Бремя чести (СИ) - "Darling Jen" (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
— Спасибо вам, — тихо молвила госпожа Сакара, отворачиваясь и украдкой вытирая глаза.
— Есть одно небольшое «но»! — сказал Рапен, поднимая палец вверх. — Меня ждут в Вусэнте, а больному необходим правильный уход. При всем моем к вам уважении, вы не сумеете должным образом менять повязки и обрабатывать рану. Поэтому я, скрепя сердце, оставляю здесь Милину. Она неотлучно будет находится у постели Экроланда и, уверен, не пройдет и дюжины дней, как поставит его на ноги.
Госпожа Сакара стремительно подошла к камину и опустилась у кресла, в котором сидела девушка, на колени.
— Голубушка, в Медовых Лужайках ты — самая драгоценная гостья. Я буду относиться к тебе лучше, чем к собственной дочери, клянусь Талусом!
— Прошу вас, встаньте, — слабым голосом проговорила Милина, изрядно смущенная горячностью старухи. — Для меня честь ухаживать за таким благородным рыцарем.
Оглянувшись в поисках спасения на Рапена и увидев, что тот полностью занят второй ногой, она торопливо вскочила и сказала:
— Благодарю вас, я передохнула и теперь хотела бы взглянуть на других раненых.
— Я провожу вас, госпожа, — тут же откликнулся Престон.
***
Дженна открыла глаза и в первое мгновение не смогла понять, где находится. Но вот перед ней в темноте проступили смутные очертания потолочных балок, а откуда-то снизу донеслось тихое посапывание. «Я в комнате Аткаса, — вспомнила она и поежилась. — Какой страшный сон мне приснился»…
Особенно ужасны были вопли на всем протяжении ее сна. Ей казалось, что это вопит ее отец, размахивая розгами и разыскивая дочь. Но, приглушенный стенами, тут же раздался другой крик, на сей раз наяву.
И мгновения не прошло, как Дженна была на ногах. С вечера она не переодевалась, поэтому ей не пришлось разыскивать в потемках одежду. Единственное, чего она сейчас желала — это убедиться в том, что Экроланд пережил эту ночь. Приехал ли Рапен? И если да, то не слишком ли поздно?
Она выбежала в коридор и нерешительно остановилась. Из столовой доносились голоса. Прислушавшись, она узнала всех, даже Милину, которую видела лишь раз в жизни.
«Я должна собственными глазами увидеть, что с Эри все в порядке, — решила девушка. — Милина туда не пойдет, поэтому у меня есть немного времени. И госпожа Сухарь меня тоже не увидит. Да старуха небось умирает, хочет спать! Она же всю ночь на ногах»…
Миновав коридор, девушка на секунду прислонилась к двери, ведущей в покои Экроланда, а потом резко рванула на себя ручку.
Дженна вошла в затемненную комнату и нерешительно остановилась. Она впервые была в спальне Экроланда, и эта мысль на секунду смутила ее. Все ставни были плотно прикрыты твердой рукой госпожи Сакары, заявившей, что раненому может повредить освещение. Но сквозь щели все равно просачивался розоватый утренний свет, мягкими полосами ложился на ковер и растворялся в глубине комнаты.
На широкой кровати разметался рыцарь. В бреду он сбил одеяло с груди, скомкал его в ногах. Плотные повязки укутывали часть лица, пострадавшую от удара палицей. То и дело Экроланд тянул руки к носу, но, коснувшись пропитанной кровью ткани, убирал их прочь и стонал от боли. Временами он открывал глаза, совершенно безумные, обводил невидящим взглядом комнату и пытался привстать, тут же бессильно падая обратно.
Стараясь не потревожить шумом больного, Дженна, мягко шагая по ковру, прошла к кровати и медленно опустилась на стул. С жалостью посмотрела на мечущегося рыцаря и осторожно взяла его за руку. Пальцы Экроланда были горячие, словно в его жилах текла расплавленная сталь.
— Милина скоро придет, — негромко сказала девушка, надеясь, что ее слова дойдут до воспаленного сознания. — Потерпи чуть-чуть. Она готовит целебный бальзам.
Поправляя подушку, Дженна случайно коснулась волос рыцаря. Обычно такие славные, золотистые, сейчас они свалялись в бурые колтуны. Она сморгнула слезы и еще раз пожала охваченную жаром руку, хотела было сказать еще что-нибудь утешительное, как вдруг Экроланд заговорил. Дженна впервые слышала такой голос — полный холодного гнева, скрипящий, некрасивый:
— Презираю, — проговорил вначале он негромко, но затем его голос окреп. — Презираю, презираю!
Воспаленный рот искривился, в уголках губ запузырилась кровь, и рыцарь закашлялся. Дженна нерешительно взглянула на дверь. Позвать на помощь? Ее взор вновь переместился на рыцаря, такого слабого, такого больного.
