Цивилизация статуса (сборник) - Шекли Роберт (читать книги .TXT) 📗
— А я буду сопровождать тебя на Планету Игр или куда бы ты ни направился, — сказал Тома. — Мы, роботы-пауки, очень верные существа.
— Ну что ж, — вздохнул граф Сфорца. — Пусть будет так. Я оплачу твои расходы, Сальваторе. Это самое малое, что я могу сделать для того, кто спас человечество от гнусных махинаций тупарей.
Так оно и случилось.
Вскоре Сальваторе отправился на Планету Игр, и с ним отправился верный Тома. Сальваторе не знал, какое решение он примет через год. Об этом можно будет подумать попозже. А пока что его ждали новые замечательные игры, и этого было достаточно.
В стране чистых красок
В самой форме предметов уже заложена некая особая информация. Во всем здесь, на Калдоре V, чувствуется тревожащая душу иррациональность. Ну, например, почему вон той горе — Унгдор, кажется, так ее здесь называют? — почему ей понадобилось иметь форму перевернутой вверх ногами пирамиды? И почему деревья в лесу — а некоторые из них толщиной футов в десять — все лежат на земле? И почему эти птицы — ужасно похожие на сорок — строят свои гнезда буквально в воздухе и им без конца приходится сменять друг друга, чтобы поддерживать эти гнезда? И почему облака здесь то и дело изгибаются дугой?
Это еще только самые очевидные загадки. И у каждой внутри спрятана по крайней мере еще одна. Я полагаю, всему этому можно найти рациональное объяснение и даже предсказать грядущие метаморфозы, но мне подобное знание не дано.
В данный же момент меня больше всего интересует следующее: почему зеркала на планете Калдор V не отражают того, что просто-таки должно в них отражаться?
Надо сказать, я частенько чувствую себя здесь не в своей тарелке. Дело в том, что благодаря механогипнозу я могу разговаривать на трех основных языках Калдора, но совершенно не в состоянии воспринимать смысловые нюансы речи аборигенов. (Та же беда у меня на Земле с испанским.)
Мы, земляне, привыкли считать, что речь — это мысль, заключенная в словесную оболочку, что предложения — это обдуманные высказывания, обозначающие некие вполне конкретные действия, пожелания, ощущения и так далее; что слова имеют строго определенный смысл. Хотя это не всегда так даже на Земле. А уж здесь, на Калдоре, и подавно. И здесь слова имеют конкретный смысл, однако служат совсем иным целям.
Здешняя речь исключительно уклончива. Впрочем, самим-то жителям Калдора, я полагаю, она кажется абсолютно логичной и естественной. И для них не составляет никакого труда понять собеседника. А мне приходится прилагать для этого титанические усилия, причем здесь подобные усилия нужны во всем, что несколько утомительно. Ничто не дается легко, ничего ни понять, ни взять просто так невозможно.
Проблемы у разведчиков-первопроходцев всюду одни и те же. Во-первых, выжить на чужой планете. И во-вторых (что непосредственно связано с первой проблемой) — не утратить рассудок. Неуверенность всегда влечет за собой и склонность к преувеличениям. Пожалуй, самой большой опасностью на чужой планете является постоянное ощущение тревоги.
Серьезную проблему представляет собой и так называемый культурный шок. Информационная перегрузка порой просто невыносима. В таких случаях люди либо отключаются и вообще перестают что-либо замечать и регистрировать новые факты и явления, либо делают это крайне торопливо и невнимательно.
Влияет подобное состояние — причем влияет поистине катастрофически! — и на способность принимать решения. Нужно учитывать слишком много не поддающихся учету мелочей, выбирая решение среди невероятного количества возможных, — и все это на основе крайне недостаточной информации.
В итоге порой наступает некий паралич воли. Вплоть до того, что не можешь решить, как приготовить яйцо — сварить или поджарить в виде яичницы. И ничто не должно тебе мешать, пока ты делаешь столь важный выбор! А когда наконец его сделаешь, то чувствуешь, что силы на исходе и тебе уже совсем не до еды.
Мне казалось, что исследование чужой планеты — это как бы просмотр необычного фильма, наблюдение за чужими действиями со стороны. К этому я был готов; однако я не учел того, что непременно и сам стану участником происходящих событий, а не просто зрителем.
Ланея зашла ко мне сегодня просто так. Во всяком случае, я ничего особенного в этом не усматриваю. Меня ее присутствие одновременно тревожит и успокаивает. Я уже отчасти привык к ее анатомическим особенностям. Правда, исключительная гибкость Ланеи (она свойственна почти всем калдорианцам) все еще представляется мне чудом. Порой кажется, будто эта девушка вообще лишена костей! Особенно гибкие у нее руки, ноги и шея. Она, например, может запросто повернуть голову на 180 градусов и посмотреть, что у нее за спиной. Я уже просил ее не делать этого в моем присутствии.
Есть все основания предполагать — хотя сам я еще не успел в этом удостовериться, — что тело Ланеи, скрытое одеждой, почти такое же, как у земных женщин.
Интересно, предоставится ли возможность выяснить это лично? Нет, мне явно следует выбросить эти мысли из головы…
У Ланеи удлиненный овал лица, изящные правильные черты — по земным меркам она просто красавица. Есть в ней, пожалуй, что-то азиатское. Самое смешное — на Земле никто никогда не воспринял бы ее как женщину «экзотической» внешности. Она была бы там совершенно незаметна в толпе и выделялась бы разве что походкой — волнообразной, плавной, порой вызывающей неприятные ощущения, а порой весьма возбуждающей.
Нет, внешность у Ланеи отнюдь не отталкивающая. Как раз напротив. Но вот душа ее мне совершенно непонятна…
Да и можно ли до конца понять женщину? По-моему, нет. А что вы скажете, если женщина эта — еще и инопланетянка?..
Да что уж тут скажешь! Но что все-таки Ланее было от меня нужно? С ее точки зрения, я, должно быть, полный урод — как внешне, так и внутренне…
Дерниху, видимо, лет пятьдесят; это высокий худощавый человек, держится с достоинством, имеет постоянную должность в Совете. Сегодня он зашел и все пытался о чем-то предупредить меня. Я так и не понял, о чем именно (несмотря на все мои и его усилия). И выяснить так и не смог, как ни старался. Похоже, речь не идет о чем-то опасном; и все же вряд ли такой умный и такой занятый человек стал бы тратить время и силы лишь на пустые разговоры о неведомой опасности, якобы грозящей миру.
Я-то лично абсолютно никакой опасности не ощущаю. Что же он все-таки имел в виду?
У Дерниха всегда такая витиеватая речь… Возможно, он вообще говорил о чем-то совсем ином? Такое ведь бывало уже не раз. Это один из недостатков здешнего языка — с моей точки зрения, разумеется. Если пропустишь хотя бы одно из ключевых слов или особую интонацию, то смысл сказанного полностью меняется. Предложения, которые начинаются с определенного набора гласных, например, вообще не должны пониматься буквально. В подавляющем большинстве это чисто метафорические высказывания.
Так что, возможно, я чего-то и недопонял в речи Дерниха. Бог его знает, сколько я еще их пропустил, этих тонкостей, и какими неверными заключениями в результате пользуюсь при работе здесь!
И все же очень хотелось бы знать, реальна ли та опасность, о которой упоминал Дерних!
