Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина (библиотека электронных книг .TXT) 📗

Он ведь слышал, что ритуалы ведьмаковские лишних глаз не терпят… а он еще и с камерою полез… и статейка та, за которую ныне корил себя, да только что с тех угрызений совести…

Меж тем Себастьян, окончательно освоившись, двинулся вглубь парка, туда, где располагался зеленый лабиринт, в который Гавел и днем-то соваться не смел, уж больно замысловатым сей лабиринт сделали…

И как быть?

Стражу вызвать, чтобы скрутили безумца?

Гавел, потянувшийся было к свистку, в последнюю секунду передумал. Навряд ли безумца вовсе без присмотра оставили бы, а значит, надобно ждать.

И держаться поближе.

Снимок ненаследного князя в панталонах и розанчиком в руке получился чудо до чего хорош…

Глава 3

О серьезных разговорах, а также влиянии алкоголя и фазы луны на мужские нервы

Лихослав обнаружился в центре лабиринта, у фонтана, в который залез, что характерно, с ногами. Он склонил голову, и пухлая мраморная девица в весьма символическом облачении, не скрывавшем пышных ея форм, поливала эту самую голову водой. Вода лилась из кувшина, который девица возложила на плечо, кокетливо придерживая двумя пальчиками. И Себастьян, прикинув устойчивость конструкции и вес этого самого кувшина, испытал некоторое волнение.

Все-таки Лихо он любил.

По-своему.

С прочими-то братьями не заладилось. Не то, чтобы враждовали, скорее уж были они чужими неинтересными людьми по некоторой прихоти связанными с Себастьяном иллюзорными узами родства. Лихо — дело другое…

И совесть, большую часть Себастьяновой жизни дремавшая, вдруг ото сна очнулась.

— Страдаешь? — поинтересовался Себастьян.

— Нахрен иди…

— Страдаешь, — он присел на край фонтана и, зачерпнув воды, понюхал. Пахла ряской, судя по всему фонтан если и чистили, то давно, и стенки массивных чаш изнутри успели покрыться пышной шубой ила. На водяной глади расползлось кружевное покрывало ряски, а пухлые ноги красавицы с кувшином позеленели и покрылись едва заметными трещинами.

Выбравшись из фонтана, Лихослав подобрал мундир, который валялся на траве и попытался надеть прямо на мокрую рубаху, но в рукава не попал.

— Иди ты…

— И нажраться успел…

— Тебя не спросил.

— Это точно, не спросил… а спросил бы, я б ответил, что и тебе нервы лечить надобно…

Он успел поймать Лихо за шиворот.

— Стой, кому сказано! Не было ничего.

— Без тебя знаю.

Стоял Лихо неуверенно, покачиваясь, но… было в движениях этих его, пусть и пьяных, что-то неправильное.

Нечеловеческое.

И лицо переменилось. Скулы стали острее, переносица — шире, а из-под верхней губы клыки проглядывали… и глаза так характерно желтизной отливали.

— Что, не нравлюсь? — Лихо оскалился.

Голос и тот переменился, ниже стал, глуше, с характерными рычащими нотами.

— Дурень, — ласково произнес Себастьян, но руку убрал.

— От дурня слышу, — Лихо потер переносицу, явно пытаясь успокоиться.

— Оттуда… подарочек?

— Откуда еще.

— Кто знает?

— Здесь или…

— Здесь, — мир в целом мало Себастьяна волновал. А вот Познаньск — местечко такое, чуть расслабишься, мигом слухи прорастут один другого краше.

— Генерал-губернатор… ведьмак твой…

— Он не мой, он общественный.

— Ведьмак общественный, — куда более спокойным голосом повторил Лихослав, — Евдокия… теперь вот и ты.

— Я, значит, последним, — Себастьян подвинулся, и братец, махнув рукой, будто бы разом для себя приняв решение, присел рядом. — Что Старик говорит?

— Да… известно что. Кровь себя проявлять будет, чем луна полней, тем сильней… сам я не перекинусь точно, а потому опасности для людей нету… — Лихослав поскреб щеку, поросшую плотной жесткой щетиной. — Бриться устал… только соскребу, а она опять… и ладно бы бородою росла, отпустил бы и леший с нею, так нет же… щетина. Колется…

Он вздохнул и поднял голову, уставившись пустым немигающим взглядом на кругляш луны.

