Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги .TXT) 📗

Поодиночке палантиры только «смотрели» — звук они не передавали. Пока ими не управляла чья–нибудь воля, изображения в них были (или казались) случайными. С высоты они видели вдаль на большое расстояние, но изображение было расплывчатым и искаженным по бокам, сверху и снизу, и передний план смешивался с тем, что находилось позади и по мере удаления теряло отчетливость. Кроме того, обзору могла воспрепятствовать случайность, темнота или «затемнение» (см. ниже). Материальные препятствия взгляду не мешали — одна лишь темнота: палантиры могли видеть то, что находится за горой или за каким–то неосвещенным пространством, но внутри они видели только то, на что падал хоть какой–то свет. Они могли видеть сквозь стены, но не видели ничего внутри помещений, пещер или подвалов, если там не было хотя бы минимального освещения. Сами они создавать или передавать освещение не могли. От их взгляда можно было укрыться с помощью так называемого «затемнения», благодаря которому отдельные предметы или места виделись в Камне только как пятна тени или густого тумана. Как это делали (те, кто знал о Камнях и подозревал, что за ним наблюдают) — остается одной из утерянных загадок палантиров [335].

Наблюдатель мог усилием воли заставить палантир сосредоточиться на какой–либо точке, лежащей в том направлении, куда смотрел Камень [336]. Неуправляемые изображения были очень маленькими, особенно в малых Камнях, но они казались больше, если встать на некотором расстоянии от палантира (лучше всего футах в трех). Но если наблюдатель был опытен и обладал сильной волей, он мог приблизить и увеличить отдаленные предметы, сделать их более четкими и удалить «задний план». Например, человек, находящийся на значительном расстоянии, в палантире виделся крошечной фигуркой, размером в полдюйма, и его трудно было разглядеть на фоне ландшафта или в толпе; но усилием воли изображение можно было сделать четким и увеличить до фута, так что человек становился виден отчетливо, как на картинке, и наблюдатель мог узнать его в лицо. С помощью большего усилия можно было даже увеличить отдельные детали, интересующие наблюдателя: к примеру, посмотреть, нет ли у него на руке кольца.

Но такие усилия воли были очень утомительны и могли довести до полного изнеможения. Поэтому к ним прибегали только тогда, когда необходимо было срочно получить какую–то информацию, и только если случай (а также информация, полученная из других источников) позволял наблюдателю выделить из беспорядочного нагромождения видений нужные в данный момент детали. Например, когда Денетор, озабоченный событиями в Рохане, находился у анорского Камня и размышлял, не следует ли немедленно приказать зажечь сигнальные огни и послать «стрелу», он мог встать к юго–востоку от палантира и обратить взгляд на северо–запад, к Рохану, в сторону Эдораса и Изенских бродов. В это время там можно было увидеть движущиеся группы людей. Денетор мог приглядеться к одной из этих групп, разглядеть, что это Всадники, и, наконец, обнаружить кого–то знакомого: например, Гэндальфа, который ехал с подкреплениями к Хельмову ущелью и вдруг повернул коня и ускакал на север [337].

С помощью палантиров нельзя было проникать в мысли людей незаметно для них или вопреки их желанию: передача мыслей зависела от воли обоих собеседников, и мысль (воспринимаемая как речь [338]) могла быть передана только с помощью двух сообщающихся Камней.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКОВ

Собственно, все, что следовало сказать о самой книге, сказал в своем введении Кристофер Толкин. В нашем же послесловии речь пойдет исключительно о тонкостях перевода. А посему читатель, который раскрыл эту книгу только затем, чтобы узнать «что–нибудь еще о Средиземье», может послесловия не читать. Потому что обычного читателя, не филолога, не переводчика и не любителя лингвистическо–стилистических изысков, все эти тонкости не волнуют, да и с какой стати? Если, к примеру, автовладелец, вместо того, чтобы ездить на своей машине, день–деньской лежит у нее под брюхом с гаечным ключом, значит, машина плохая. А если средний читатель вместо того, чтобы вникать в суть книги, медитирует над проблемами перевода, — значит, перевод плохой, так нам кажется. Единственное, что может оказаться важным для читателей, знакомых с Толкином только по переводам, это следующее. Как известно, часть имен и названий в книгах Толкина являются «говорящими» и нуждаются в переводе. В первую очередь это имена хоббитов и географические названия, которые «переведены» со Всеобщего наречия на английский. В разных переводах они, естественно, переводятся по–разному, а переводов этих издано уже штук восемь, и, скорее всего, будут и другие. В связи с этим мы решили хоббитские имена и названия не переводить вообще (о причинах этого будет сказано ниже), а прочие названия отчасти перевели сами, отчасти же взяли из других переводов те, которые ближе всего по значению к оригиналу. А потому, если в книге вам встретились незнакомые имена или названия, не поленитесь, пожалуйста, заглянуть в алфавитный указатель, приведенный в конце книги. В этом указателе, во–первых, даны краткие пояснения ко всем словам, а во–вторых, после большинства слов, которые могут переводиться по–разному, приводится в скобках список вариантов их перевода. К примеру: «Бэггинс (Baggins; ВВ — Беббинс; КК — Бэггинс; ГГ — Сумникс, МК, ВАМ — Торбинс)». Все это не относится к эльфийским именам и названиям, которые сам профессор Толкин завещал не переводить, а только транслитерировать.

