свалился из поднебесья, камнем пролетел между кронами деревьев и примостился на плече Радогора. Долго топтался, старчески брюзжа, прежде чем не устроился основательно и задрал голову навстречу взгляду лешего.
-К – р – а…
Леший затих, застыл в неподвижности, что, впрочем, не потребовало от него особых усилий. Долго, с напряженным вниманием заглядывал в глаза врана, затем еще дольше молчал, отвернувшись от них, прежде чем заговорил. Но не с ними, а с враном. И вран с натугой, медленно выдавливая слова, к немалому удивлению Влады, отвечал ему. Прислушалась, даже ухом в их сторону повернулась, но понять не смогла не единого слова.
-Древний язык. – Услышала она голос Радогора. – Когда то, очень и очень давно все люди умели изъясняться на нем. А враны и сейчас говорят на нем. Но, думаю, не все.
Ждать, пока закончится эта странная беседа, пришлось долго
-А что ты хочешь? - Снова услышала она уважительный голос. – Живут неспешно. И, спрашивается, куда им спешить? Начала жизни не помнят, конца ее не ведают. Пока жив на земле хоть один уголок леса, будут жить и они. И мысли потому у них такие же не спешные, обстоятельные. На каждую со всех сторон посмотрят, каждую на ладони, взвешивая, покачают.
Радогор смотрел на них и говорил с заметной завистью.
-А не так, как мы, люди. Для них наша суетная жизнь, мгновенье. Утренняя зорька с вечерней сливаются воедино.
Леший что – то проворчал или пробурчал сердито и затоптался на месте, совсем не любезно глядя на них.
Пока стоял и думал, корни успели в землю врасти и сейчас с треском выползали наружу, оставляя на их месте глубокие раны.
-Что не лживишь, вижу. Зелен еще для лжи. Опять же вран, которого без малого три века уже знаю, не каждому на плечо сядет. А где хитрость, не улавливаю. Сколько не вглядываюсь и крови не вижу, отроче. А поверить до конца не могу, уж прости.
Вран захлопал крыльями и тяжело снялся с плеча. Пролетел мимо хранителя леса и, звонко щелкая клювом, что – то прокричал на забытом языке.
Леший в ответ натужно вздохнул и заскрипел, поворачиваясь к нему.
-Я видел все, что хотел, мудрая птица.
И затопал, удаляясь от них, с усилием поднимая ноги и оставляя за собой глубокие борозды.
Радогор проводил его взглядом. По щекам разлился румянец стыда, а на губах появилась смущенная улыбка.
-Простодушен и доверчив, как дитя. Так стыдно, что аж пятки огнем горят. – И забоченно повернулся в седле. – Где же пройдоха бэр?
Но беспокоился о пропащем бэре напрасно. Бэр появлялся сам, всякий раз, когда о нем вспоминали. Появился он и сейчас. С громким ревом и визгом промолмился через кусты. И не один, а с целым роем пчел над головой. Один глаз заплыл, на черном влажном носу сидело сразу по – дюжины пчел, а еще несколько устроились на нижней отвисшей губе. Бэр отчаянно мотал головой и скреб лапой, пытаясь таким образом избавится от своих мелких, но злобных мучительниц. Увидел Радогора и с жалобным воем покатился к нему.
Радогор предусмотрительно спятил жеребца, а Влада то же самое успела сделать еще раньше. И теперь с бабьей жалостью следила за муками бурого обжоры, который безуспешно пытался отбится от этой кровожадной мелочи.
-А поделом тебе, сластена. Сколько раз тебе говорили, что нельзя безобаразничать. – Засмеялся он, глядя на скорбную морду бэра, и бросил поводья Владе. – Придется спасать.
Ягодка ревел во все горло, отбиваясь лапами от, облепивших его, пчел, и смотрел на Радогора одним глазом. Не обращая внимания на яростное жужжание пчел над головой, присел перед мордой бэра и бережно снял прилипших к его, перемазанной медом, шерсти, пчел. К удивлению Лады ни одна из них даже не попыталась к нему приблизиться.
«Слово знает». – Догадалась она.
А Радогор приподнял веко искалеченного глаза и ногтями вытянул жало. Потом еще одно.
-День, другой походишь с одним глазом, а потом проморгаешься. А впредь наука будет. Хотя вряд ли. – И погладил Ягодку по круглой щеке. – Прощаться надо, брат. Дальше тебе с нами нельзя.
