Проклятие демона - Сальваторе Роберт Энтони (первая книга .txt) 📗

— Вы говорите о правилах, а я смотрю, как вокруг меня умирает город, — горячился герцог. — За последние три недели я был вынужден удалить из дворца нескольких слуг и солдат. Чума пробирается и в наши укрытия. Слышите?

— Положение было бы еще хуже, если бы мы вышли из этих укрытий или допустили туда других, — заметил настоятель Браумин.

— Вы что, не слышите, что я вам говорю? — заорал герцог Тетрафель. — Розовая чума проникла в мой дом!

Настоятель Браумин внимательно поглядел на герцога, пытаясь выказать ему сочувствие и одновременно не отступить от жестких, но необходимых правил.

— Вам не следовало сюда приходить, — сказал он Тетрафелю. — А тебе, брат Талюмус, не следовало допускать его светлость в монастырь.

— За его спиной была целая армия, — возразил монах. — Они пригрозили…

— Разнести ваши ворота в щепки, — сердито договорил за него Тетрафель. — И мы бы это сделали. Мы бы открыли Сент-Прешес для всех.

Тетрафель подошел к единственному в кабинете окну и сорвал штору.

— Видите людей, что собрались под вашими стенами, настоятель Браумин? — спросил он. — До вас долетают их крики и стоны?

— Каждый крик и каждый стон, — совершенно серьезно, без малейшей тени сарказма ответил Браумин.

— Люди испуганы, — немного успокоившись, сказал Тетрафель. — Те, кто пока здоров, боятся заболеть, а те, кто болен… им уже нечего терять.

Браумин кивнул.

— По всему городу происходят стычки, — продолжал герцог. — Некому разгружать корабли, которые еще отваживаются заходить в нашу гавань. Крестьян, везущих в город провизию, грабят прямо у городских ворот толпы голодных. У больных чумой больше нет денег, чтобы заплатить за еду.

Настоятель Браумин внимательно слушал. Ему были понятно, почему герцог Тетрафель столь неожиданно и стремительно прорвался в Сент-Прешес. Чума продолжала бушевать в Палмарисе, опустошая город. Тетрафель вполне справедливо опасался, что рано или поздно дело кончится всеобщим бунтом и поголовной резней. До Браумина доходили слухи, что палмарисский гарнизон не жалует нового барона. Управление Палмарисом давалось Тетрафелю нелегко. Браумин понимал: яростно ворвавшись в монастырь, герцог сделал это от отчаяния. В городе необходимо навести порядок, иначе положение станет еще хуже. Тетрафель опасается, что не сможет рассчитывать на повиновение солдат.

— Все, о чем вы говорите, мне известно, — сказал Браумин, когда Тетрафель окончил свой длинный, гневный монолог.

— И как вы намерены действовать? — спросил герцог.

Браумин бросил на него удивленный взгляд.

— Я? — переспросил он.

— А разве не вы настоятель Сент-Прешес?

— И именно поэтому не я должен подавлять столкновения на улицах Палмариса, — ответил Браумин. — Такой властью и таким правом обладаете вы, герцог Тетрафель. Я могу лишь посоветовать, чтобы вы побыстрее отдали своим солдатам необходимые распоряжения. Что же касается меня и моих собратьев, мы будем подчиняться тому, что велит нам в таких случаях церковь, В частности, наши службы, проводимые со стен, будут продолжаться.

— А сами будете прятаться за стенами, — язвительно пробормотал Тетрафель.

Браумин пропустил его колкость мимо ушей.

— Мы — стражи душ, но не тел, — продолжал настоятель. — Мы не в силах победить розовую чуму. В лучшем случае мы можем предложить жертвам чумы слова утешения, облегчить им уход из этой жизни. Но от самих жертв мы вынуждены держаться на безопасном расстоянии.

Тетрафель искал слова для ответа. Не придумав ничего, он лишь поморщился и взмахнул руками.

— Врачеватели мира! — презрительно бросил герцог и шумно удалился.

Настоятель Браумин кивнул Талюмусу, чтобы тот закрыл за Тетрафелем дверь.

— Прости меня, настоятель, — повинился Талюмус. — Я не должен был его пускать, но я боялся, что его солдаты сломают ворота.

Браумин кивнул и понимающе махнул рукой, прося монаха успокоиться.