— Сказал еще, что я везучий… что если б не навья кровь, проклятье убило бы…

Клятое везение, вывернутое.

И злость разбирает, хоть и не на кого злиться.

— Пил зачем?

— Затем…

— Послушай, — Себастьян вытащил из волос веточку, раздумывая, что бы такого сказать. Извиняться он не любил и, говоря по правде, не умел. — Я… наверное был неправ…

— Когда?

— Тогда… и сейчас тоже, но сейчас, — он сунул пальцы в волосы, нащупывая припухлость. Благодаря умелым рукам эльфиечки боль отступила, но шишка осталась. — Сейчас меня вынудили! Она меня шантажировала…

Лихослав хмыкнул.

— Револьвером угрожала…

— Еще скажи, что изнасиловать пыталась, — братец сунул руку под воду. Тонкая пленка ее покрыла и широкую ладонь, и пальцы, которые будто бы стали короче, и широкие длинные когти.

— Не пыталась. Это я… предпринял меры… а она меня канделябром. Дважды.

— И как?

— Хреново…

— В смысле, помогло?

Удивленным Лихослав не выглядел.

Успокоившимся тоже.

И на луну по-прежнему смотрел, на сей раз, правда в фонтане отраженную. Луна эта то и дело шла рябью, почти исчезала, будто тонула, но все одно появлялась снова и снова.

— Смотря от чего. Больше я к ней точно не полезу, если ты это хотел знать.

Кивок.

И пожатие плечами. Хотел, но сам не заговорил бы. Упрямая дурь — семейная черта. И пожалуй, сказано все, что должно было быть сказано, только на сердце спокойней не стало.

— Знаешь, — очень серьезным тоном произнес Лихослав, все-таки оторвавшись от созерцания луны-утопленницы, — наш полковой целитель всем касторку прописывал. Не важно, болотная лихорадка, понос или ветру в уши надуло… касторка, говорил, от всего помогает. А если нет, то надобно продолжать терапию и верить…

— Ты это к чему?

— К тому, что если ты еще раз к моей невесте сунешься, я тебе горло перерву.

Белые клыки блеснули в лунном свете.

— Лихо…

— Я не шучу, братец, поверь.

Он встал и отряхнулся, с длинных волос полетели брызги.

— Я ушел… не потому, что отступил, а… чтобы не убить тебя. Испугался, что… не сумею удержаться… выпил…

— То есть, набрался ты раньше?

— Встретил одного знакомого… надо было кое о чем расспросить, а сам понимаешь, — волосы он отжимал, накрутив на кулак. — На трезвую голову никто говорить не станет.

— Помощь нужна?

— Нет, — сказал резко, зло. — Не устраивай снова за меня мою жизнь.

— Не буду. Клянусь своим хвостом.

Лихо хмыкнул, но как-то… не зло. И Себастьян, решившись, спросил:

— Еще злишься? Ну… за то… за прежнее.

— За Христину?

Переспрашивает, можно подумать, что Себастьян его не от одной когорты невест избавил. Но ответил, и в глаза посмотрел, удивляясь тому, что гаснет в них волкодлачья наведенная зелень. Почти прежними становятся, синими.

— За нее.

— Не злюсь, — Лихослав потер переносицу. — Было… нехорошо было.

Это верно.

Нехорошо. А тогда казалось — идеальный вариант.

— Я и вправду хотел тебе помочь, — Себастьян поежился, хоть и лето на дворе, а по ночам все одно прохладно, и от воды еще тянет. — Я ж видел распрекрасно, что ты ей не нужен… титул — это да… а ты — так… договорной брак.

— А ты, стало быть, нужен?

— Нет. И я не нужен. Разве что, приключением… нервы пощекотать… экзотика… я для всех них экзотика… а если не я, то другое приключение найдут. Было бы желание. У нее — было.

— Мог бы просто сказать, — проворчал Лихослав.

— Мог бы… наверное… а ты бы услышал?

— Не знаю.

Вряд ли, Себастьяну ли не знать, сколь беспощадна к здравому смыслу первая любовь. И Лихослав понял.

— Я не могу вспомнить ее лица, — признался он. — Волосы светлые были… и еще над губой родинка. Справа? Или слева? А больше ничего… даже цвет глаз.

И наверное, в этом был смысл.

Вспомнилась вдруг Малгожата, но не лицо, а роскошный бюст, который сделал ей в общем-то неплохую партию… Себастьян узнавал.