Своевольная принцесса и Пегий Принц (ЛП) - Хобб Робин (книги полностью .TXT) 📗
— Еще чего, — она отложила моего сына в сторону. — Сначала помойся и изобрази себе пузо. Ты должна быть на ногах и рядом с Каушен как можно быстрее. Как будешь готова, мы дадим ему грудь, чтобы пришло молоко. Но сейчас времени на всякую ерунду просто нет. Кто знает, что за удача нас ждет? Может, ребенок Королевы-в-ожидании будет ничем не примечательным, и никто не догадается, кто был отец. И у тебя все же будет шанс поменять детей.
И я послушалась. Как обычно. Порой мне было странно обнаруживать, что мать, которую я долго не знала, могла так командовать мной. Иногда же казалось, что именно потому что этой женщины было так мало в моей жизни, я ловлю каждое ее слово. Может быть, если бы я любила отца ребенка, если бы предвкушала его рождение с радостью, то мои чувства были бы другими. Но, как ни странно, мои мысли были больше заняты ребенком Каушен, чем своим: будет ли он сильно походить на своего отца? Поэтому, когда наконец мать всучила мне спеленутое дитя и приказала дать ему грудь, это было для меня будто бы очередным приемом, который надо освоить. Меня не удивили ручонки или рыжеватый пушок волос. Я заметила только, какой он был малютка. Приложила его к груди, и он сделал несколько глотков, а потом практически сразу уснул. «Не разрешай ему этого», — сказала мать и потормошила его, чтобы он открыл глаза. Он еще немного пососал, а потом снова уснул.
— Не выглядит он здоровяком, — сказала я нерешительно, боясь, что она поругает меня.
— Не выглядит, еще бы, — ответила она без обиняков. — Тебя поджимало время, и ему пришлось родиться раньше срока. Еще месяц в утробе пошел бы ему на пользу, но видела я, как выживают и более хилые. Он будет много спать, а тебе придется тормошить его, чтобы он хорошо кушал. Вот. Дай-ка его сюда. У меня пока много молока. А тебе уже надо быть кое-где в другом месте.
Она забрала моего ребенка, а мне дала букетик цветов.
— Пока ты тут рожала, я сходила в Женский Сад, — гордо сообщила она. — Это купит для тебя местечко рядом с Королевой-в-Ожидании. Старое средство. Скажи женщинам, что ты должна подержать букетик, чтобы она могла вдыхать аромат между схватками. Это придаст ей сил. А теперь ступай. И помни, всё это я делаю из любви к тебе.
И я ушла. Ее слова отозвались старым воспоминанием.
С трудом переставляя ноги прочь от ее комнаты, вниз по ступеням, я чувствовала боль во всем теле и единственно чего хотела — это поспать. Вместо этого я думала о том, как бы попасть к Каушен и скоро ли ее роды. Было понятно, что пока она не родила. Как только это произойдет, зазвучит каждый горн и барабан в замке, и во все герцогства будут посланы гонцы. Я покрепче сжала цветы и стала молиться, чтобы мне дали войти. А о своем ребенке я и не вспоминала. Гораздо позже я подивилась тому, что, вроде бы, чувствовала, как он растет и двигается во мне, но никогда не думала о нем как о настоящем.
Похоже, все женское население Замка Баккип собралось на лестнице и в зале перед покоями Королевы-в-Ожидании. В стайках перешептывающихся дам я видела знаки, не предвещавшие ничего хорошего. Растрепанные волосы, развязанные ленты, расшнурованные платья и туфли. Мое сердце сжалось и затем забилось в тревоге. Я понимала, что это значит. Роды Каушен были очень тяжелыми. Я замешкалась на ступенях, и тут, неся на подушечке сверкающий нож, мимо меня пронеслась служанка. Я ахнула и увязалась за ней, выставив перед собой букет, как будто мы обе выполняли некое поручение. Столпившиеся дамы расступались и умолкали, давая нам пройти, а потом вновь наполняли комнату шепотом за нашими спинами. Словно по волшебству, тяжелая деревянная дверь в королевскую комнату открылась перед нами. Королевская стража подняла скрещенные копья, чтобы пропустить нас. Никем не остановленная, я последовала за служанкой внутрь.
