Собирающий облака - Рассел Шон (читаем книги бесплатно txt) 📗
Суйюн прижался к ее лбу своим.
— Стихотворение — то, чего он желает, — серьезно сказал монах.
— Но что я могу написать? Какие слова послать Учителю?
— Не важно. Напиши о закате или становлении Императрицы, о твоем садике. Важно, что это от тебя и подписано твоим именем.
— Суйюн-сум, это необычная просьба, если не сказать больше.
— Я прошу слишком много?
— Нет. Если стихотворение — то, чего ты желаешь, я попробую написать о том, кто достиг просветления.
Суйюн прижал Нисиму к себе, потом, к ее удивлению, отпустил, указав на рабочий столик.
— Ты же не ждешь, что я сейчас же начну? Ведь нет, Суйюн-сум, мне надо подумать.
— Тебе не нужно время думать. Трех строчек достаточно. Рискну предположить, что этого будет довольно.
Он снова улыбнулся, и Нисима начала сомневаться, серьезно ли Суйюн говорит.
Встряхнув руками, Нисима повернулась к столику и начала готовить чернила. Сделав это, почувствовала, как пальцы Суйюна начали исследовать заколки, державшие ее волосы. Хотя это не давало сосредоточиться, Нисима не просила его остановиться, ибо для нее это был знак близости, которую, она надеялась, Суйюн когда-нибудь почувствует.
Волосы упали на плечи и каскадом рассыпались по спине, вызвав у нее улыбку.
— Ты не сосредоточилась, — прошептал ей в ухо Суйюн. — Учитель будет разочарован.
— Должна сказать тебе, ты не помогаешь мне. Он рассмеялся:
— Я уйду и позволю тебе спокойно работать.
— Вот уж нет! Ты должен сидеть рядом и пытаться не слишком отвлекать меня.
— Я буду спокоен, как камень, — пообещал Суйюн, и Нисима поняла, что он улыбается.
— Лучше, если будет больше, чем три строки.
Она призвала всю силу воли, взяла мелованную бумагу и обмакнула кисть в чернила.
Немногие лета без перемен
Успокоили мысли.
И потом в один день
Мир перевернулся.
Появились герои,
И легенды ожили.
Все изменилось:
Война стала миром, отчаяние — радостью,
Живые умерли
И снова возродились.
— Ты закончила? — спросил Суйюн.
— Закончила? Я только с трудом начала.
— Дай посмотреть, — сказал монах и наклонился над ней, чтобы прочитать. — Ниси-сум, отлично.
— Это ужасно. Мне нужны часы, чтобы сделать это поэмой.
— Нет, не меняй ни слова. Стихотворение я отдам Учителю. Подпиши, как я просил.
— Но, Суйюн-сум, мне будет стыдно, если кто-то увидит это. А ты просишь подписать. Это невозможно.
Суйюн положил руку ей на плечо.
— Учитель — не кто-то. Не меряй его по стандартам Империи. Пожалуйста, подпиши.
Покачав головой, Нисима сделала как он просил.
— Теперь запечатай, — инструктировал Суйюн.
Не сопротивляясь, Нисима сделала так, как ее просили, и отдала свиток в руки Суйюну.
— Надеюсь, твой Учитель не подумает о бедной Императрице как о поэте.
Суйюн улыбнулся, пряча стихотворение в рукав.
Ночь становилась прохладной, как бывает поздней весной. Нисима подошла, прикоснулась к запястью Суйюна, потом провела рукой по рукаву, чувствуя и там тепло.
— Теперь ты должен проявить ко мне милость, — сказала она.
— Я твой слуга, — серьезно ответил он.
Поднимаясь, Нисима потянула его за собой и прошла во внутреннюю комнату. Отбросила штору и вошла в спальню. Здесь не было света, только звезды освещали полумрак.
Отпустив руку Суйюна, Нисима развязала пояс. Монах помог развернуть верхнюю мантию, пока она не осталась в легкой сорочке из шелка. Нисима почувствовала, что мучивший ее вопрос отступил под натиском желания. Когда она добралась до пояса Суйюна, пальцы ее не слушались, дыхание сбилось. Отбросив одеяла, они почти упали на кровать. Нисима скинула сорочку и прижалась к Суйюну.
— Если ночью ты перестанешь сопротивляться мне, — прошептала она, — уверена, ты не будешь так торопиться уехать. Ты должен провести здесь еще несколько дней.
— Боюсь, что так, — ответил Суйюн.
