Исток - Московкина Анна (книги регистрация онлайн txt) 📗
О колдуне не могло быть никакой речи, надо выбираться самой.
— Проверьте в конюшне, а мы на сеновале! — визгливо крикнул Терентий.
Я упала на пол и поползла вперед. Свесилась вниз, смотря, что происходит в конюшне. Лошади беспокоились, раздраженные суматохой. Переливчато заржал красивый темно-гнедой жеребец, скребя копытом землю. «Наверняка кусачий», — не к месту подумалось мне.
В проходе меж стойл бегали люди.
Мне повезло. Конюшню, видно, достраивали, добавив к широкому проходу со стойлами с обеих сторон еще крыло, которое кончалось симпатичным тупичком, куда конюхи сгребали ссыпавшееся при кормежке сено, а может, накидали специально, чтобы соснуть часок-другой, пока нет никого. Сейчас конюхи бегали вместе со всеми по конюшне.
За спиной заскрипели доски.
— Он здесь. Плащ только сбросил!
— Или она! — крикнул Терентий. — Рон говорил, что была с колдуном девка. Кто ее в лицо видел?
— Я видел. — Этот голос я тоже узнала. Не зная, жалеть или радоваться, что у меня дрогнула рука.
Внизу никого. Сейчас!
Зашуршало сено. Не торопясь убегать, я нырнула под копну и забилась в угол.
— Где же ты? Гостюшка? — раздалось над головой.
— Давай еще углы обшарим. Может, в сено зарылся?
Дырка в сене хорошего обзора не давала, но в боковом проходе было пусто. Лошадь топнула копытом и заржала.
Идея была безумной.
Первый крюк я откинула, еще раздумывая, второй уже увереннее. Если кобыла в угловом стойле мялась, сомневаясь, стоит ли идти гулять без узды и всадника, то жеребец напротив — вылетел стрелой. За углом послышались крики удивления и возмущения, но на их источники уже неслись еще семь лошадок, подгоняемых чистой силой. Люди пытались ухватить развевающиеся гривы, один смельчак даже рискнул цапнуть жеребца за хвост. Тот сломал ему ребра, самое меньшее. Кони, оставшиеся в стойлах, начали ломать двери, чувство свободы оказалось заразным.
Я сорвала со стены мот веревки.
Если бы промахнулась, ратники нашли бы растоптанное копытами тело, но я попала — использовав выступ на стене как подножку, прыгнула на спину к гнедой кобылке и наддала пятками.
Дождь, темнота и куртка в цвет шкуры сделали меня почти незаметной, тем более я распласталась насколько возможно. Править было нечем, если только коленями. На мое счастье, лошадь к этому приучили, верно, когда стреляешь из лука, не очень-то поводом подергаешь. Каким-то чудом мы доскакали до частокола.
Руки тряслись — я слишком торопилась. С третьего раза удалось привязать к концу нож, с четвертого закинуть его меж остриями частокола и зацепить. Ни о каких узелках для удобства не могло быть и речи, зато веревка некоторое время валялась в навозе, а под дождем размокла. Меня не беспокоил запах, но руки скользили. Пришлось каждый раз поддевать ее ладонью. Где-то на середине содрала кожу.
Только не кровь…
— Вон он!
— Стреляй! Чего тянешь!
— А это, кажись-таки, девка!
Еще чуть-чуть. Половина моего роста…
— Может, камнем сбить.
— Стреляй по веревке, дубина!
Нет, только не по веревке…
Последним усилием я рванулась вверх, оцарапала и без того кровоточащую руку о заточенную верхушку и победно улыбнулась. Успела.
Стрела попала в плечо. Пальцы ослабли, но боли я не почувствовала.
Исток притупляет боль.
Вниз я летела довольно быстро, сжимая в руках бесполезную уже веревку.
Спасительница!
Ну вот Рону досадила, и то радость. Хоть и малая. Я усмехнулась, готовясь встретить землю и обозленных ратников.
Земля подо мной неожиданно разверзлась и пропустила дальше. Что происходит, я поняла, только когда с судорожным вдохом в легкие вместо воздуха устремилась вода. Следующий удар я встретила уже ногами, оттолкнувшись от дна. Боль в правом плече остановила поднятую для гребка руку.
Я вынырнула, отчаянно работая ногами, откашлялась, попыталась извернуться и ухватить стрелу. Не получилось — мокрые пальцы соскальзывали с древка. Ладони кровоточили, вместе с кровью выпуская силу, пока немного.