Там было три повитухи, все в белых передниках, с закатанными рукавами. Одна из них, старуха, восседала на стуле в подножии кровати под пологом. Каушен увидеть было невозможно, только слышно было ее тяжелое дыханье. Вторая повитуха — женщина средних лет — поспешила забрать у служанки подушку и нож, передав их третьей — грузной женщине, по крайней мере, лет тридцати. Та опустилась на колени и осторожно подсунула под кровать подушку и нож, приговаривая: «Это обрежет твою боль, дорогая. Нож под кроватью никогда не подводил».
Вторая повитуха наконец заметила меня.
— Тебя кто пустил? — угрожающе напустилась она. — Ты кто такая?
Две остальные встали, словно стража, между мной и кроватью.
— Я личная служанка Будущей Королевы Каушен, с самого ее детства. И мне давно обещали, что я также стану кормилицей ее ребенка, — с отчаянным безрассудством пустилась я во вранье. Если бы это помогло приблизиться к кровати, я бы назвалась хоть самим королем. До меня донесся стон нарастающей боли. Моя бедная Каушен страдала. И тогда она воскликнула «Лостлер!» — и не было ей дела до того, кто может это услышать. «Лостлер!» — позвала она громче, и когда все три повитухи метнулись к ее ложу, в припадке телесной и душевной муки она снова выкрикнула: «Лостлер!»
Ее боль пробрала меня насквозь, добавляясь к моей собсвтенной. Ведь она звала его, человека, который навлек на нее все эти несчастья, но не меня, ту, которая всегда помогала. Как бы то ни было, я подняла перед собой букетик, который дала мне мать, и сказала:
— С давних пор женщины моего рода выкармливали благородных детей. Нам известны древние целебные средства, и в моих руках сейчас то, что облегчит ее боль и поможет ребенку явиться в этот мир.
Старуха злобно уставилась на меня — мне ли не знать о ее давнем соперничестве с моей матерью. Она было заворчала, что негоже корове мычать о том, что ей знать не дано, но на этот раз унизить меня не было никакой возможности, потому что Каушен услышала меня и прохрипела:
— Дайте сюда цветы, прошу, или я умру от боли, умру!
Теперь повитуха не могла оспаривать мое право здесь находиться. Я бросилась к Каушен и подставила цветы так, чтобы она могла вдыхать их аромат. Она вцепилась в мои запястья обеими руками так крепко, что клянусь, я чувствую это и по сей день. А букетик, по всей видимости, свое дело сделал, так как она набралась сил для своего часа. С каждой схваткой она звала Лостлера, но это уже мало походило на имя, скорее, на какой-то решительный рев. Я стояла рядом и позволяла ей держаться за себя. Мое собственное нутро болело, и я чувствовала, как спазмы сотрясают мою утробу точно в ритме ее потуг. Мне было известно, что это нормальное и даже полезное явление после родов, но не могла избавиться от ощущения, будто я и сама рожаю рядом с ней и что мои спазмы словно бы помогают ей.
Она собралась с силами, это верно, но, на мой взгляд, ее роды сильно затянулись. Одна повитуха шепотом сообщила своим помощницам, что, видимо, придется ей разрезать чрево Королевы-в-Ожидании и достать ребенка, иначе можно потерять обоих. Тогда моя госпожа широко открыла глаза.
— Никакой нож не коснется меня, — объявила она. — Пусть мое дитя выйдет тем же путем, что и вошло. Довольно над ним пролито крови!
И все, кто стоял рядом, заохали от этих слов, но возразить не посмел никто, ведь последнее слово всегда за роженицей. И она рожала дальше, хотя я уже думала, что дать разрезать себе живот было бы не так больно. Ночь сменилась рассветом, наступило утро. Раз за разом король посылал гонцов к ее двери, и каждый раз они возвращались с одним и тем же «пока нет». В конце концов, он послал пажа сидеть в зале под дверью и дожидаться. С приходом темноты я видела, как моя госпожа слабеет.
И когда наконец повитуха воскликнула: «Я вижу головку! Еще поднатужьтесь, моя королева, и ваш ребенок появится!» — я увидела, как от лица Каушен отхлынула кровь. Побелели даже губы над сжатыми зубами, было видно, что она, больше не прислушиваясь к своему телу, тужилась каждой крупицей силы, что в ней оставалась. В струе кровавой жидкости наконец появился ребенок, сначала головка, а потом и весь он целиком выскользнул наружу. Повитуха подхватила его и радостно подняла, словно он был свежевыловленным лососем. «Мальчик! — воскликнула она, — В роду Видящих новый принц! Скорее шлите гонца королю, пусть он первый узнает об этом и сможет объявить всем!»
