Ничего невозможного - Астахова Людмила Викторовна (читать книги онлайн без TXT) 📗
— Почему? — резко спросил Росс.
— Что — почему?
— Почему девушка сделала такой странный выбор?
— Потому, что… потому, что некоторые Чудовища заслуживают любви. Потому, что, если не найдется никого, кто смог бы их любить без всякой на то причины, без всякой надежды на превращение в Принцев, просто так, этот мир окончательно превратится в преисподнюю.
— И что же требуется от Чудовища?
«О! Как мы проницательны!»
— Сущая мелочь, мой дорогой, сущая мелочь. Всего лишь верить той, кто осмелился тебя… его любить.
«Многозначительные оговорки мы тоже умеем делать. Так-то!»
— И только?
— А еще позволить себе безоглядно любить даже тех, кто не соответствует его ожиданиям, его надеждам и чаяниям, тех, кто волею судьбы оказался… другим.
— Почему?
И снова этот жадный, ненасытный взгляд, от которого становится одновременно и жарко и холодно. Такой знакомый и такой пугающий, молящий безмолвно: «Ну, скажи же! Ответь! Я пойму, я очень хочу понять…»
— Все просто. Если Чудовища не научатся любить без дополнительных условий, без обещаний и надежд на чудеса, то этот мир сгинет еще быстрее.
Широкая огрубелая ладонь нежно скользнула по ее щеке.
— Я… я постараюсь…
Старая, добрая, проверенная тактика снова не подвела бывшего маршала. Сначала обезоружить восхитительной ребячливой улыбкой, затем зайти с флангов — объятия у Джевиджа неодолимые, а когда «противник» совершенно утрачивает самообладание, его атакуют в лоб, то бишь в губы. Поцелуй, на который не ответит только ледяная скульптура. Запах лекарств, колкая борода и полная неуместность происходящего уже не в счет. Полное поражение, выброшен белый флаг, и «противник» умоляет о пощаде, кусая себе губы, чтобы мольбы не услышал весь Арр. О да! Росс Джевидж — великий стратег!
— Я могу только посочувствовать человеку, который пользовал эту дьявольскую штуковину, — проскрипела Даетжина, стягивая с головы шиэтранский прибор. — Он, должно быть, счастлив избавиться от нее.
— Если смерть можно считать счастливым избавлением от лишнего часа головной боли, то можно и так сказать, — не теряя хладнокровия, усмехнулся мистрил Дугальд.
Магичка тоже за ответом в карман не полезла:
— А помер сей достойный господин, случайно, не сразу после сеанса связи с вашими кехтанскими союзниками?
— Нет, мэтресса, отнюдь. Его убили. И я подозреваю, что это сделали ваши коллеги из Ковена.
— Что вас заставляет так думать?
— Есть определенные признаки, уж поверьте.
Не то чтобы Даетжина сомневалась или оскорбилась предположением… Просто хотелось поставить на место надменного шпиона, все время пытавшегося командовать чародейкой. Словно она была его подручной, прости ВсеТворец!
— Скорее всего, ваш маг предпочел смерть каждодневным издевательствам над Даром и телом. Я не вижу ни малейшего смысла так часто связываться с кехтанцами, тем паче что они все равно еще должны разослать ваши указания по отрядам. Вы же знаете этих ленивых ублюдков, как они «торопятся» выполнять приказы.
— В том-то и дело, — фыркнул мистрил Дугальд. — Их надо держать в постоянном напряжении, не давать спуску, иначе вообще ничего делать не станут.
Национальная идея Великой Кехтаны состояла в том, чтобы брать и ничего не делать взамен. Еще лучше — выпросить, а потом найти любой способ увильнуть от отработки долга. И совсем правильно — чтобы дарители принесли, униженно попросили и никогда больше не напоминали о себе. И не важно, о чем идет речь — о пригоршне серебра или о крупном государственном займе, — Кехтана уже несколько столетий считалась бездонной бочкой, в которую сколько ни лей — все без толку. Шиэтранец обязан был помнить о столь немаловажном нюансе, чтобы его работа увенчалась успехом. И он старался, из кожи вон лез, лишь бы принудить кехтанцев к исполнению задания. Вот только страдала от его усидчивости почему-то эльлорская волшебница.