Я гребла одной рукой, медленно, тяжко — куртка промокла, плечо оттягивал меч. По воде бежала серебристая лунная дорожка. В темноте не увидишь противоположного берега широкой Урмалы, и, будь я в ином положении, обязательно бы насладилась красотой летней ночи после бурной грозы, когда из-за мохнатых опустошенных туч выглядывает краюха луны, призрачно купаясь во влажном одеяле.
Я плыла. Плыла по течению, лишь бы подальше от заставы. Еще не совсем поверив в собственное везение. Надо же, упала не назад к ратникам, а через забор, в пустоту. А пустота обернулась не твердой землей, окружающей заставу с трех сторон, а рекой, где наместники выстроили собственный причал.
Вода за мной, должно быть, солона от крови, из раны со стрелой начала предательски сочиться багряная влага. Вместе с силой. Исток рвался из клетки.
Гребок, еще один.
Я не успела.
В этот раз сила текла медленно, но остановить ее было не в моей власти. Десяти дней мало, чтобы научить человека быть истоком.
Здесь берег был высоким, крутым, просто не выберешься. Я ухватилась за первый попавшийся корень, вцепилась в него обеими руками, позабыв про боль. Но подтянуться уже не могла. От куртки с мечом стоило избавиться сразу, сейчас я боялась, что, разжав руки, уже не смогу зацепиться снова.
Не знаю, сколько я так провисела, насыщая энергией все живое, сама болтаясь меж двумя мирами. Очнулась я от того, что чьи-то ладони потянули меня вверх.
А я бросилась вырываться.
Но незнакомые руки удержали. А исток, найдя достойную цель, устремился в эти руки. И это придало человеку сил. Единым рывком он втащил меня на берег.
— Я сказал тебе: езжай домой! Сударыня Рин!
— Зачем вы здесь?
— Надо же… исток…
Будь сил чуть больше, я бы кинулась бежать. Но только приподнялась на здоровой руке.
— Исток, глупый и молодой! Хотя не слышал, чтобы вы доживали до старости.
— Зачем вы здесь?
— Я не такой подлец, каким тебе кажусь. Майорин сам напросился, лез куда не просят. Но тебя мне стало жаль. — Маг тяжело дышал. — Собери свою силу, девочка. Мне она не идет на пользу.
— Я не могу…
Он бесцеремонно обшарил мою куртку, сквозь полузабытье я чувствовала, как смотрящий, нашедший в кармане «вар», который сунул туда колдун, замазывает мне ладони. Смутно почувствовала боль, когда маг сперва протолкнул вперед, а потом, отломив наконечник, выдернул стрелу.
— …надо?
— Что?
— Зашивать надо?
— Нет, само затянется. — Губы двигались с трудом. Видно, Урмала сегодня собрала царскую дань с моей крови.
— Сегодня, — сказал мастер Ральер, споласкивая руки над кадушкой, — будут казнить твоего колдуна.
— Вы же не хотели вмешиваться? — Я поскребла подсохший вар под рубашкой. От раны не осталось и следа.
— Я не вмешиваюсь, я тебя предупреждаю.
— Я слышала, его повесят. — Жена смотрящего Карин поставила на белую скатерть кринку с молоком. Рядом пахли теплые круглобокие ватрушки, со сметанными шапочками в серединке. У меня заурчало в животе. — Плохо дело. Рин, ты ешь, не стесняйся.
Куда уж мне стесняться… Она не сказала ни одного бранного слова, когда ее муж притащил меня посреди ночи к себе в дом. Она нагрела воды и заставила меня отмыться от крови и грязи. Дала мне новую расшитую рубашку и широкую крашеную юбку. А сейчас по-матерински пыталась накормить. Мне было стыдно.
К столу вышли дети, и разговоры смолкли. Соломенная куколка принадлежала младшей, семилетней малышке с темными кудряшками и лукавым серым взглядом, вторая дочь, лет на восемь постарше — серьезная девушка с двумя темными косами и глазами отца. Старший сын, пепельноволосый парень, мой ровесник, вышел к столу с книгой в руках и, не дожидаясь остальных, принялся наворачивать ватрушки.
Исток внутри полыхнул. Сын пошел в отца, он тоже был магом.
Велмане верили в Трех великих Богов, я, выросшая среди колдунов, только в магию и природу, но все же почтительно склонилась, когда семья смотрящего опустила головы в безмолвной молитве. Заметила только, что сын Ральера не закрыл насмешливых серых глаз. Чародейство не уживается с богами, слишком много доказательств требуется колдуну, чтобы в них верить. Гораздо больше, чем человеку.
