Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
— Что, что… Реву! — угрюмо буркнул тот и отвернулся. Хлюпнул носом. — Уйди. Оставь меня! Чего тебе с другими не сидится?
Травник протянул к нему руку. Коснулся плеча.
— Кай, я…
— Нет! — вдруг тихо вскрикнул тот и вжался в стену. Расслабился. — Не надо, — сказал он уже тише. — Это имя… Я не хочу его. Оно холодное, пустое! Оно не отзывается в душе… Как будто сердце стало изо льда! — он потряс головой. — Оно… не мое!
Он умолк и лишь сидел, размазывая слезы по щекам. Жуга огляделся, перевернул пустую корзину, уселся на нее и стал ждать, понадеявшись, что тот вскоре заговорит опять. Так оно и вышло.
— Я не знала… — запинаясь и глотая слезы, говорил Кай. — Я не знал, что это так больно… так обидно — сделаться никем. Я не знал… не думал, что имя так много значит! Я… теперь не Герта. А кто я? — он поднял к травнику заплаканное лицо. — Кто?
Жуга помедлил и слез с корзины. Сел рядом с Каем на пол у стены. Протянул руку. Кай напрягся, но затем сам придвинулся ближе и привалился к его плечу. Вздохнул. Вскоре он уже перестал вздрагивать и успокоился.
— Знаешь, — медленно сказал Жуга, — до встречи с тобой я как-то не задумывался, что вовсе не обязательно на самом деле быть мужчиной или женщиной. Достаточно просто убедить в этом себя. А вот когда удается убедить в этом и других, то… плохо дело.
Он умолк, не зная больше что сказать, и лишь теребил его короткие темные волосы. Вздохнул. Ощутил, как пульсирует кровь под коленками, где стягивали ноги ремешки сапог, рассеяно подумал, что руки все еще пахнут жареным луком. Мысли разбегались. В душе его были смятение и пустота. Он огляделся. «Яд и пламя, — подумал он, — что я делаю? Что я здесь делаю?»
Кай молчал.
И Герта молчала.
И травник тоже молчал.
Иногда бывает очень трудно протянуть друг другу руку через тьму.
— Говори со мной, — попросил Жуга.
— О чем? — всхлипнул тот. — Я не знаю, что сказать…
— О чем угодно. Расскажи о себе. Что ты делал у Хедвиги?
— Учился… Я… Она была не злая. Просто я был ей очень нужен, она хотела, чтобы я была… чтоб я был лучше всех. Мне нельзя было ни с кем разговаривать, кроме нее, она хотела, чтобы я не думал ни о ком… Знаешь, однажды я сделал из тряпок куклу и говорил ей, говорил, рассказывал… рассказывал… А она отобрала ее и бросила в огонь, а меня опять посадила в подвал… Она сказала — никому нельзя… А я и там рассказывал. Бочонкам. Кирпичам. Ошейнику. Рукам. У меня никого не было, и только потом, когда Золтан догадался…
Он умолк и хлюпнул носом.
— Не прогоняй меня. Пожалуйста.
Он замолчал опять, и Жуга внезапно понял, почему забрался Кай в эту кладовку, где не было ничего, где было тихо и темно и все так походило на старый подвал в его доме, где каждый камень знал его слова. Он понял, почему осталась невыломанной ржавая цепь и почему именно подвал охраняло самое страшное сторожевое заклятие из всех, что были в доме.
Мастер не уходит, не передав свое умение ученику.
А если у него не хотят учиться?
Травник снова огляделся. Ему было больно. Нестерпимо больно.
Что он рассказывал, о чем он говорил здесь этим продавленным корзинам и разодранным сетям?
«Убил бы, — с каким-то мрачным исступлением подумал Жуга. — Взбесившаяся баба… Нет, ей богу убил бы!..»
Кай вдруг вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее, словно ребенок на руках. В каком-то смысле он и был ребенком — глупым, необученным. Маг, силой и умением превосходивший всех, кого когда-то знал Жуга; какой бы взрослой женщиной он ни был, мужчина в нем остался тем мальчишкой, которого украла с улицы Хедвига де ла Тур. Жуга отдавал должное силе его характера, но лишь теперь понял, что никогда не интересовался состоянием его души. И сейчас не знал, как поступить.
— Мне бы такого друга, как ты, — пробормотал вдруг Кай негромко.
Жуга помедлил. В этот момент ему было плевать на все фигурки и все доски эльфийского Квэндума, сколько бы их в этом мире ни было.
Ему было на все плевать.
— Он у тебя есть, — сказал он.
