Рыжая племянница лекаря - Заболотская Мария (книга бесплатный формат txt) 📗
– Из-за чего же приключилась его болезнь? – задумчиво спросила я, не ожидая, что на этот вопрос мне кто-то даст ответ, однако Харль с готовностью принялся рассуждать:
– Быть может, старой каменной пыли надышался – она, поговаривают, раньше многих с ума свела. Дворец-то построен на камнях, которые остались еще от эльфов, и как ни бились чародеи – а в старые времена их множество здесь водилось, и преискусных! – вредное колдовство из подземелий так и не вывели. Если в самую короткую ночь года положить себе в башмак веточку зверобоя, перо ворона и коготь черной кошки, а затем спуститься в старые переходы, что под землей, то можно увидеть, что одни камни под ногами серые, обычные, а иные с нанесенными знаками. Если с такого меченого камня соскрести чуток плесени, высушить ее и затем подмешать в питье человеку, тот непременно сойдет с ума. Потому-то слуги и не хотят спускаться в подземелья: к ноге эльфийская магия пристанет, позабудешь перед своим порогом ноги вытереть, да и внесешь непотребство в свой дом! А господин Огасто частенько спускается вниз, чтоб посмотреть на своего пленника…
– На чудовище? – скривилась я от отвращения.
– Вот и все говорят – зачем на эдакую мерзость смотреть? – согласился со мной Харль. – Это похуже эльфийской магии будет! Многие подозревают, что герцог теряет рассудок оттого, что ведет беседы с той тварью. Бывает, что одним словом с ночной ведьмой перемолвишься, не признав ее в темноте, так она душу потом из тебя высосет за пару недель. А тут уж который год нечистая сила под боком козни свои творит – что ей цепи, что ей стены? – Он понизил голос и продолжил: – Поговаривают, что хотя то чудовище взяли в плен, но и господин Огасто очутился в его власти. Да он и сам неизвестно какого роду-племени…
– Неужто господин Огасто – не человек? – с насмешкой спросила я, поняв, что мальчишка вновь принялся сочинять.
Уязвленный Харль сердито шмыгнул носом, но спорить не стал:
– Господин Огасто, быть может, и людской крови, а вот тот, кого он привез с собой и запер в подземелье, – истинное чудовище, тут уж можешь быть уверена. Всякому известно, что одолеть нечистую силу без колдовства невозможно, вот и рассуди сама – честный человек наш новый герцог или нет.
– Колдовство! – с еще большим презрением воскликнула я, сморщив нос.
– Хочешь сказать, глупышка Фейн, что не веришь в колдовство? – рассердился Харль, явно привыкший к тому, что его рассказы вызывают у слушателей страх с примесью восхищения, а не насмешку. – Не требуется большого ума, чтобы любую историю назвать байкой! Признайся просто, что в твоей скучной жизни не случалось ничего интересного, оттого ты и смеешься над истинными чудесами!
– Такие россказни стоили мне немалых бед, и я не скрываю, что не люблю их, – пробурчала, помрачнев. – Длинные языки суеверных кумушек перемывали мне кости, сколько я себя помню. Я ведь восьмая дочь восьмой дочери, да еще и уродилась рыжей незнамо в кого…
Мальчишку мои слова не на шутку встревожили, он уставился на меня с подозрением.
– Восьмая дочь восьмой дочери? – переспросил он. – В наших краях это считается недобрым знаком!
– То-то и оно, – зубы мои скрипнули от давней досады. – Все сразу сошлись во мнении, что я – урожденная ведьма с дурным глазом. Так и вышло: батюшка-то мечтал о сыне, а получил рыжую восьмую девку. Вот с той поры все в моем семействе и пошло наперекосяк. Родителям пришлось уехать из родных краев, но дурная слава шла за нами по пятам. Матушка моя решила, что отправит меня в Олорак к своему брату – моему дядюшке – в надежде, что туда нескоро слухи дойдут. Лишь пару раз после этого мне позволили увидеть сестер, а затем родители запретили мне переступать порог их дома, не желая, чтобы вновь начались пересуды. Обо мне распустили слух, будто я умерла. Некоторое время жила с дядюшкой Абсаломом, а затем кто-то пронюхал, почему от меня отказалась родная семья, и вскоре лавку дядюшки сожгли, вменив мне в вину все бедствия, что произошли в городе за пять лет, если не больше. Нам пришлось убираться подобру-поздорову, чтобы не попасть в тюрьму по обвинению в колдовстве. Пораскинь-ка мозгами, Харль, – жила бы я так дурно, обладай хоть толикой каких-то волшебных сил?
