Сильнейшие - Дильдина Светлана (читать книги полные txt) 📗
Он понимал — только рана виной подобным воспоминаниям. Но прогонять их не хотел.
Как только разрешили подняться, направился к дому, где поначалу поместили заложников и где нынче оставался только один.
На сей раз Айтли не вскинул глаза на гостя с надменным своим выражением, которого уже достаточно было для желания шею свернуть северянину. Он лежал ничком, сжимая голову. Не пошевелился, когда оборотень встряхнул его за плечо.
Эсса, высокомерный всегда… сейчас это был беспомощный мальчишка. Кайе ощутил досаду… и злость на себя. Айтли сейчас очень напоминал Огонька, лежащего на траве почти без сознания. Только у того все тело было в крови. И волосы — рыжие.
— Что с тобой?
Не отозвался. Кайе расцепил его руки — холодные… сущий лед.
— Этле… — простонал северянин. Губы его были бледно-голубого цвета.
Кайе высунулся за дверь.
— Целительницу сюда, живо!
Немолодая женщина прибежала, словно девчонка. Первым делом посмотрела на Кайе, испуганно и покорно. Юноша прочел в ее глазах «я понимаю», и это его взбесило.
— Это щупальце сдохнет сейчас! Займись им, ну!
И вылетел из комнаты. Сел на пол у стены. Со злости сжал руку в кулак. Он и сам не понимал, почему причинила такую боль уверенность целительницы — это он что-то сделал с заложником.
— Я его и пальцем не тронул, ясно?! — повернув голову, крикнул он в дверной проем. Не меньше четверти часа прошло, и целительница высунула нос в коридор.
— Дитя Огня… Кайе-дани, он не умрет, и ему чуть получше, но сделать я ничего не могу.
— Ну?! — Кайе вскочил на ноги и мигом очутился рядом с кроватью Айтли.
— Что-то стряслось с его сестрой. Уканэ чувствуют людей… а близнецы еще и невероятно близки.
— Она мертва?
— Не думаю. Но ей очень плохо.
— Ты можешь ему помочь?
— Мало чем… Погрузить в сон — и то, ему будут сниться кошмары. Сам он уйти не в силах сейчас…
— А эти, наши уканэ, могут?
— Не думаю… Связь близнецов большинству из них не по силам; вмешиваться — как раскалывать оболочку ореха, рискуя повредить ядро…
— Тогда прочь отсюда, и не мешайся! — рявкнул он, и женщина поспешила покинуть опасное место.
Как только она ушла, Кайе присел на постель, всмотрелся в бескровное лицо. Айтли выглядел, будто уже расстался с душой. Целительница сказала, что ему легче — и верно, стонов не было больше. Но руки все еще ледяные. На запястье бьется жилка — единственное, что выглядит в эсса живым.
Взял руки Айтли, постарался согреть. Целительница отступилась, признавая свое бессилие. А вот если умрет заложник? Сестра сбежала, брат умер… повод к войне? Разве не этого хотел айо Тииу?
— Я тебя попозже убью… сам, — буркнул Кайе, пытаясь отогреть эти руки. Легкими пощечинами вернул на лицо краску. Он не умеет лечить. Но уж огнем поделиться может, даже с этим замороженным щупальцем. Оболочка? Пламя Кайе принадлежит земле, что там какая-то оболочка! Ощутил, как испаряется чужой щит, и немного испугался, поняв, что лежащее перед ним человеческое существо совершенно открыто — моллюск без раковины.
— Идиот, — буркнул, непонятно к кому обращаясь. — Ладно…
Растереть кожу, заставить мышцы расслабиться… не так трудно. Целители умеют лечить… но тут не лекарство нужно. Этим умникам и в голову не придет взять лежащего без сознания и как следует потрясти…
— Пусти, — наконец-то ожил северянин. Взгляд обрел былую надменность. Айо фыркнул и отстранился.
— У меня вся кожа горит… что ты сделал?
— Да ничего. Пытался заставить твою рыбью кровь бежать быстрее.
— Здесь была женщина? — неуверенно спросил Айтли.
— Была. Целительница. Ты что, совсем потерял память?
— Моя сестра… ей было плохо.
— А сейчас?
— Кажется, лучше…
— Значит, это благодаря сестре ты очухался. А мы ни при чем. Мы же чудовища, — искривил губы оборотень, поднялся.
