Изгоняющий бесов - Белянин Андрей (читать книги полностью .txt) 📗
– Так то рыжий бес был али всё ж таки от оранжевый?
– Не помню, честно говоря, всё как в тумане.
– От тока не лечи меня, паря! Сие вопрос-то серьёзный, тут лукавить нельзя, не меня же, а Бога гневишь!
Я отставил чашку, поймал умоляющий взгляд добермана, брови домиком, в глазах слёзы, и, слегка надкусив сухую баранку, незаметно передал ему её под столом. Страшные зубы самым нежнейшим образом сделали «кусь», я вытер пальцы о подол рясы и сам перешёл в наступление:
– Отче, а что вы знаете о Системе?
Не ожидавший вопроса в лоб батюшка чуть не поперхнулся чаем. Видимо, он рассчитывал на некое покаяние с моей стороны, но, увы, не всё теперь так просто.
– Хм-хм, от, стало быть, как, – через пару минут сценического молчания прогудел он. – Оранжевый бес-то не простая нечисть, сиречь стервь опасная, культивированная, симбиозная. Давай от, Федька, поговорим по душам, раз так припекло…
– Пить не буду.
– А я от и не предлагал.
– Вы на шкафчик с настойками посмотрели.
– Ну, тут прости уж старика-то, аз есмь грешен, – недовольно огрызнулся мой наставник, поскрёб в бороде и кивнул. – Добро же, от я с себя и начну. Лет шесть от, коли не более, мне той Системе отдать довелось. Покуда наставником был от, бесогонов-то для них готовил. Опосля, уже как неудобен-то стал, списали меня, такие от дела.
– За что списали?
– Вопросы неудобные задавал.
Я опустил голову, это мне как раз очень даже было понятно.
Самолично постоянно наступал на те же грабли, но что делать, если сама мать-философия переводится как любовь к мудрости, любовь к мысли. А мыслящий человек вопросов не задавать не может. Уж прости великодушно, жестокий мир!
– Теперича от ты как на духу.
– Откровенность за откровенность, – честно согласился я, между делом втихую отправляя ещё одну баранку истосковавшемуся Гессу.
Когда лёгкое похрумкивание под столом стихло, я во всех подробностях рассказал старцу Пафнутию обо всех наших приключениях. Ничего не скрывал, ничего не утаивал, воспроизведя практически дословно все сюжетные повороты и линии диалогов.
Батюшка слушал очень внимательно, пару раз в раздумье качая бородой.
– Никакую такую Марту я не знаю, не привёл от Господь свидеться, видать, не так давно служит, – неторопливо начал он, когда я по-армейски выпалил: «Доклад окончен». – Сама от Система-то, может, и в задумке из неплохой идеи зародилась. Объединить всех религиозных от учёных мира, чтобы, стало быть, создать единый щит защиты от любого беса! Ну а коли с бесами удача будет, так, может, от потом и на не шибко крупных чертей замахнуться…
– Перспективы имеют тенденцию к расширению. А за чей счёт, собственно, весь банкет?
– От то я и спросил, да безответно, – с нажимом буркнул наставник и понизил тон. – Мне, вишь ли, не особо их методы по сердцу пришлись. Вроде как мы-то, бесогоны, призваны бесов гонять, а там от моих учеников всё больше к бесобойству склоняли. Жалованье выше, льготы там от, плюшки-заманухи разные.
– Ну так вроде особой разницы нет: бесогон или бесобой? Суть практически одна.
– Так-то, да не так, паря. Я, вишь ли, пожил на свете и зазря ничью кровь лить не стану. Надобно беса прогнать – прогоню, а чтоб всенепременно от убивать его в мясо кровавое, энто уже от лукавого. За что и был с преподавания да чинов от сюда, в глушь, сослан. Ты ж от, Федька, у меня, поди, первый ученик за шесть лет или даже и все семь-восемь. Так-то…
Я в сомнениях поднял бровь, а потом вдруг вспомнил, за что Марта выгнала меня из Системы. Типа я лишь прогнал беса, но не убил его, а ждали, видимо, всё-таки смерти. С другой стороны, предупреждать надо было, ведь я же честно признался ей, что обучался у отца Пафнутия.
– От за таковые слова тебя на проверку и спустили, хотели знать, кого я нынче готовлю? А ты, дубина-то еловая, им на радость взял от да и набесогонил.
– Вообще-то Марта скорее выглядела разочарованной.
