Охранитель - Мартьянов Андрей Леонидович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Mee–erdе! — вопил Бодуэн де Шеризи, чьи конечности были накрепко прикручены ремнями воловьей кожи к столу в подполе дома вдовы Верене. — Отпустите, негодяи! О–о!
— Заткнись! — рявкнул Рауль, пока убеленный сединами старец в костюме небогатого лавочника орудовал серебряными ножницами. — Что сказано в Святом Писании, грешник? Помнишь? «Да будет у вас обрезан весь мужеский пол; обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами» [6].
— С–суки! Отпустите!
— Не нужно отпускать пока, — без каких–либо эмоций сообщил вскоре неприметный купец, бросив окровавленные лезвия в медный тазик и вытерев пальцы льняным полотенцем. — Пусть так полежит. До утра. Знаете заклинание «Sine dolore»?
Рауль кивнул.
— Прекрасненько. Добавочно — десять капель маковой эссенции в вино, дайте выпить. Я свое дело сделал, хочу до темноты вернуться в Камбрэ.
— Ууублюдки! Выпуститеее!
Бодуэна де Шеризи можно было понять: перед действом его заставили выпить считай два кувшина крепчайшего португальского, но операция на столь нежном органе все одно вызывала неприятнейшие ощущения. Спасибо Бен–Йосефу, хватило трех мгновенных надрезов. Виден опыт.
Опий–laudanum и простенькое заклинание Жиля утихомирили — кровь остановилась, сам «больной» провалился в полузабытье. И тут же описался: тугая струя потекла под стол.
— Ой–вей, это естественно, — пожал плечами раввин. — Вспомните, сколько вина мы в него влили перед тем как?
Три дня сын барона де Шеризи отходил. А через неделю стал лучшим другом мэтра Рауля Ознара из Парижа. Заплатил щедро: двадцать ливров золотом.
Так продается счастье.
* * *
Михаил Овернский руководствовался старинной мудростью — на ловца и зверь бежит, — а потому не торопил. В Авиньон и верховному инквизитору королевства, епископу–провинциалу Тюренну де Мэну, ушли стандартные отписки: прилагаем все усилия, трудимся не покладая рук et cetera.
До середины апреля можно было не беспокоиться. Пока гонец доберется, пока в курии и генеральном капитуле доминиканцев ознакомятся с сообщениями, пока ответят — неповоротливая бюрократическая машина Святой Церкви до времени работала на его преподобие.
Рауль между тем обживался и знакомился.
Как и во всех небольших городах важные персоны были у всех на виду и становились предметами непрекращающихся сплетен. Взять к примеру архидиакона и викария диоцезии Арраса Гонилона из Корбея — брат Михаил недаром упомянул об эпикурейских пристрастиях его преосвященства, вызывавших у распущенного дворянства добродушные хохотки и приводивших в ужас набожных горожанок.
Надобно отметить, что здешняя епархия до 1094 года была предметом затянувшегося спора между высшими прелатами Франции и Священной Римской империи — речь шла о немалых бенефициях и пребендах [7]с богатого пограничного графства. Кроме того, граф Фландрии и его величество король Французский совершенно не желали вмешательства в их дела немецкого епископа Камбрайского, претендовавшего на диоцез.
Компромисс был достигнут: Аррас с той поры формально епископатом не считался, возглавлял его архидиакон не подчинявшийся кафедрам в Амьене и Камбрэ, а князя–епископа последнего утешили, отдав в ведение несколько сельских приходов по эту сторону границы. Вроде бы все остались довольны.
Даже не владея епископскими митрой и посохом (но сохраняя титулование «преосвященство»), архидиаконы при желании могли широко развернуться: вся судебная и церковная власти вкупе с церковными доходами в полной мере принадлежали им. А уж как властью пользоваться — иной вопрос.
Преосвященный Гонилон родился не в ту эпоху и не в той стране. Ему куда более подошли бы золотые годы принципата в Риме и холмы Италии — с белоснежными кудрявыми барашками и прелестными девами собирающими цветы средь виноградных лоз и стройных кипарисов.