Мальчишка, задумавшись, кивнул.
– Уж веснушки эти ты точно могла бы свести, – согласился он, но затем по изменениям в его остроносом лице стало видно, что опаска в нем снова взяла верх, помножившись на врожденную болтливость. Я поняла, что Харль уже воображает, как принесет в герцогский дом удивительную весть о племяннице лекаря.
– Не вздумай тут же об этом разболтать, паршивец! – Я нахмурилась, уже сожалея о том, что разоткровенничалась. – Стоит мне услышать за своей спиной обвинения в колдовстве, как я тут же донесу ее светлости, что ты сочинил сплетню, будто господин Огасто – сын морской ведьмы и покойника!
– Тебе никто не поверит, пришлая! – огрызнулся Харль, но в словах этих не слышалось уверенности.
– Зато госпожа Вейдена верит дядюшке Абсалому! – ответила я с угрозой.
Харль не привык к тому, чтобы ему затыкали рот, – я видела это по его насупленным бровям и сверкающим глазам, но он и впрямь чрезмерно разболтался, пытаясь произвести на меня впечатление. Думаю, герцогиня разгневалась бы не на шутку, узнав, как очерняют имя ее супруга, но уступать мне малолетний негодник не желал. Наверняка наша ссора затянулась бы и мы с ним славно потаскали бы друг друга за вихры, но тут Харль вдруг побледнел, завидев что-то за моей спиной, и быстро спрыгнул с камня, точно собираясь бежать со всех ног, как вспугнутая мышь.
Я оглянулась и увидела, что к нам приближается всадник, появившийся из-за ближнего холма.
– Его светлость! – прошептал Харль, округлив глаза.
– Господин Огасто? Без сопровождения? – Страх мальчика передался и мне – я задрожала, видя, что всадник направляется в нашу сторону.
– Он часто выезжает из замка один, – быстро ответил Харль, взгляд которого тревожно забегал по округе. – Никто не знает, куда и зачем он ездит, но повстречать его – не к добру!
– Еще бы! – пробормотала я. – Стоит ему понять, что мы тут бездельничаем и чешем языки… А ну-ка быстро рви вон те листья и складывай их в корзину!
Сама я тоже бросилась ломать первые попавшиеся стебли, изображая, будто все мое внимание сосредоточено на этой важнейшей работе.
Герцог Огасто, которого до сей поры я видела всего один раз, приблизился к нам, и мы с Харлем принялись кланяться, наперебой желая ему доброго дня. Он некоторое время рассматривал нас, точно не в силах припомнить, где раньше видел наши лица, но затем рассеянный взгляд его упал на мои волосы, выбившиеся из-под чепца.
– Племянница лекаря! – произнес он, едва заметно улыбнувшись. – Ты сменила наряд. Я не сразу узнал тебя, рыжая девочка. Что ты делаешь в таком диком месте? И кто это с тобой?
– Ваша светлость, я Харль Лорнас, – торопливо произнес мой юный спутник, еще раз поклонившись. – Моя матушка, Эрмина Лорнас, состоит при госпоже Вейдене. Я вызвался помочь господину лекарю, и тот сказал, что я могу пойти вместе с его племянницей…
– Мы собираем лекарственные травы, ваша светлость, – перебила я речь Харля, с которого сталось бы наврать с три короба, раз уж он приплел сюда дядюшку Абсалома, знать не знавшего ни о каком Харле Лорнасе. – Осталось не так уж много времени до наступления холодов, и нужно сделать запасы на зиму.
По лицу герцога нельзя было с уверенностью сказать, что он меня слышит, – взгляд его все то время, что я говорила, был направлен куда-то вдаль. При свете дня он казался еще красивее, каждая черточка его лица смотрелась одновременно и резче, и тоньше. Теперь я поняла, что герцог молод, куда моложе, чем мне подумалось во время нашей первой встречи, – ему сравнялось не более тридцати лет. На своем гнедом тонконогом коне он сидел уверенно, и в каждом его движении сквозили изящество, сила и ловкость, свойственные тем, кто учился искусству наездника с самого раннего детства. Он совсем не походил на предводителя жестоких наемников, но в том, что этот мужчина привык повелевать и приказывать, сомневаться не приходилось.
