Песнь для Близнецов - Белякова Евгения Петровна (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Он едет на Яблоневую! – Задохнувшись от догадки, просипел Верендарт Гордойсу, ехавшему рядом.
Гордойс только поджал губы.
На Яблоневой площади стояла плаха.
Приветственные крики, прославляющие победителей, постепенно смолкли: люди почувствовали приближение чего-то мрачного и серьезного. Снова наползли тучи, из которых редко стал падать мелкий снег, легкий, едва заметно мерцающий в воздухе. К площади горожане выходили уже притихшие, готовые внимать всему, что скажет их король. Дориан же, доехав до помоста с плахой, развернул коня. Обычно время казни высокопоставленных дворян объявлялось загодя. Король и его свита занимали места на балконе выходившего фасадом на площадь Дома Управления, со стен спускали флаги, солдаты били в барабаны, глашатаи зачитывали список преступлений. Теперь же слышен был только скрип снега под ногами толпы, да позвякивание доспехов воинов.
– Ульрик из Уилсонсонов, зачитайте обвинение и приговор, – тихо сказал Дориан молодому дворянину.
– Он не посмеет, – прошептал Верендарт. Уже не Гордойсу – тот отъехал в сторону, примкнув к группке графов, а себе под нос.
Ульрик по памяти произнес ту часть приговора короля, что Его Величество произнес почти с месяц до этого, обнажил меч, поднимаясь на помост. Когда горожане услышали о предательстве Боклэра, приглушенные шепотки пронеслись над толпой. Многие плевали на землю и бормотали проклятия барону, что повернул на Вердленд войска Лиона. Если бы он просто поднял мятеж против своего короля, ненависти на лицах людей было бы куда меньше; но разорять земли своих же соратников? Да еще руками чужаков?
Боклэра выволокли на помост. Он, похоже, не понимал, что происходит – смотрел кругом безмятежно, помаргивая, когда на ресницы ему налипал мелкий снежок.
– … и приказал король, что изменник будет обезглавлен на главной площади Тэниела в назначенный Его Величеством срок, после возвращения в столицу! – закончил Ульрик и поклонился королю.
– И этот срок настал, – просто сказал Дориан. Махнул рукой.
Барона поставили на колени возле плахи. Она использовалась редко – обычных преступников вешали, головы рубили только дворянам. А те повода не давали более двадцати лет. Ульрик смахнул снег с плахи рукой в грубой походной перчатке, два воина из его свиты наклонили Боклэра вперед… И тут он, осознав где находится и что произойдет с минуты на минуту, взвыл страшно, отчаянно:
– Дориан! Дориан!
Король кивнул вопросительно смотрящему на него молодому Уилсонсону.
– Дориан! Будь ты про…
Удар был верным и чистым – голова барона, враз отделенная от тела, со стуком упала на помост, и прокатилась чуть вперед. Легла набок – и стоявшие ближе всех к плахе могли увидеть раззявленный в крике рот преступника, так и не закончивший изрыгать свое проклятие.
– Да простит Древо все его злодеяния и примет под свою крону. – Звучно сказал король, так, что голос его разлетелся по площади. Толпа шумно выдохнула. Дориан продолжил: – А мы воздадим хвалу Древу, охранившему нас от предателя, и возрадуемся победе!
Раздались крики: «Да здравствует Дориан!», «Олень! Олень!» и «Вердленд!» и даже «Роза!». Люди, как ни в чем не бывало, заулыбались и развернулись к Пятиконной, чтобы продолжить праздничное шествие. Бароны и даже графы потрясенно молчали. Гордойс огладил рукой бороду и подумал: «В самом деле – не с почестями же казнить сукина сына… Но и обычаи надо было бы соблюсти – камера, суд Совета, последнее желание…».
– Похоронить тихо, на окраине городского кладбища. – Приказал король Ульрику. – Потом вернешься на пиршество в замке.
Процессия развернулась и последовала за королем. Гордойс наклонился в седле к ехавшему рядом барону Падуа и произнес тихо:
– Этот Боклэр нам еще аукнется. Король, похоже, закусил удила.
Падуа только хмыкнул.
