Королева Риррел - Жаринова Елена (читаем книги txt) 📗
Уже при входе в гостиную сильный запах роз невольно вынуждал замедлить шаг: посередине комнаты в небольшом мраморном бассейне плавали срезанные цветы. Алисса сидела у тменты, и ее округлые смуглые руки волнообразно скользили по струнам. Золотые браслеты на тонких запястьях тихонько позванивали в такт мелодии. Эстрил остановился, словно прирос к полу, не в силах оторвать от жены глаз.
Для сегодняшнего дня Алисса выбрала длинную пурпурную тунику, украшенную золотым шитьем. Тонкая дымчато-розовая вуаль, какие носили все замужние дамы на Аникодоре, по-домашнему была сброшена на пол. Роскошные темные волосы женщина собрала в тяжелый узел, выпустив несколько волнистых прядей вдоль висков и перевив их золотыми цепочками. Глаза музыкантши были полузакрыты, так что тень от длинных, пушистых ресниц падала на нежные, как у ребенка, щеки; блестящие губы капризно подрагивали. Мужа она как будто не замечала.
Эстрил собрался с духом, подошел и покаянно поцеловал жену в обнаженное круглое плечо. Алисса словно этого и ждала, она вскочила так резко, что тмента с жалобным стоном упала на пол.
— Любимая, прости меня. Давай не будем ссориться, у меня впереди дальняя дорога, — говоря это, Эстрил отнюдь не тешил себя надеждой. Алисса не успокоится, пока не выскажет ему все.
— Простить? — молодая женщина подняла подкрашенную бровь. — Тебе не кажется, дорогой Эстрил, что я и так тебе прощаю слишком многое? Чего стоят годы, проведенные в этой дыре? Я имею в виду твой драгоценный Окоон. Подай мне вуаль!
Вот это новость!
— Но, Алисса, — Эстрил, опешив, протянул жене накидку. — Раньше ты так не говорила!
— А разве был смысл говорить? — фыркнула Алисса. — Для меня уже давно не секрет, что у тебя нет и капли честолюбия. Вместо того чтобы добиваться должности, ты согласился быть на побегушках у Сената, торчать здесь в качестве школьного учителя… Неужели ты все еще думаешь, что сенатор Ярвиг сделает тебя магом? И ты ни разу не подумал обо мне! Я целыми днями одна, дети меня утомляют, от музыки болит голова. Мне не к кому пойти в гости — здесь нет того избранного круга, к которому я привыкла. Даже знатные дамы в этом Окооне, кажется, родом из семей землепашцев. О чем мне с ними говорить? О видах на урожай? Они одеваются по моде десятилетней давности. Эти ужасные туники с рукавами! Но теперь, оказывается, ты и эту убогую жизнь поставил под угрозу! Мечтаешь попасть в тюрьму, а меня оставить без денег, без мужа, решил опозорить мое имя. Если бы только бедный папа знал…
Молодая женщина всхлипнула и вытерла глаза кончиком вуали. Чувство вины заставило сердце Эстрила болезненно сжаться.
— Алисса, малышка моя! Ну что ты говоришь? Я не делаю ничего такого, что не понравилось бы твоему покойному отцу. Что за глупости?
— Глупости?! Ну, знаешь!.. Значит, ты считаешь, что общаться с этим противным стариком, этим подозрительным Стратолом — просто глупость? Если так, то она может очень дорого обойтись. И мне не понятно, с чего это вдруг я должна расплачиваться за твои глупости.
— Послушай, Алисса, Стратол — мой учитель и к тому же старик. Я почтителен с ним — только и всего. Я должен был зайти к нему перед отъездом. Если он иногда и говорит лишнее, то я к нему не прислушиваюсь. Забудь все это, иди ко мне…
Эстрил порывистым движением заключил жену в объятия. От близости горячего, упругого тела, замершего в его руках, у него закружилась голова. Сжав руками лицо Алиссы, он начал страстно целовать нежные губы, зажмурившись, чтобы красота этой маленькой, злой и капризной женщины не ослепила его. Сейчас его любовь растопит ледяную оболочку, в которую спряталась от него Алисса… Сейчас он все исправит… Никаких мыслей, никаких желаний, ничего, кроме медового вкуса губ. А потом Эстрил открыл глаза.
Лицо, которое он увидел, не было лицом его жены. Столько ненависти, столько ярости и отвращения было в этих расширившихся посветлевших зрачках и вздрагивающих ноздрях — словно Алисса сбросила маску, столько лет скрывавшую ее подлинную сущность. Эстрил отшатнулся.
