Слотеры: Игра Покрана - Обедин Виталий (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Учитывая, сколько железного хлама, якобы принадлежавшего герою, было свалено в той гробнице, никто, быть может, и не заметил бы пропажи. На нашу беду, прямо во время похищения реликвии у племянника похмельным голосом заголосила над ухом муза. Верный ее зову Джад не удержался и испохабил стены усыпальницы героя низкопробными стишками, рифмуя пакостное с пошлым и скабрезное с гадким.
В результате стражи порядка разве только носом землю не рыли в поисках святотатца, дерзнувшего осквернить покой Тора-спасителя, а шпаге Бесоборца пришлось лет пять проваляться у меня без дела, ибо носить ее на поясе представлялось делом неразумным даже для Выродка.
Со временем история с осквернением гробницы забылась, а оружие Тора прижилось у меня на бедре. Вдоль его клинка тоже тянулись кое-какие руны, но особой силой они не отличались. Шпага внушала трепет и уважение сама по себе – как изделие гениального мастера-оружейника, чье клеймо, правда, никто не смог опознать. Великолепно сбалансированный клинок отличался пружинной упругостью, а его тяжести вполне хватало, чтобы при нужде рубить, как саблей. Один звук, с которым оружие выходило из ножен, – протяжное угрожающее металлическое «зззыыыык!» – холодил кровь. Не шпага, а настоящий эспадрон, каких уже не делают. С таким не страшно выходить как против смертных мужей, так и против бессмертных тварей.
Серебро, колдовство – все это на крайний случай. Обычно достаточно холодной ярости и доброй стали.
Для полной экипировки не хватало еще кое-каких мелочей, но одной несчастной суккубе и всего вышеперечисленного колюще-режуще-стреляющего добра будет вполне достаточно. Честно говоря, я сомневаюсь, что любой другой вояка, навешав на себя столько железа, сумел бы вообще пробежать хотя бы сотню шагов, не свалившись под его тяжестью!
Что ж, ритуал осмотра закончен. Все в порядке: все пряжки застегнуты, ремни подогнаны, ничто не болтается, хоть и брякает весьма воинственно и зловеще.
Отлично!
Самое время загнать Мамашу Ло в долги, которые, как известно, платежом красны.
Я шагнул за порог борделя и быстро пересек холл, украшенный фривольными, но не самыми пошлыми, а где-то и вовсе талантливыми фресками и картинами. Стремясь прослыть женщиной тонкой и просвещенной, Лора не гнушалась брать натурой с нищих дарований, полагающих себя великими талантами, и пару раз не прогадала. Особенно с молодым художником по имени Дориан Гоа, который буквально три года назад вдруг стал очень популярен и оттого крайне дорог. Вот, кстати, его картина висит – спящая купальщица или что-то в этом духе.
Миновав дремлющую на холсте девицу, я поднялся на второй этаж и оказался посреди хаоса, замешенного на растерзанной обнаженной плоти и потоках крови. Судя по кровавым отпечаткам и следам, суккуба успела убить никак не меньше троих и еще многих ранила. Вырвавшись из-под контроля, она кровавым вихрем пролетела по коридору, полосуя когтями всех и каждого, кто встречался ей на пути.
Вот рыхлый рыжий клиент со спущенными бриджами – сидит в луже крови и дерьма, прислонившись к стене и, казалось, все еще пытается удержать внутренности, расползающиеся из рваной раны на животе. Вот другой клиент с разорванной глоткой – аж позвонки видать. А там скорчилась голая работница Мамаши, истекшая кровью: десятки длинных порезов выглядели так, словно их нанесли отточенными до бритвенной остроты серпами, – резаные и глубокие.
На звук уверенных тяжелых шагов из комнатки для уединения высунулась растрепанная девичья головка с широко распахнутыми, блестящими от страха глазищами. Я прижал палец к губам и сделал ей знак притихнуть, но девица слишком натерпелась. Взвизгнув, она выскочила из комнаты и побежала по коридору – тоненькая, гибкая и в одних сползающих чулках.
На мгновение я отвлекся: опустил пистолет, желая удостовериться, что девка благополучно доберется до конца коридора и спустится вниз, и это едва не вышло боком. Ближайшая дверь слетела с петель, высаженная ударом такой силы, словно к ней приложился кулаком топтун или скальный великан-велет. В следующее мгновение я низко присел, пытаясь уберечься от огромного бесформенного снаряда, запущенного в мою сторону.