Они лежали близко еще мгновение, потом Нисима поняла, что не у нее одной перехватило дыхание. Она поцеловала Суйюна в уголок глаза, и его губы нашли ее. В первый раз он вернул ей поцелуй, Нисиме показалось, что она чувствует что-то необычное, словно ей открылось нечто неизведанное. Голова закружилась. Поцелуй длился вечность, а кожа оживала под прикосновениями юноши, чего раньше никогда не было. На нее словно обрушился сильный поток эмоций, энергии и Ши. На секунду Нисима запаниковала, но волна нежности заставила ее забыть об этом, и она целиком отдалась чувствам.
Много времени спустя Нисима лежала, греясь теплом своего возлюбленного.
— Я не хочу спать. Хочу говорить обо всем, что в моем сердце, хотя не знаю, с чего начать и где найти слова.
Суйюн поцеловал ее в шею.
— Нет слов. Все сказано.
Несмотря на то что ее желание не прошло, у нее не было сил, и Нисима погрузилась в спокойный мечтательный сон.
Ветер играл ее волосами и наконец разбудил. Было раннее утро, но уже светало. Нисима лежала еще мгновение, не желая выбираться из сонма воспоминаний и удовольствий. Потом повернулась, чтобы найти любимого.
Но Суйюна не было. Где… начала она спрашивать себя, но ответа не последовало. Спрятав лицо в одеяло, Нисима замерла, словно движение могло разрушить видение вчерашней ночи. Если бы она могла не шевелиться…
Раздался звон колокола. Нисима открыла глаза. На столе у кровати лежал парчовый мешочек, в котором помещалось что-то угловатое. Она села и нашла голубую изящную морскую раковину, внутри был прикреплен белый листок, который нельзя было достать. На нем написан один иероглиф, который означал «Та, кто возрождает».
«Мое сердце разобьется, — поймала Нисима себя на мысли, — мое сердце действительно разобьется».
Поставив раковину на подушку, Нисима взяла парчовый мешочек, открыла его и нашла там гладкую деревянную коробочку.
Лепесток Удумбары, поняла она. Минуту Нисима не знала, что делать, но потом с огромной осторожностью отложила коробку в сторону и встала с кровати. Выбрала себе платье, надела его, завязав пояс. Взяв коробку в руки, вышла на балкон.
Нисима оперлась спиной о перила и заставила себя успокоиться. Дыхательные упражнения, которым научил ее брат Сатакэ, должны помочь.
Наконец, когда дух ее немного успокоился, когда боль от ухода Суйюна превратилась в сладкую грусть, она открыла коробочку.
К огромному удивлению, внутри Нисима нашла не священные лепестки, а белую бабочку с бледно-пурпурными крапинками на крылышках. Она медленно взмахнула крыльями и взлетела. Сделав круг над балконом, вылетела в сад и скоро исчезла из виду. Нисима долго смотрела ей вслед, надеясь на последний взмах, но бабочка не появилась. Девушка облокотилась на колонну и закрыла глаза.
«Мое сердце одновременно разбито и полно радости, — говорила она себе, — я не знаю — плакать или смеяться».
Открыв глаза, Нисима поняла, что на шелковом дне деревянного ящичка лежит бумага, украшенная лепестком синто. В сердцевине бумажного цветка Нисима увидела иероглифы, выведенные красивым почерком Суйюна.
ЗА ЭТИМ БУДУЩИМ БУДЕТ ДРУГОЕ, В КОТОРОМ НАС НЕ СМОГУТ РАЗЛУЧИТЬ.
Нисима подумала о бабочке, вылетевшей из ящичка, и улыбнулась.
— То, чего никто никогда не ожидает, — рассмеялась она и смеялась до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.
Гвардейцы провели Императрицу по тропе среди камней, остановились у простых деревянных ворот с маленькой аркой и черепичной крышей. Очень быстро один из солдат прошел в ворота; когда он вернулся, четверо других последовали за ним. Гвардеец поклонился старшему офицеру, который в свою очередь встал на колени и поклонился Императрице. В саду было безопасно.
Нисима прошла в открытые двери и услышала, как они закрылись за ней.
«День прощаний», — сказала она себе.
Несколько шагов — и Нисима остановилась, оглядев огромный лагерь кочевников на севере. Она знала, что его там нет, но глаза по привычке искали среди тысяч крошечных фигур одну, пока Нисима не заставила себя отвернуться. Еще несколько шагов — и она оказалась у гробницы. Нисима опустилась на мат, расстеленный специально для нее. На камне было высечено имя «Симеко».