Рик ждал наказания, проводя все свободное время в молитвах… и размышлениях. А времени у него было много. Старшие почему-то не спешили исполнять намеченное. Рик сначала волновался, потом перестал. Процедура была ему знакома – его слова проверяют. И если поверят, то после наказания ему останется только подкинуть Воргу или Аммету, второму Старшему, информацию о том, что таинственный маг, то есть Кендрик, с Древом заодно. А маги… чтобы добраться до Кендрика, Рику нужно было, чтобы удар по нему нанес кто-то достаточно сильный. Хватит ли мощи у Старших? И что сказать им? Вариантов было несколько. Либо убедить, что Кендрик замышляет вместе с остальными магами опрокинуть Орден Близнецов, чтобы взять власть в свои руки, либо доказать, что выгоднее будет сдать Кендрика магам, чтобы заслужить их расположение. От этого выбора зависело многое. Рик решил подождать, и посмотреть, как будут разворачиваться события. При самом лучшем раскладе ему поверят и, скорее всего, уже завтра отправят шпионить в Орден Древа, благо он там уже осел. При самом худшем… Барду не хотелось думать о худшем, но он все же себе напомнил, что его ждут страшные пытки и мучительная смерть. Если отворачиваться от того, что пугает, это самое пугающее не исчезнет. Надо понимать и принимать все возможности.
Успокоив себя относительно предстоящих интриг, Рик с чистой совестью принялся молиться вновь – вслух, истово, но не перегибая палку. В молитве своей он воздавал хвалу Близнецам, позволяя себе в стройные, заученные фразы вставлять собственные слова.
«Вот у Садовников все застыло, молитвы как замерзшие, и изменить хоть букву – святотатство», – подумал Рик. – «В этом они нам уступают. Мы гибче… хотя и простор для толкований иногда превращается в полное выворачивание смысла наизнанку».
Рик вспомнил, как год назад Старший Ворг отправил нескольких братьев совершить, как он сказал, «очистку» семьи, крупно Ордену задолжавшей. Манипулируя священными постулатами, и, на первый взгляд, ни на йоту не отходя от текста священных книг, он убедил двух братьев совершить убийство. Рик не был уверен, смог бы он тогда понять, что происходит, и отказаться от страшного долга, если бы его послали разобраться с семьей Доулин. Наверняка кивнул бы также, согласился, как соглашался шпионить, лгать и толкать на преступление других.
Его мораль всегда была гибче, чем у других, и Старшие ценили это.
«Так что гибкость может служить и злу», – подумалось Рику. Но он одернул себя, помотав головой: обычно он избегал вообще использовать такие понятия, как «добро» и «зло».
«Интересно, а что на это сказала бы Тео?»
Снова кольнула вина за то, что не поехал с ней, но бард упрямо сжал челюсть, отметая тяжелые мысли, и уже сквозь сжатые зубы продолжил молитву.
Вечером ему принесли суп. Он не стал спрашивать, где палач с плеткой: первейшее достоинство Стрелка – смирение перед волей Старших. Поблагодарил брата, охранявшего его, быстро выхлебал жидкий суп прямо из миски, под взглядом послушника. Вернул тому чистую миску, ложку. И, отвернувшись в сторону окна, через которое пробивался закатный, багряный свет, снова принялся молиться.
Ночью, когда небо усыпали звезды, за ним пришли.
«Наконец-то», – подумал он чуть ли не с облегчением.
В комнатку вошел брат-охранник, за ним – еще один, с капюшоном на голове. Палач. Рик не должен был видеть его лица – им мог оказаться кто угодно. Например, тот, что стоял у ворот, когда он пришел. Чтобы у провинившихся братьев не возникало желания отомстить, лица истязателей всегда скрывались. Так что, прогуливаясь по саду, или читая молитвы в Общем Зале, можно было оказаться рядом со своим вчерашним мучителем. А если палачу приходило вдруг в голову, по глупости, из-за гордыни или ради изощренного удовольствия сообщить своей жертве, что именно он… Тогда все было очень просто. Месть разрешалась и даже никак не наказывалась.
Поэтому палачи молчали.
Мало кто избегал участи взять в руки плетку. Рик, когда был послушником, более десяти раз попадался и получал свои удары, а вот сам наказывал лишь раз; и всем сердцем мечтал забыть этот случай навсегда. Нет, особой жестокости он не проявил, да и наказание было слабым – десять ударов, но каждый раз, когда Рик вспоминал звук кожаной плети, рассекающей кожу… его мутило.
