Медные колокола (СИ) - Анненкова Ирина (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
- Да уж ладно, не будем, всё понятно, - беззлобно фыркнула смирная Тинка.
Тропинка вильнула влево, огибая заснеженный овражек, потом деревья расступились, и мы, к обоюдному облегчению, выехали из леса. Лошадка моя повеселела и, уже не боясь поскользнуться или оступиться в глубокий, покрытый смерзшейся за ночь коркой снег, бодро зарысила по подсохшей за последние погожие дни дорожке.
Путь в Мутные Броды пролегал через поле, ежегодно засеваемое льном, просом, гречей и люцерной. Сперва мы довольно долго поднимались на широкий пологий холм, затем дорога устремилась вниз, заворачивая к речке Медведице, богатой омутами, водоворотами и рыбой, чтобы потом виться вдоль ее берега до самого села.
Подул сырой промозглый ветер. Вообще, в чистом поле было гораздо холоднее, чем в лесу. Это попозже, когда солнышко взберется повыше на небесную горку и начнет не на шутку пригревать, тут станет по-весеннему тепло, и жалкие остатки снега в низинках исчезнут, а набухшие почки лозин, может быть, наконец-то обернутся крошечными молодыми листочками. А пока я поплотнее завернулась в меховой кожух, да натянула поглубже дубленую шапочку.
- Эй, добрый молодец, далеко ль путь держишь? – вдруг раздался совсем рядом томный девичий голос.
Да, речка наша богата не только рыбой да омутами. Ведь не успел с нее толком лед сойти, а охотничий сезон уже открыт!
- Ну, Ивица, ты даешь! – с чувством сказала я, спешиваясь и поворачиваясь лицом к воде. – Своих не узнаешь? Не проснулась ещё, что ли?
Русалка ничуть не смутилась.
- Ой, Славочка, а я тебя и не признала, - стройная зеленоглазая блондинка радостно заулыбалась мне. – В этой одежде за паренька приняла. Кто это, думаю, у нас такой ранний, уже и из лесу едет? Дай-ка побеседую с ним, познакомлюсь поближе, - речная прелестница кокетливо надула губки, похлопала ресницами и шаловливо плеснула хвостом.
- Вот незадача! А тут – не паренек! Облом-с! – не удержалась и позлорадствовала я. Результат знакомства проезжего паренька с Ивицей был бы вполне предсказуем и печален – и ясное дело, что не для русалки.
- А тут ты, - охотно согласилась красавица. Вообще-то, русалки вовсе не злые, просто они так устроены: каждый встреченный мужчина должен быть очарован, охмурен, зацелован, защекочен и утоплен. Совершенно по-доброму! Ей-ей, ничего личного!
Но мы же не злимся на волка, что он овец режет, или на дракона, что тот коров таскает, правда?
- Славочка, я так рада тебя видеть! – защебетала Ивица. – Давно не виделись. Как вы там, в лесу, перезимовали?
- Спасибо, всё хорошо, - весело ответила я, принюхиваясь. Солнце, поднимаясь, начинало пригревать, и воздух запах мокрой землей, пробивающейся травкой, грядущим теплом. – Ну, а вы как зиму провели? Давно проснулись?
Всем известно, что русалки зимой дремлют в омутах, а просыпаются лишь по весне, когда вскроются ото льда реки и озера. Бессонницей страдает лишь сам речной хозяин – водяной, невзирая на морозы подглядывающий через проруби за белым светом.
- Да уж с седмицу, - с сомнением в голосе протянула Ивица, будто сомневаясь, а проснулась ли она?! – Но только что-то скучновато пока…
Я ухмыльнулась. Представление русалок о веселье было очень специфическим, даже можно сказать, кровожадным.
- Что, не клюет? – от ехидства в голосе мне все-таки удержаться не удалось.
- Какое там, - махнула хвостом красотка. – За целую седмицу мы никого даже издалека не видали – ни я, ни сестры. Ты вот первая мимо идешь. Ску-у-учно! Ты ж всё-таки не мужчина! – и Ивица мечтательно прикрыла свои сияющие глаза.
- Да уж, кто не мужчина, то не мужчина, - задумчиво проговорила я. – А расскажи мне, Ивушка, не плавали ли вы с сестрицами к самому селу – так, от скуки развеяться?