— Шлюха, портовая шлюха! — в голосе бредящего Экроланда сквозило возмущение, и опять — эта странная ярость. Дженна в тревоге склонилась над ним, погладила пылающий лоб и пробормотала слова успокоения, но рыцарь не унимался.
— Дрянь-девка, последний разлив. Чего ты хочешь — порт! — внезапно его тон изменился, и своим всегдашним, ровно-благодушным голосом Экроланд без запинки продолжал, — конечно, Эста. В Медовых Лужайках ты найдешь кров и хлеб. Оставайся, тебя никто больше не обидит. Обещаю!
Тело рыцаря изогнулось дугой, и он почти выплюнул в лицо ошеломленной Дженне:
— А я свое слово держу! Я честный! Честный!
Дженна в испуге отшатнулась, но тут же пересилила себя и придвинулась ближе, ловя размахивающие в пустоте руки и с немалым трудом укладывая рыцаря обратно на подушки. Худо ему, ох худо! Скорее бы Милина заканчивала свое снадобье.
Загремел и упал с прикроватного столика кувшин, снесенный рыцарем. Его губы продолжали что-то шептать, иногда он начинал бормотать, но слова разобрать было невозможно. Тут он резко повернул голову к стене и ясным голосом произнес:
— Ты трус, ясно? Трус и мерзавец, каких поискать. Ничего путного из тебя не выйдет. Прав был Сегрик, тысячу раз прав! Ты — ничтожество, Аткас, и даже Свардак тебя не перевоспитает! Но долг превыше всего… Боги, эти все мысли, как много мыслей, у меня голова уже пухнет от мыслей… Долг, я теперь всем должен!
Дженна наморщила лоб. Она перестала вообще чего-либо понимать. Аткаса в комнате, конечно, не было, но почему Экроланд к нему обращается, да еще и с такими обидными словами? Жаркая рука схватила ее запястье, она даже вздрогнула от неожиданности. Рыцарь смотрел прямо на нее, а сквозь повязку на лице просачивалась и падала на белое белье кровь. Глаза у рыцаря были хуже, чем у самого последнего сумасшедшего, но мгновениями в них вспыхивало осмысленное выражение.
— Суэта, — протянул он опять другим тоном. Сейчас в нем были страсть и удивительная нежность. — Суэта, любовь моя! Почему все вокруг настолько плохо?
— Успокойся, Эри, — с тревогой сказала Дженна. — Тебе станет хуже, если ты будешь и дальше трепать языком. Помолчи, пожалуйста!
Рыцарь слабо улыбнулся и вдруг сжал ее запястье так, что хрустнули косточки. Дженна попыталась выдернуть руку, но он выкрикнул в ее сторону:
— Суэта! Твоя смерть изменила меня… О, как бы я хотел и далее оставаться в неведении! В блаженном, бездеятельном неведении!
Дженна прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Внутри нее разгорался жадный огонек любопытства. Она подавила в себе порыв остановить Экроланда, заставить его замолчать. Вместо этого она наклонилась еще ближе и положила прохладную ладонь ему на лоб. Экроланд заморгал, пряча под веками мутные глаза. На потрескавшихся губах появилась слабая улыбка.
— Суэта… — в его голосе разлилось блаженство, он откинул голову и попытался поцеловать ее руку. — Ты простила меня, правда?
— Да, — коротко ответила Дженна, чувствуя, что от волнения у нее начинает сбиваться дыхание.
— Я знал, что путь к искуплению будет долог, — поделился с ней рыцарь. — Но я знал также, что рано или поздно он завершится. Моя любовь, с твоим прощением я обрел крылья. Сколько лет ты снилась мне! Теперь мы никогда не разлучимся.
— Никогда, — протянула Дженна, подпустив в голос мелодичности, свойственной, по ее мнению, принцессам.
— Я так и знал, — рассуждал рыцарь, обратив лицо к потолку, — что твоя душа, заключенная в аслатине, получит свободу. Там, в Эстоке, ты освободилась, а сейчас пришла ко мне. Я должен был раньше догадаться и разломать свой меч! Прости же еще раз, — за недогадливость. Сколь же о многом хочу рассказать я тебе! Мне было тяжело, очень тяжело. Поверь, Суэта, это так сложно: быть кротким и смирным, безропотно сносить выпады Теллера, молчать о том, о чем умалчивать нельзя… Я чувствовал себя так, словно руками раздвинул себе ребра, вырвал прежнее сердце и вставил на его место иное, из чистого золота. Оно холодное и колючее, заставляет меня поступать так, как мне не свойственно. Мой же обет связал меня по рукам и ногам, я в западне!