— Никогда… слышишь — никогда больше не смей ко мне прикасаться! — прошипела Алисса. — Я проклинаю тот день, когда послушалась своего отца и вышла за тебя замуж. Мой отец был умен — как он мог так ошибиться! Терпеть не могу странных людей. А что касается тебя… С первого взгляда было ясно, что ты со странностями. Нескладный рыжий мальчишка — таким ты и остался. Как ты посмел вмешаться в мою судьбу? Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! Нет, ненавижу — это чересчур для тебя. Ты мне противен. И всегда был противен. Мне хотелось кричать от отвращения, когда ты трогал меня своими холодными руками. О, я самая несчастная из женщин!
С этими словами Алисса опустилась на циновку у стены и залилась непритворными слезами. Эстрил мгновение постоял молча, а потом вышел из комнаты.
Он не заметил, как оказался снова на городских улицах. Ноги сами несли его прочь от дома, где Эстрил мечтал провести последние часы перед отъездом. Весна словно померкла вокруг — или просто сгустились вечерние сумерки? Жестокие слова жены раздавались в его голове, словно удары молота по наковальне. Он бесцельно шел вперед, не замечая, что сжимает кулаки, — и лишь почувствовав боль, поднес к глазам ладонь и увидел на ней следы ногтей. Мутная пелена, окутавшая его разум, все же не помешала ему разглядеть скамейку под развесистым шатром цветущей пелоссы. Молодой человек сел и, не обращая внимания на прохожих, закрыл лицо руками.
Образы домашнего уюта, безмятежных лет любви, долгожданного счастья кружились и уносились прочь — как если бы ураган оборвал с деревьев их нежные весенние цветы. Эстрил не пытался обмануть себя надеждой. Нет, таких слов не наговоришь сгоряча. Алисса сказала правду — наконец сказала правду. Муж ей противен, и с этим ничего не поделаешь. Но капризная красавица еще пожалеет об этом! Он добьется таких вершин, о которых и не мечтала эта честолюбивая особа! И тогда она сама будет умолять его о любви. А Эстрил… ее простит. Скажет ей: «Глупенькая моя! Ведь я люблю тебя одну. Все, что есть у меня, — твоё». И Алисса благодарно расплачется в его объятиях…
Какое-то движение на улице привлекло его внимание. Это был все тот же безногий старик, он устало волочил за собой на цепочке позвякивающую миску. Эстрил наморщил лоб, вспоминая что-то. Потом, движимый безотчетным чувством противоречия, окрикнул нищего.
— Эй, ты! Я по ошибке положил в твою миску одну вещь. Я дам тебе денег больше, чем она стоит, и заберу ее.
— Да, господин. Благодарю, господин, — покорно повторял нищий, пока молодой человек шарил в горстке медных и серебряных монет.
Вот он, талисман Стратола! Повесив его на шею и бережно убрав под тунику, Эстрил ощутил уже знакомое покалывание и почему-то почувствовал себя лучше — словно принял какое-то важное решение. Он даже нашел в себе силы повернуть обратно к дому: надо было собираться в завтрашнюю дорогу.
Вода, до края заполнившая придорожные канавы, отражала весеннее солнце. Кустарники покрылись нежными розоватыми шишечками, над которыми с деловитым жужжанием роились насекомые. Широкая, плотно утоптанная дорога, пустынная в столь ранний час, шурша гравием, ложилась под копыта вороной четверки, запряженной цугом.
Дорожная одноместная карета уносила Эстрила в Шингву. Около полудня — остановка на первой станции, где его ждет завтрак и свежие лошади. Двигаясь с такой скоростью даже по ночам, через двое суток можно будет добраться до столицы.
Молодой человек, закутанный в дорожную накидку, сидел у окна. Радостные улыбки весны плохо сочетались с его мрачными и тяжелыми мыслями.
У него не нашлось ни мужества, ни душевных сил попрощаться с Алиссой. Вернувшись вчера домой, Эстрил зашел в детскую. Девочки уже спали, светлые локоны разметались по шелковым подушкам. Он поправил одеяло, осторожно поцеловал каждую в теплую щеку и отправился спать в кабинет. На рассвете его не проводила ни одна живая душа. Оглянувшись на зеленые стены дома, сверкающие чистотой окна, живую изгородь разноцветных роз, Эстрил тоскливо подумал, что все это не имеет к нему никакого отношения. Еще мальчиком, он не раз слышал от своего учителя Стратола: «Тем, у кого ничего нет, принадлежит весь мир». Только теперь ему стал понятен смысл этих слов. Что ж, впереди долгий путь, и неизвестно, вернется ли он назад.