- Собирались, да водяной не велел, - тут же наябедничала русалка. – Нечего, говорит, вам там делать! И не пустил! А ещё сказал…сказал…, - она страдальчески наморщила невысокий лобик, силясь припомнить, чего же еще такого ценного сообщил им речной царь. – Ну, это… как его…не припомню!
Да, русалки – существа веселые и доброжелательные (пока рядом не появился какой-нибудь мужичок), однако полагаться на их мыслительные способности не стоит. Мозг, похоже, есть только в позвоночнике! Я подошла к самой воде и присела на корточки:
- Ивушка, милая, попробуй вспомнить, что водяной вам говорил. Пожалуйста, постарайся!
Речная дива добросовестно изобразила своим подвижным лицом серьёзную работу мысли. Потом ещё изобразила. Потом ещё…
- Фу, Славочка, больше не могу! Щас голова прям лопнет! Ну не по-о-омню я!
- Ну, Ивушка! Подумай, прошу тебя!
- Ай, да не знаю я! Что-то он такое говорил про то, что вроде на селе нечисто стало, кажется так. А что бы тебе у него самого не спросить?! – радостно выдала русалка «гениальную» идею.
Мысль, знамо дело, богатая! Только не стоит забывать про то, что ни лешего, ни водяного, ни полевых или болотных духов не возможно ни уговорить, ни тем более заставить рассказать что-либо, о чём они не считают нужным сообщить лично тебе. Так что, придется довольствоваться тем, что удалось вытянуть из рядовой речной нежити.
- Да ладно, - как можно естественней махнула рукой я, - сейчас сама туда приеду и всё узнаю. Пока, Ивушка! Увидимся! Девочкам привет!
- Пока, Славочка! – с энтузиазмом замахала в ответ русалка, мигом позабыв про наш разговор.- Заезжай! А то так ску-у-ушно…
Я вскочила в седло и пустила застоявшуюся Тинку в легкий галоп.
Значит, говоришь, «нечисто стало»?
Вот и проверим…
Мутные Броды стояли на высоком берегу Медведицы, славящейся не только рыбой, омутами и развеселыми русалками, но и весенними разливами. Вот и сейчас противоположный низкий берег был уже залит водой почти до кромки березовой рощи. Со стороны домов затопило все мостки, кроме единственных, специально сооруженных повыше и в обычное время несуразно торчащих над рекой.
Богатое многолюдное село было обнесено высоким крепким тыном, потемневшим от времени и дождей. Дорога, шедшая вдоль речки, вывела меня к нешироким массивным воротам. Это был, так сказать, чёрный ход, которым пользовались селяне для выезда в лес и поля, да ещё в соседнюю Березовку. Дальше нашего Черного Леса этот путь не лежал. Главный же, парадный въезд расположился с другой стороны поселения и был даже украшен надвратной сторожевой башенкой, гордостью жителей Мутных Бродов. Оттуда вела дорога в большой мир, в Березань, далекий Сторожец, стольную Преславицу. По ней приезжали купцы и увозили знаменитые бродненские колокола, славящиеся на всю Синедолию своим волшебным бархатным голосом.
На ночь староста села самолично запирал оба входа, и тот, кто не успел до заката попасть домой, мог уже никуда и не спешить – старый Лукиан отличался строгостью и непреклонностью. Днем же ворота не запирались. Но никогда и не стояли нараспашку…
Тронув пятками Тинкины бока, я подъехала к настежь открытым воротам. Лошадка чутко принюхивалась, шумно втягивая в себя воздух.
В ничем не нарушаемой тишине не было слышно голосов перекликающихся баб и гомонящих ребятишек, не мычали коровы, не переругивались куры, не скрипел колодезный ворот, не бухали молотки в кузнице. Да и в полях мне не встретился ни один человек…
Мы с Тинкой медленно ехали по безлюдной улице. У дома старосты деда Луки я спешилась и осторожно зашла на двор – незапертая калитка слегка покачивалась от ветра. Дверь в сени была открыта. Я поднялась по запыленным ступенькам.
Складывалось такое впечатление, что всё живое исчезло из села в один миг, причем до последнего момента ни о чём не подозревая и продолжая заниматься своими делами. В погасшей печи виднелся остывший чугунок, и, судя по тяжелому запаху и обилию насекомых, хозяйка варила мясные щи. Посреди просторной горницы на кучке сора лежал большой веник. На краю лавки чьи-то маленькие ручки затейливо разложили тряпочных кукол с разрисованными лицами. На широком столе стояло лукошко с яйцами.