В щель между неровно приколоченными досками сочился красноватый отблеск от огня. Шум в доме Торкеля уже утих, костер догорал, большинство варягов уже дремали, утомленные дорогой, холодом и пивом. Вильям за стенкой смолк, некоторое время бездумно перебирал струны, как будто пытался уловить общее настроение, а затем тихонько запел.
Спи. Земля не кругла. Она
просто длинна: бугорки, лощины.
А длинней земли — океан: волна
набегает порой, как на лоб морщины,
на песок. А земли и волны длинней
лишь вереница дней.
И ночей…
— Я буду звать тебя — Хансен, — сказал Жуга. — В конце концов ведь это имя принадлежит тебе и ничего не меняет… Ты согласен?
Последовал молчаливый кивок. Жуга помедлил и отцепил от пояса нож Морна в кожаном чехле.
— Когда дают имя, положено что-нибудь дарить. У меня сейчас нет ничего, чтоб тебе подарить, кроме, пожалуй, вот этого ножа. Возьми.
Тот несколько неуверенно сжал подарок в кулаке. Снова кивнул.
— Вот и ладно, — вздохнул Жуга. — А теперь — спи.
Постепенно Кай и в самом деле уснул. Травник и сам начал клевать носом, как вдруг настороженно вскинулся. В темноте кладовки, возле самых дверей вдруг возникло шевеление. Жуга напряг зрение и потянулся к поясу. Нащупал пустоту — нож лежал у Кая на коленях. Движеньем быстрым, как бросок змеи, Жуга схватил истертый клинок и вгляделся в темноту. Еще через мгновение мрак сгустился и проступили очертания человеческой фигуры.
— Точишь коготки, Лисенок?
Травник опустил уже занесенную руку.
— Опять ты…
Олле сложил свой зонт, невозмутимо стряхнул с него невидимые капельки воды, одно короткое мгновение созерцал обоих, затем вздохнул.
— Ну, — хмуро сказал Жуга, — что ты посоветуешь теперь?
Канатоходец осторожно уселся на корзину. Наклонил голову.
— А что тут посоветуешь? — сказал он. — На словах все легко. Но правда заключается в том, что легко не будет. Хотя бы однажды нужно отказаться от имени, чтобы его обрести.
— Перестань говорить загадками.
— Загадки, отгадки, — хмыкнул Олле. — Ты ведь не дурак, и понимаешь, что это — две стороны одной монеты. Считай, что я говорю догадками. В конце концов, эльф правильно сказал — когда спускаешься в ад, держись за чью-нибудь руку.
— Сгинь, — сказал Жуга.
И Олле сгинул.
— Так стало быть, ты снова встретил Хальгрима.
Жуга, уже наполовину задремавший, вскинул голову и проморгался. Навострил уши: говорили совсем рядом, за дощатой стенкой кладовой. Хриплый голос принадлежал Торкелю. Через мгновение заговорил второй.
— Да, и уж теперь я за Эрика расквитался.
Жуга напрягся: Яльмар.
— Ну, тогда моя душа спокойна, — вздохнул тот. — Недаром, значит, я закрыл ему глаза. * Однако кто бы мог подумать, что Хальгрим тогда уцелел! Живучий, как змея… Надеюсь, ты ему вырезал «орла» на спине? *
— До того ли было! Он напал на нас, а мы оборонялись.
— И победили.
— И победили. Боги помогают сильным.
Последовало непродолжительное молчание, прерываемое бульканьем и гулкими глотками.
— А-ах… — выдохнул Яльмар. — Хорошее у тебя все-таки пиво, братец. Замораживал?
— А то как же! В аккурат, как ты тогда советовал. Возьмешь с собой?
— А дашь?
— Что за вопрос! Конечно, дам. Сколько бочонков?
На мгновение Яльмар задумался.
— Пять будет мало, — рассудительно проговорил он, — десять — пожалуй, много… Девять возьму.
— Ну, девять, так девять. А за подарки спасибо. Особенно за эти твои стекляшки-кружки. Славная штука. В жисть не думал, что у пива этакий приятный золотистый цвет… Когда отплыть решил?
— На днях, как погода наладится.
— Гномы, дракон… — задумчиво проговорил Торкель. — Странная компания для викинга. А этот, рыжий… Кстати, где он?
25
«Недаром, значит, я закрыл ему глаза.» — по обычаю викингов закрывший убитому глаза тем самым давал клятву отомстить за его смерть.
27
«Мы с ним под дерном не ходили и на топоре не клялись…» — обычные у викингов обряды побратимства.