Но некоторые эльфийские имена были «затранслитерированы» до полной неузнаваемости. Из них в данной книге встречаются, в первую очередь, «Кирдан», «Келеборн» и «Глорфиндель». Глорфинделя в переводе Кистяковского и Муравьева зовут «Всеславуром», а в новой редакции этого перевода — «Гориславом». Келеборна те же переводчики окрестили «Селербэрном». Что же до Кирдана, это имя уродовали всяк на свой лад, так что мы сочли нужным привести при нем список вариантов перевода в указателе. И вообще, не ленитесь заглядывать в указатель. Это не просто список слов с номерами страниц, а краткий справочник «Кто есть кто и что есть что?» Часть информации, содержащейся в нем, вы не найдете больше нигде.

Дальше, как уже было сказано, речь пойдет о вещах, интересных только специалистам.

Если отбросить все неточности перевода имен и названий у Толкина, порожденные исключительно невежеством, небрежностью либо своеволием переводчиков (к примеру, «Эовейн», «Цирдан», «Дориаф» или тот же «Селербэрн»), останется ряд проблем, не имеющих однозначного решения. Две из этих проблем, рассмотренных ниже, являются более или менее глобальными, остальные же касаются отдельных имен или названий. И, поскольку на титульном листе нашей книги значится «Издано при участии ТТТ» («Неформального творческого объединения «TolkienTextsTranslation»), но проблемы эти мы решаем иначе, чем принято в TTT, мы сочли нужным объясниться.

Глобальные проблемы можно условно назвать «проблемой буквы «э» и «проблемой гномов». Обе они отличаются тем, что первоначально были порождены сравнительно частными для творчества Толкина случаями, но разрослись до масштаба глобального.

Для того, чтобы разобраться в проблеме буквы «э», нам придется вспомнить особенности русской фонетики. Как известно, в русском языке согласные бывают твердыми и мягкими. И мягкость согласного перед гласным обозначается последующей гласной, для чего в русской письменности существует ряд специальных гласных букв. К примеру, наличие после согласной буквы гласной «ю» означает только то, что этот согласный звук мягкий, то есть в словах «лук» и «люк» гласный звук один и тот же ([у]), а вот согласные разные, в первом — твердый, во втором — мягкий. Гласный же [е] в этом смысле отличается тем, что в исконно русских словах перед ним согласный всегда мягкий, а потому в середине слова буква «э» встречается исключительно в заимствованных словах. Что касается заимствованных слов, то в большинстве иностранных языков согласные по твердости и мягкости не различаются, а потому, в сущности, безразлично, что написать по–русски, «э» или «е». К примеру, имя «Сэм» пишется через «э», а слово «бизнесмен» — через «е», хотя гласные в словах «Sam» и «man» абсолютно одинаковые, и предыдущий согласный в обоих случаях твердый. При этом слово «бизнесмен» одни произносят «бизнесмен» (с мягким «м»), другие — «бизнесмэн» (с твердым), и никому это не мешает. Пишут же «е» потому, что «е» в середине слова русскому глазу вообще привычнее. Не возникло бы такой проблемы и при транслитерации эльфийских имен и названий, если бы Толкин не счел нужным ввести в эльфийские языки два противопоставления по твердости–мягкости. В квенье существуют звуки [t’] и [h’], обозначаемые, соответственно, сочетаниями «ty» и «hy» («tyelpe», «hyarmen»). Насколько нам известно, в текстах это различие имеет существенное значение всего один раз, и именно в «Неоконченных преданиях». В одном из приложений к главе «История Галадриэли и Келеборна» (стр. 266) говорится следующее: «Исконный корень эльфийского слова, обозначающего серебро, был kyelep-, в синдарине он перешел в celeb, в телерине — в telep-, telpe, а в квенье — в tyelep-, tyelpe. Но и в квенье, под влиянием телерского, распространилась форма telpe, ибо телери ценили серебро выше золота, и их искусству среброкузнецов завидовали даже нолдор. Поэтому и Белое Древо Валинора чаще называли не Тельперион, а Тэльперион». И вот, фактически, из–за этого–то единственного места и возникла проблема с буквой «э». Поскольку, таким образом, в эльфийских языках наличествует противопоставление твердых и мягких согласных, тонкие пуристы сочли необходимым писать по–русски в эльфийских именах букву «э» всюду, где в оригинале имеется звук [е] после твердого согласного — то есть практически везде. Так и родились имена «Бэрэн», «Кэлэбримбор», название «Нумэнор», и т.п. И все бы ничего; беда только в том, что буква «э» в русском языке не вполне стилистически нейтральна, и в таком количестве в середине слов встречается только в транслитерациях монгольских или тюрских имен, либо же в имитациях «восточного» акцента. В любом случае, ее обилие рождает у читателя ассоциации, которых Толкин, скорее всего, не одобрил бы. А потому мы от этого отказались, можно сказать, с легким сердцем.