Король-Бродяга (День дурака, час шута) (СИ) - Белякова Евгения Петровна (мир книг TXT) 📗
— Что я сделал… — раздался голос из того места, куда упал король. — Что я наделал…
Он встал, шатаясь, и пошел к королеве. Он плакал, как ребенок, сломавший случайно игрушку — недоуменно и горько. Рэд схватился было за меч, но я покачал головой.
— Она… — голос Эдуарда дрожал. — Она умерла?
— Нет, — ответил я. Он поднял на меня мокрые от слез глаза… и тут выражение потерянности на его лице сменил ужас. Он закрыл лицо руками и застонал:
— Опять он! Старик! Старик!
И кинулся вон из зала.
— Пускай бежит! — сказал я ученику. — Следи за королевой.
— Может, я выну меч из вашего…
— Следи за ней, болван!
Вито подковылял ко мне и присел на краешек стола рядом, словно врач у постели больного. Покосился на рукоять меча, торчащую у меня из груди.
— Я и не думал, что…
— Меньше думай, Советник, меньше.
— Я мог бы попытаться…
— Оставь, как есть. Ты сейчас сам свалишься в обморок, куда уж тебе железяки вытаскивать.
Он поджал губы. Несмотря на крайне болезненный вид, одет он был с иголочки, и даже надушен, чертов франт. Он наклонился ко мне и тихо сказал:
— Жаль я не пришел раньше. Если королева умрет, то вместе с ней и ребенок тоже… вы понимаете, единственный выход после этого…
— Что ты… — начал я, но тут меня прервали.
Королева закричала, как раненая птица, высоко и протяжно. И выгнулась всем телом, будто в порыве страсти, но смотреть на это было больно.
Алирон обнял ее крепче, прижал к себе, и, раскачиваясь, стал повторять с одинаково разрывающим сердце хрипом в груди — 'Нет, нет…'
— Рэд! Вынь эту штуку из меня! — заорал я.
Но он на меня и не посмотрел. Он разжал объятия Алирона, уложил стонущую королеву на пол и склонился над ней… Всего секунду он раздумывал, а, может, мне показалось, и это просто время для меня в тот миг растянулось, кто знает — и затем прильнул к ее губам.
Заметив, что Алирон собирается оттащить Рэда от королевы, я закричал:
— Нет! Не трогай его!
Ставни затряслись, и на пол посыпались осколки цветных стекол, как кусочки моей жизни. Скорее всего, от моего вопля, натренированного годами актерства.
Капитан застыл со смесью ярости и боли в глазах.
— Его нельзя прерывать, иначе умрут оба! И выньте из меня этот меч!
Алирон, как во сне, подошел и, взявшись за рукоять, резким рывком выдернул меч из стола и меня. Я в этот миг пережил удар кривым ножом на узкой улочке Дор-Надира, вспомнился и еще один нож, с хрустом взрезавший меня, как поросенка, в порту, в том же городе.
Кашляя кровью, я свалился со стола и подполз к Рэду, склонившемуся над Алисией. Глаза его были закрыты, словно бы в любовной неге, но я знал, что он умирает.
Потому что поцелуй, которым он одарил королеву, в Хавире назывался 'Одна жизнь', и его магия позволяла извлечь яд из тела отравленного, правда, ценой жизни целителя.
'Нет', - сказал я себе, — 'этого не может быть'.
Что же ты, король, маг, учитель, шут — еще одним учеником становится меньше у тебя на глазах… Гляди теперь… Твой личный водонос, мальчик для оттачивания языка, подушечка для иголок-острот — умирает…
— Рэд… — прошептал я. — Зачем…
Но я знал, что он не ответит.
Мы молчали — и наблюдали за тем, как жизнь уходит из Рэда, перетекая в королеву. Сначала она задышала тише, лицо ее, искаженное страданием, разгладилось. Когда она открыла глаза, то увидела лишь склонившегося над ней Рэда, да и то, всего секунду — потому что он выдохнул и обмяк, придавив ее плечом.
— Алирон, — позвала королева, и капитан, очнувшись, вытащил ее из-под тела Рэда.
Я подполз к ученику ближе и положил его голову себе на колени.
— Уйдите все, — приказал я.
— Но, мессир… — попытался вернуть меня к реальности Вито, — Король…
— Пусть идет к дьяволу.
Алисия посмотрела на меня и слабым голосом спросила:
— Джок? Откуда…
— Алирон. — Я собрал в кулак, сжал до хруста костяшек всю свою волю, всю силу, и вложил их в эти слова. — Забери королеву. Уезжайте отсюда. Страже будет не до вас.