Бу-ум-м!
Изломанное мужское тело тяжело влепилось в стену позади меня. Звук страшного удара заглушил треск, с каким ломались кости и рвалась плоть, раздираемая их осколками.
Брошенный труп зацепил меня лишь самую малость – болтающаяся кисть хлестнула по лицу, не причинив особого вреда, но на долю секунды ослепив и помешав толком прицелиться в нечто, рванувшееся в коридор следом. Нечто смуглое, окутанное ореолом длинных иссиня-черных волос и настолько быстрое, что ничего больше разглядеть и не удалось.
Пистолет дернулся в руке, посылая пулю и окутывая воздух дымом, но, уже нажимая спусковой крючок, я знал – промах! У любого стрелка время от времени появляется такое чувство. Эхо выстрела, гулко бухнувшего в коридоре, раскатилось по всему борделю, достигнув самых потаенных уголков. Те посетители и девочки, что затаились по комнаткам, когда началась резня, потеряли остатки выдержки и кинулись наружу. Кто-то решил, что подоспела стража, у кого-то просто сдали нервы. Вымершее (в прямом и переносном смысле) заведение Мамаши Ло вдруг наполнилось беготней и криками.
Дальше все развивалось невероятно стремительно.
Чертыхаясь, я рванул за взбесившейся «девочкой» Мамаши Ло. Пересек коридор, свернул за угол, и, перескочив через бьющееся в конвульсиях тело, под которым уже расплывалась багряная лужа, погнал демоницу в левое крыло здания. Там посетители борделя, пресытившиеся играми плоти, обычно развлекали себя игрой в карты и коктейлями. В силу незаконности иных игр, а также на случай, если вдрызг проигравшийся или пойманный за шулерством клиент попытается сделать ноги, окон там не имелось. Единственным выходом служила спрятанная за фальшстеной лестница, выводившая к черному ходу, но о ней знали лишь немногие гости Мамаши – из числа тех, кому не пристало заходить с парадного входа.
Суккуба, ясно-понятно, в их число не входила, однако если дать ей время оглядеться по сторонам, чего доброго может и сориентироваться. Поэтому я прибавил ходу, тяжело бухая подкованными башмаками, размахивая пистолетом и зверски рыча. Суеты и паники, что царили вокруг, это ничуть не уменьшало, но по крайней мере заставляло полуодетых, полураздетых, а то и совсем голых людей убраться с дороги со всей возможной поспешностью – без лишних пинков и затрещин.
Убегающая смуглянка так не миндальничала: любой, кто попадался ей на пути, некстати выбравшись из укрытия, отлетал в сторону, едва успевая вскрикнуть, – словно тряпичная кукла, мотающая руками-ногами. Чаще всего он с глухим стуком впечатывался в стену и безвольно сползал по ней на пол – мешок переломанных костей и разорванных внутренностей – или сносил собой хлипкую дверь в одну из комнатушек заведения Мамаши Ло и успокаивался уже там. Этим летунам, надо сказать, еще везло: дважды мне приходилось пробегать мимо тел, посеченных когтями, каким позавидовала бы самая злобная росомаха.
Уже семь или даже восемь убитых! Да Мамаше Ло придется работать наравне со своими девочками, чтобы замять этот скандал…
Я почти загнал беглянку в угол, когда та вдруг выкинула финт – длинным прыжком взлетела на стену и, пробежав по ней параллельно полу, точно гигантский таракан, приземлилась на пол уже у меня за спиной.
Мы наперегонки рванули обратно в коридор и, не сталкиваясь уже ни с кем, в мгновение ока пересекли его. Казалось, более легкая и длинноногая дьяволица, не обремененная добрым пудом железа, имела преимущество, но как раз собственная быстрота и сыграла с ней злую шутку.
Коридор сделал резкий поворот, выводя на лестничный пролет, и внезапно закончился – так внезапно, что беглянка с размаху налетела на стену, тяжело шлепнув по ней тугим бюстом и сочным бедром. Толчок отшвырнул ее назад, сбил с ритма, заставив замешкаться. Всего-то секунда, но мне хватило, чтобы, ловко обогнув угол, выскочить прямо на беглянку и упереть дуло «единорога» в красивое лицо, искаженное гримасой ненависти и страха.