Увы, но барашки в Артуа встречались в основном серые и коричневые, с засохшими вокруг anus фекалиями, пасущие их мосластые крестьянки пленительной внешностью ни разу не отличались, а то и вовсе были уродинами с изъеденными оспой фламандскими лошадиными мордами. Виноград рос плохо, а кипарисы и вовсе напрочь отсутствовали — северная природа отдавала предпочтение сосне, дубам и березам. Какая невыразимая пошлость!
Гонилону Корбейскому, человеку с тонко чувствующей душой, всё это было противно. Так противно — сил нет. Единственный разумный выход — изменить грубую реальность в угоду своим вкусам и желаниям.
Вот и отстроился на месте старой деревянной резиденции епископов трехсотлетней давности изящный замок из светлого песчаника, знающим людям сильно напоминающий многократно уменьшенную копию папского дворца в Авиньоне. Подвалы оного заполнились бочками с великолепным вином, помещения отделывали нарочно выписанные из Ломбардии мастера, домовую церковь расписывал не кто иной как Руггер ван Майсс из Нейменгена, мебель доставили из Генуи, а ткани из самой Александрии.
Дабы не забывать о духовном, архидиакон повелел возвести рядом корпуса цистерцианской женской обители, населенной монахинями и конверсами чающими спасения души и жизни вечной. Стоит ли упоминать о том, кто их исповедовал?
Сколько на эти роскошества было потрачено никто не интересовался — зачем? Наоборот, люди остались довольны: стараниями Гонилона сильно запущенная после смерти графини Маго столица Артуа облагообразилась — его светлость Филипп предпочитал держать двор в других своих владениях, лишь изредка наезжая в Аррас. Этой зимой он остановился во Франш–Конте, оставив северные владения в ведении сенешаля и прево.
Разумеется, за отсутствием Филиппа Руврского центр светской жизни переместился во дворец архидиакона. Старый замок короны, заложенный еще при государе Людовике Святом был огромен, холоден и мрачен, подходя только для одной цели: защитить город от англичан, буде те появятся. Занятый неприятелем Кале неподалеку, и об этом стоит помнить.
Раулю преосвященный понравился: еще не одряхлевший мужчина приятной внешности, с вьющимися каштановыми волосами по краям тонзуры, обходительный и получивший куртуазное воспитание. Безусловный весельчак и жизнелюб, волею судьбы очутившийся на пастырской стезе — младшие сыновья известных дворянских родов обычно шли по духовной линии и частенько добивались впечатляющих успехов. Папой Римским, конечно, становился далеко не каждый, но возможность просковозить в архиепископы, а то и в кардиналы была вполне реальной.
Гонилона, однако, архидиаконство вполне устраивало — в Аррасе он Caesar et Pontifex, а кем станет в Париже или Авиньоне? Одним из многих? Покорнейше благодарим. Ради сохранения статуса можно пожертвовать барашками и кипарисами.
— Как же, как же, — ворковал преосвященный, сложив пухлые ладошки над внушительной утробой. На пальцах сияли всеми цветами радуги перстни с разноцветными камнями изумительной огранки. — Его преподобие Михаил Овернский столько о вас рассказывал!
«Ага, ври, — подумал Рауль, выкраивая на лице самую учтивую улыбку, на какую был способен. — Михаил только посоветовал принять меня, шепнув два слова после воскресной мессы в кафедрале!»
У архидиакона случился приступ красноречия — как человек во многом прекраснодушный, он не упустил возможности наговорить уйму любезностей, вперемешку с собственными умозаключениями, имевшими к реальности самое косвенное отношение. Чего стоила его сентенция о «…столь молодом человеке, по своей свободной воле избравшем поприще в отдаленном от соблазнов больших городов уединенном уголке».
Вот как? Да ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не выберет этот уединенный медвежий уголок, приведись такая возможность! Особенно после блистательного Парижа, многоученого Нарбонна и утонченной Флоренции!
Архидиакон на самом деле простоват, или искусно прикидывается? Наверняка прикидывается — персоны ангелического характера на таких должностях не задерживаются, тут необходима железная хватка, немалая воля и еще бóльшая хитрость.