— Погоди… — Айтли был еще очень слабым. — Ты и вправду пытался помочь?
— Еще чего! Всего лишь не хотелось, чтобы ты сдох раньше времени.
— А! — усмешка появилась на все еще бледных губах. — Вот этому верю. Что же, продолжишь?
— До следующего раза. А то и впрямь помрешь слишком быстро, — зло сказал Кайе и вышел.
И без того сердитого, его встретила в саду Улиши — в уголке, затененном ветвями, отгороженном от любопытных глаз с самой опасной стороны. Улыбнулась призывно, с видом наивного любопытства тронула знак на его плече кончиком пальца.
Юноша метнулся от нее в сторону, прямо по любимой клумбе матери, сбивая головки роскошных оранжевых цветов.
— Уйми свою эту! — заорал с порога брату, который отложил свиток и недоуменно нахмурился. Встал.
— Что такое?
— Эта твоя дура совсем не знает, куда лезет! Если ты не научишь ее, что можно, кому это сделать, мне?!
Шарахнулся от мирно протянутой руки. Къятта не долго соображал:
— Полно, малыш, не хмурься. После Чиньи ты сам не свой. Нравится Улиши?
— Не знаю.
— Пользуйся, если хочешь. Раз она сама не против.
— Но она же твоя избранница!
— У нас с тобой одна кровь. Для Рода остальное не важно.
— Ты не любишь ее?
Старший стиснул его плечо. Словно камень хватка… не отрываясь, глядел в глаза.
— Нет. Она мне приятна, не более.
И рассмеялся:
— Ты же поделился Чиньей!
— Чинья — она как вода… выпил и забыл. Долго без нее — трудно было, а так — не вспомнишь. А эта — с золотым знаком… — вздохнул, прислонился к стене, не пытаясь сбросить руку старшего брата. Тот не держал уже, но не убирал ладони.
— Что-то еще?
— Не могу…
Глаза Къятты посерьезнели:
— Почему?
— Это… чужое. А я… не хочу оспаривать твое право.
— Чужое… Я чуть не забыл, что именно тут бьется. — Приложил руку к его груди. — Что же, зверек, — голос потеплел: — Тогда не думай о ней. Я объясню Улиши, куда ей не стоит соваться.
Рынки в Астале не пустовали никогда, но, когда приходили вереницы грис с севера или с побережья, торговля оживала необычайно. Ни разу не обходилось без ссор — то кто-то кого-то обвесил, то кому-то подсунули плохой товар — а может, возвели друг на друга напраслину. Стража в оба глаза следила за спорами и даже драки допускала порой, лишь бы нарушение порядка не выходило за пределы разумного. А так… кровь горячая, можно.
Все началось с перебранки, и скоро ссора катилась камнем с горы, увлекая за собой все новые и новые камни — слова и лица. Охрана упустила момент, когда обычная склока переросла в общую потасовку. Стражи покоя Асталы честно делали, что могли, но их оказалось попросту недостаточно здесь и сейчас. Край площади уже был охвачен пожаром — не тем, от которого загораются трава и ветки, но тем, который сжигает сердца и разум. Счастье, что здесь не было оружия на прилавках. Ремесленники не носили ножей, но пояса с медными пряжками засвистели в воздухе, отлитые мастерами звери и птицы заговорили на разные голоса, загремели бьющиеся на черепки глиняные сосуды и поднялась пыль под множеством ног.
— Али…
Он рванулся вперед, помня, что перекидываться нельзя и помня, что это — хоть не его люди, но люди его Асталы. И убивать нельзя. Отшвырнув двоих, оказался в гуще свары — и протяжно, по-звериному вскрикнул, чувствуя запах свежей крови. Плевать было, кто зачинщик — виновны все, кто очутился тут, в чьих руках покачивался пояс или топорщилась палка.
Он раскидал драчунов, испытывая наслаждение и ярость, и сожалея лишь об одном — все быстро закончилось. Будто булыжник швырнули в воду, взлетели брызги — и все. Со стонами расползались покалеченные, присмиревшие.
— Прекратить, — раздалось с запозданием.
Юноша вскинул голову, подался назад. Прищурился от яркого солнечного света. Перед оборотнем возвышалась всадница на грис — Халлики, в сопровождении не сестры на сей раз, а одного из молодых родственников. Тонкая, словно лиана, черная на фоне солнечного диска — лица женщины видно не было.