И тут следует сделать небольшое лирическое отступление. Как известно, магические способности очень редко наследуются, а если и переходят в семье, то в лучшем случае через два поколения. Вот почему колдуну не так важен сын или дочь, как иной коллега по цеху — ученик, наставник или помощник. Учителя в академиях, подобных Хоквару, с младых ногтей внушают юному чародею отвращение не только к неодаренным, обыкновенным людям, давая им презрительные прозвища, но и к родне, беспомощной против Силы. Кое-кто не поддается, продолжая почитать мать с отцом, как заповедано ВсеТворцом, но это касается в основном слабеньких чаровников. Другим подобное воспитание окончательно развязывает руки. Магу, по большому счету, не нужна семья, кроме как для создания его персоне комфорта, приумножения богатства и влияния, либо же в качестве лабораторного материала для экспериментов. Точно так же чужд большинству волшебников патриотизм, не говоря уж про какую-то там любовь к Родине. Слово «Отчизна» для сильного колдуна тоже, в общем-то, пустой звук. Просто обстоятельства складываться могут по-разному. В старые времена короли разными способами покупали верность магов, те, в свою очередь, брали за горло коллег послабее, и держалось это хрупкое равновесие исключительно на могучей воле монарха — помазанника божьего. Поэтому истории практически неизвестны безвольные и трусливые венценосцы, что в Эльлоре, что в Дамодаре, что в Шиэтре. Не доживали они до попадания в летописи.
Мис Махавир никогда не считала себя эльлорской патриоткой, но и напрямую с главным врагом империи ни разу не сотрудничала, искренне и справедливо полагая, что лучше быть первой магичкой Эльлора, чем второй — в Шиэтре. Хотя подвернись удобная возможность… Но даже ей претило нынешнее соучастие с мистрилом Дугальдом. Разумеется, Джевидж — враг, но… но, раздери всех дьяволы, он был маршалом, он сражался за империю, он завоевал Территории, он не единожды утирал Шиэтре нос и указывал ей место. Росс Джевидж — сучий сын, но он эльлорский сучий сын. Странное и весьма неудобное чувство, от которого Даетжина за сто пятьдесят лет почти целиком избавилась, не давало ей безмятежно спать по ночам. Спросите, какое же это чувство? Да как бы это поприличнее сказать… По всем приметам — совесть. Прости, ВсеТворец-Вершитель! Она — негодяйка зловредная! Ты ее — в дверь, она влезет в окно и давай докучать. И не уймется никак, днем пнет локтем в бок, мол: смотри, с кем ты связалась! Ночью насыплет в глаза песка бессонницы. Захочешь, а не уснешь от избытка разных мыслей. Даже Бирида — обыкновенный живодер, недалекий и предсказуемый, не вызывал у чародейки такого отвращения, как шиэтранец. Было в Дугальде что-то противное. Эта нарочитая набожность, странным образом уживающаяся с бесчеловечностью отдаваемых им приказов. Сначала полчаса молится, прежде чем в рот кусок положить, а затем наставляет кехтанцев, как жечь фермы, как наводить ужас на поселенцев. Добро б свою голову подставлял, а то ведь Даетжине приходится читать его инструкции.
Словом, к концу первой декады пути один только вид унылой физиономии шиэтранца вызывал у магички приступ мигрени. Рядом с мистрилом Дугальдом еда в горло не лезла, на его фоне тускнели местные красоты, и отчаянно хотелось присоединиться к ночному вою койотов. Вот ведь какая морда противная!
«Воистину Джевидж знал, что делал, когда посылал эскадру Гутторна в южные моря, — не без злорадства подумалось мис Махавир, когда она в очередной раз цепляла на макушку прибор связи. — Ненавижу Шиэтру, ненавижу Его великокняжеское высочество, ненавижу молитвы и постные гримасы».
От предчувствия, как в скором времени в сознание ворвется скрипящий металлом голос, Даетжину слегка подташнивало. Колдовская машина до неузнаваемости искажала человеческую речь.
— Мис Махавир, поторопитесь, будьте так любезны. Сеанс начнется ровно через две минуты.
— Подождет ваш связник, — огрызнулась чародейка, пытаясь расслабиться.
Дугальд окинул ее крайне недовольным взглядом. Словно примеривался, как бы половчее скальп снять.