И притянул его заа шерсть к себе.
-Не скучай. Хочешь, живи здесь. А нет, возвращайся к подруге. Хуже не будет. И брюхо полное.
Бэр притих, словно обдумывая его слова, а потом жалобно, по щенячьи, заскулил.
-Нельзя, брат. Потеряться можешь… Пропадешь.
Пчелы, повисев над ними, улетели, все еще рассерженно ворча. И Влада, осмелев, выпрыгнула из седла и подбежала к Ягодке. Наклонилась к нему и прижалась лицом к перемазанной медом, морде.
-Спасибо тебе, храбрый бэр. Если бы не ты, может, и в живых бы не было. – Прошептала она. – Сколько жить буду, столько помнить буду это. Позволят боги вернуться, найду тебя. До самой смерти в холе и ласке жить будешь.
На глазах выступили слезы.
А бэр заскулил еще громче.
Но Радогор уже разбирал поводья.
-Тебе, дружище, все борти оставляю. Владей. Ты же береги дедово жилище. Больше не на кого оставить.
И взглядом поторопил Владу.
-Все, попрощались. – Тихо сказал он, глядя в сторону. Больше нас здесь ни что не держит. А что впереди нас ждет, посмотрим.
Влада все еще оглядывалась на оскорбленно ревущего бэра и попробовала сделать попытку вступиться за несчастного Ягодку. Но когда осмелилась, он был уже далеко вперреди. И останавливаться, чтобы подождать его, не помышляет. Ткнула Буланку пятками в бока и понеслась следом Бэр отчаянно взвизгнул и, забыв про ослепший глаз. Припустил вдогонку, смешно вскидывая просторный за и загребая траву передними лапами.
К вечеру деревья стали заметно реже, а лес, не смотря на сумерки, светлее.
-Отвернем в сторону и остановимся. – Сказал он, отвечая на ее немой вопрос.
-Поле? – Догадалась она, и с опаской посмотрела в сторону опушки, до которой было еще скакать и скакать.
-Поле… - Хмуро подтвердил Радогор, выпрыгивая из седла. И потрепал бэр за загривок. – Ладно, пройдоха. Переночуй с нами, а завтра возвращайся домой. И без вопросов! Рассержусь.
Говорил неохотно, с трудом выдавливая из себя каждое слово. Во рту, будто кислицы объелся. Аж язык обжигает. В ушах шумит и кровь в висках колотится так, что сам ее стук слышит. И в мозгу сумятица, как голиком, которым золу из печи выметают перед тем, как хлеб садить, кто прошел. Голова и тело живут по отдельности и узнавать друг друга не желают. Перед глазами муть плывет, густая и липкая. То дедко Вран, живой и здоровый, что – то говорит ему, строго хмуря брови на не нашем языке. Потом, вдруг, спохватится. Де, не мало дорог исходил, не мудрено и спутать. А то… не к ночи бы такое видеть!
С усилием повернул голову и сплюнул через левое плечо. Образ стал яственней, медленно наплывая на него. Отчетливо проступило белое, без кровинки лицо, изумительной,не здешней красоты под черной, низко опущенной накидкой. Отбросила накидку на плечи и черные, как враново крыло. Волосы рассыпались по слечам и груди. На манящих губах появилась легкая, почти неуловиая улыбка.
-Не плюй, воин Ольх. Попадешь ненароком, могу и обидеться.
Отшатнулся назад, споткнулся и повалился на спину. Живому такое увидеть, добра не жди!
-Или не признал меня, воин?
Улыбка стала отчетливей, а в голосе появилась явная насмешка.
-Как не признать? Признал. – С трудом выговорил он. – За мной пришла? Так, вроде, не убит, не ранен.
-Значит, все забыл. Не помнишь…
-А должен? – Хотел бы скрыть невольную расстерянность, а не получилось. Спросил первое, что на ум пришло.
-Может, и не должен.Я же говорила, дорога сама приведет куда надо. Вот уж и меч за спиной. Не обманулась сестрица Макошь в тебе, Ольх. Все сошлось.
Вечная тьма закрыла и лес, и Владу, и бэра. Только она, чье имя лучше не поминать вслух. И ее напевный и немного усталый голос. И почему Ольх, когда лишь Влада помнит это, всеми забытое, имя? А больше и не кому.