— Разыщи Виссенти и Кастинагиса, — велел он Талюмусу. — Утройте число караульных возле главных ворот. Если герцог Тетрафель вернется, ни в коем случае не пускайте его.

— А солдаты?

— Сдерживайте, как только можете, — мрачным тоном ответил настоятель Браумин. — Применяйте все: удары молний, огненные шары, арбалеты, кипящее масло. Не пускайте их. Никто не должен проникнуть на территорию Сент-Прешес, чего бы нам это ни стоило.

Талюмус стоял как вкопанный и очумело глядел на Браумина. Настоятель понимал: его слова и тон, каким они были произнесены, застали молодого монаха врасплох. Однако Браумин понимал и другое: сейчас не время для щепетильности и мягкотелости. Когда вокруг свирепствует розовая чума, их главный долг — выжить, сохранить вероучение церкви и все их знания, ибо когда-нибудь чума все-таки отступит.

Внизу, за цветочным кордоном, виднелись съежившиеся фигурки людей. Даже в теплый день этим несчастным было холодно до дрожи. Разум настоятеля Браумина мог все понять и все объяснить. Но от зрелища за окном у него сжималось и болело сердце.

Из ворот Санта-Мир-Абель медленно вышел молодой монах. Ему некуда было торопиться: он вступал на тропу смерти. Он тащил увесистый мешок, набитый провизией и вещами, — прощальный дар его собратьев, который вряд ли мог обрадовать заболевшего розовой чумой.

Монах миновал цветочный кордон. Оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с монастырем. Теперь он стал одним из тех, кто жил и умирал на прилегающем к Санта-Мир-Абель поле. Жертвы чумы немедленно окружили новичка. Одних интересовало содержимое его мешка, другие как умели выражали ему сочувствие.

От этих слов молодому монаху стало совсем невыносимо, и он с криком начал отталкивать окруживших его людей.

Тогда к нему подошла одноглазая женщина, половина лица которой была сильно изуродована. Женщина улыбнулась ему настолько тепло и искренне, что монах успокоился. Она ласково взяла его руку, погладила и поцеловала ее. Затем странная женщина повела его вглубь лагеря.

Им встретился бородатый человек с длинными, грязными волосами. На нем тоже была сутана. Монах с трудом узнал в этом человеке магистра Фрэнсиса. Зато тот сразу узнал новичка и ободряюще потрепал его по плечу.

— Я обязательно приду к тебе вечером, — пообещал он, показывая молодому собрату камень души. — Возможно, общими усилиями нам удастся изгнать чуму из твоего тела.

Обрадовавшись, что смог хоть немного успокоить собрата, Фрэнсис еще раз коснулся его плеча, затем оставил его заботам Мери Каузенфед.

Фрэнсиса ожидали другие дела, однако, бросив взгляд на монастырь, он увидел картину, которая надолго приковала его внимание. Сразу за массивными монастырскими воротами, в нише, находящейся с внутренней стороны цветочного кордона, стоял однорукий монах. Его сутана была густо обвита цветочными гирляндами.

— Уходи прочь, попрошайка, — произнес Фио Бурэй, когда Фрэнсис приблизился к цветочному ограждению.

— Сколь низко пали всесильные, — ответил Фрэнсис.

При звуке знакомого голоса на лице Бурэя что-то изменилось. Однорукий магистр стал пристально вглядываться в сгорбленную фигуру в одежде монаха церкви Абеля. Правда, сутана Фрэнсиса, как и он сам, с трудом пережила зиму и весну.

— До сих пор жив? — с усмешкой спросил Бурэй.

— Может, так, а может, это призрак смерти явился вам уроком вашей трусости, — язвительно ответил Фрэнсис.

— Я был уверен: чума уже прибрала тебя, — продолжал Бурэй. Казалось, на него совершенно не подействовал неприкрытый сарказм Фрэнсиса. — И что же, магистр Фрэнсис, на твоем теле нет розовых пятен?

— Ни одного, — с вызовом ответил Фрэнсис. — Но если я заражусь, то буду знать, что такова Божья воля.

— Или следствие глупости, — перебил его Бурэй.

Фрэнсис помолчал, затем кивнул, соглашаясь с мнением однорукого магистра.

— Я уже спас одного человека, — сказал он. — Так что я умру не напрасно.

— Жизнь магистра ордена Абеля, отданная за жизнь какого-то крестьянина, — равнодушно ответил ему Бурэй.