Он молча кивнул и, взяв королеву на руки, быстро пошел к двери.
— Никлас… найди короля. Он может… только Боги знают, что он может наделать сейчас; найди и останови его, что бы он не хотел предпринять.
— Но…
— Не спорь. И оставь меня, наконец, с Рэдом. Иди.
Он послушался.
Глупо разговаривать с мертвыми, но кто сказал, что они нас не слышат? Пока ни один не вернулся, чтобы сказать об этом.
— Дурак ты… добрый и храбрый дурак, — сказал я Рэду, и погладил его по щеке. — Знаешь, я-то думал, что ты доживешь до старости, и мы вместе с тобой будем сидеть в нашем домике, попивать чай и вспоминать былые времена. А, может, ты женился бы и я б приезжал к тебе, и мы, старые пердуны, смотрели бы, как играют твои внуки.
В разбитых окнах засвистел ветер.
— Ненавижу это 'бы', - признался я, поудобнее устраивая его голову у себя на коленях. — Оно словно жирная линия, перечеркивающая все варианты будущего. Жаль, у меня нет стеклянного кокона с волшебной жидкостью… Хотя ты был бы против, наверное. А мне… может, мне нужно понять, что есть невозвратные вещи? Смертные люди? Я привык к своей долгой жизни… Наверное, это банально, я сам говорил подобное со сцены, и не раз, но… жаль, что я не успел сказать тебе, как ты мне дорог. И я…
Стены замка ощутимо дрогнули, словно великан, головой задевающий небо, пнул его изо всей силы. Дальняя стена издала сухой, потрескивающий звук. Я осторожно (стараясь не стукнуть Рэда затылком о камень, хоть он и был мертвее мертвого, но почему-то это показалось мне важным) опустил своего ученика на пол, затем встал и опасливо приблизился к стене на несколько шагов. Камни скрипели, сопротивляясь неизвестной силе, а ветер снаружи пытался просунуть в окна длинные, цепкие лапы; он поднял пыль и поволок в мою сторону брошенный в углу гобелен.
Что, черт возьми, происходит?
Постепенно буря снаружи сменила тон — вместо визгливых ноток я услышал мощный гул, сродни морскому, и в этом утробном рычании отчетливо прозвучало имя.
Стена дрогнула и, выгнувшись наружу, с грохотом вылетела, рассыпаясь на отдельные камни — как будто кто-то невидимый, но очень большой и сильный ухватился за нее и выдернул из замка. Ветер ворвался в залу, смел со стола остатки блюд, и заставил меня зажмуриться. Я знал, что это — необычный ураган. Магический… И мне показалось, я знал, кто вызвал его.
Перед глазами моими встала наводящая ужас картина: серая мгла клубилась снаружи, заворачивалась в вихри и сжимала замок в смертельных объятиях. Внутри нее можно было заметить птичьи трупики, ветки деревьев, листья и пыль. Низкий голос бури стал почти невыносимым, я с трудом держался на ногах, в глаза и рот мне забилась пыль, я чувствовал себя букашкой, тщетно пытающейся выжить в водовороте и одновременно этот клубок неистовых смерчей, танцующий быстрый, неудержимый танец, восхищал своей мощью и хаосом.
— Рэ-э-э-эд! — услышал я голос, и обрадовался ему, как желанной когда-то смерти.
Из буйного, кусающего себя за хвост урагана отделилась точка — и понеслась ко мне. Я приглашающе раскинул руки в стороны, стоя почти на самом краю пола, за которым бесновалась стихия.
Она, уверенная в себе, спокойная и нетронутая бурей, опустилась всего в нескольких шагах передо мной. Сердце мое, как я думал, сухое — сжалось так, что, казалось, кровь и слезы хлынут у меня из глаз.
— Он умер. — Сказала она.
— Здравствуй… Хилли, девочка моя.
Она молчала. Смотрела на меня. Ничуть не изменилась, только складка у губ и глаза — черные, полные ненависти.
— Я ждал тебя гораздо раньше. — Она смотрела на меня, не двигаясь. Гул поутих, но я знал, что все только начинается. Или заканчивается… — Что скажешь?
— Рэд умер. Я почувствовала, — ответила Хил, едва сдерживаясь. — Ты губишь всех, кто рядом… Где он?
— Да, он умер.
— Где он?! — закричала Хил.
Я обернулся и показал ей на тело Рэда. Хил охнула и медленно пошла к нему, буря же осталась снаружи, словно невидимая сила держала ее там… до поры до времени, пока она не ворвется внутрь и не разорвет меня на куски. Хилли опустилась на колени рядом с другом, провела рукой по припорошенным пылью волосам.