– Да бог с той девкою, забудь от, и всё! Ты лучше скажи, отчего тебе в башку-то стукнуло, будто бы Геська наш разговаривает? Не напутал ли чего от с перепугу-то перед китайским бесом, ась?
– Ваш пёс разговаривает! Болтает так, что пробкой из ванны не заткнёшь. Гесс, скажи что-нибудь!
Пёс осторожно повернул в мою сторону острые уши.
– Я говорю: скажи что-нибудь отцу Пафнутию, а то он не верит.
Доберман вскочил на ноги, всем видом показывая готовность жизнь положить за-ради исполнения любого моего каприза. Но молчал, как французский боец Сопротивления в гестапо или килька в томате. То есть никак, ни по какому, ни за что, ни гу-гу.
Я поймал его за ошейник, подтянул к себе и зарычал:
– Говори, сволочь, убью!
– Гав, – придушенно пискнул он, упираясь всеми лапами.
Батюшка глухо выдохнул, забрал у меня собаку (предателя!) и решительно хлопнул ладонью по колену:
– Отдыхаем, паря! Завтра с утречка от по-иному обучение-то продолжим. Система, она задаром никого не выпускает. Стало быть, и наука бесобойства тебе от не помешает. Тока Геську больше не тронь.
– Хорошо, – скрипнув зубами, покорно согласился я.
– Дык чё сидишь-то? Давай от выгуливай бедолагу, вишь, исскулился весь.
Как вы понимаете, вариантов у меня не было. Пришлось поклониться, сжав кулаки, и послушно пойти в сени. Я одел нервно повизгивающего Гесса, накинул на плечи тулуп и вывел продажного пса во двор. Жаль, что не на расстрел в овраге…
Пока он честно помечал все безумно важные для него столбики, деревья, заборы, я скромно ждал на чурбачке для колки дров, тупо смотрел на вечереющее небо и даже слегка жалел, что не курю. Говорят, это успокаивает. Не знаю, возможно…
– Ты не обиделся? На тебе лапку!
– Да пошёл ты…
– Хочешь две лапки? На!
– Я сказал, отвали.
– А я тебя лизь! – умильно подластился этот двуличный олень безрогий, глядя мне в глаза самым бесстыжим и преданным взглядом. – Я не мог ему сказать, не мог. Он опять меня Библию читать заставит… упс…
– Минуточку, – как-то сумел сориентироваться я. – Стопорим мотор, глушим двигатель, у нас новая информация. Так получается, Эммануил Кант тебе под короткий хвостик, что отец Пафнутий всё знает?
– Не знает. Не всё. – Пёс лёг на снег, положив голову на лапы, и, сосредоточенно разглядывая свой же нос, продолжил: – Он пьяный был год назад, случайно на лапу мне наступил. Больно! Знаешь, как больно?! Я и заговорил.
– Матом, что ли?!
– Нет. Почти. Да. Под ноги, говорю, смотри.
– А он? – заинтересовался я.
– Обрадовался и давай меня носом в Библию тыкать: читай, читай, читай вслух! Всё. Утром он забыл. А я нет! Короче, теперь – гав. Только гав!
В общем, как выходило из его сбивчивого рассказа, говорить Гесс умел с рождения, как и с младых ногтей были причины, заставившие его помалкивать. Будь я на его месте, так тоже сто раз задумался бы, открывать ли рот перед нетрезвым батюшкой, тяжёлым на руку и крайне непредсказуемым в действиях по причине православной широты неуёмной русской души.
Получалось, что мне доберман почему-то поверил. Наверное, это стоило бы занести в плюс.
Горячий язык лизнул меня в щёку.
– Сердишься? Не сердись! На тебе лапку!
– Давай. – Я пожал его тяжёлую лапу с длинными когтями. – Забудь, никаких обид. Всё нормально. Прости, что чуть не сдал тебя.
– А ты мне ещё баранку дашь? Ты добрый, ты хороший. Я тебя никогда не брошу, а нехороших бесов всех кусь! Погладь меня, погладь.
Что мне оставалось, просто забросить в чёрный ящик все свои комплексы, фобии и философствующие занудности, запереть этот ящик на ключ и выкинуть его в океан, куда-нибудь в район Марианской впадины. Говорят, там достаточно глубоко.
А самому радостно обняться с честным доберманом, похлопывая его по зимней шапке, и принять жизнь такой, какая она есть, или кажется, или отражается в моём несовершенном сознании, или вообще вспомнить о зеркальности мироздания с точки зрения… тьфу!
– Гесс, пошли домой. Поздно уже, а мне ещё ужин готовить.