Город богов - Суренова Юлиана (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Глава 2
— Фейр! — Рамир догнала старую рабыню, пошла рядом. Она немного запыхалась — теплая одежда становилась все жарче и тяжелее, мешая идти. Если бы она могла, не дожидаясь приказа, снять все эти грубые тряпки…! Ее стройное, гибкое тело рвалось на свободу, стремясь поскорее отдаться во власть теплых потоков доброго городского ветра. Но нет, разве бы она посмела хоть в чем-то, пусть даже в такой мелочи, ослушаться своих хозяев после всего, что случилось за последнее время? И девушка продолжала терпеливо ждать приказа, обливаясь потом и с завистью поглядывая на уже успевших расстаться с полушубками и шапками караванщиков.
Она быстро оправилась от болезни и вновь была полной сил и энергии. Ее черты лучились истинно девичьей, чувственной красотой. Большие, немного раскосые глаза, окруженные бархатом длинных ресниц, чуть припухлые алые губы, мягкие плавные черты лица — все было исполнено нежности, манило сердце, радовало взгляд, казалось свежим, нетронутым и оттого еще более желанным.
Были мгновения, когда, глядя на свою спутницу по тропе каравана, которой зрелая, повидавшая немало на своем веку женщина старалась помочь, опекая, насколько это было в ее силах, Фейр становилась завидно: она-то и в лучшие свои годы никогда не была настолько красива.
"Этой девочке в жизни было дано не так уж много света и тепла, и, все же, она расцвела прекрасным цветком, словно сама госпожа Айя благосклонна к ней… — искренняя белая зависть в ее глазах смешивалась с грустью. — Она достойна того, чтобы жить в городе. Ее обязательно купят, не в одном, так в другом. И тогда я потеряю свою названную дочку, как лишилась родной…" — Фейр было так больно думать об этом, что всякий раз хотелось бежать прочь, скрыться где-нибудь, в самом черном углу повозки и долго рыдать над потерянным и всем, что еще только предстоит потерять.
— Город… — Рамир мечтательно смотрела вокруг, ее голос дышал предвкушением исполнения самых несбыточных надежд… И, в то же время, к своему немалому удивлению, Фейр разглядела в ее глазах страх.
— Что с тобой, моя дорогая? — она приобняла спутницу за плечи.
Та не сразу ответила. Она не знала, может ли поделиться с кем-то своими опасениями. И если бы вопрос не был задан Фейр, в которой девушка всегда видела родственную душу, приемную мать, то она бы не стала продолжать. А так с ее губ сорвался полный грусти вздох: — Я боюсь, что меня купят.
— Но почему? Ты ведь всегда так мечтала об этом!
— Это все было… раньше. До того, как… — она не договорила, не решилась, но Фейр поняла ее и так.
— Пока судьба не пересекла нашу дорогу с тропой бога солнца? — кто бы мог поверить, что нечто подобное возможно, и не в давние времена легенд, а в нынешней, еще недавно такой обыденной действительности? Женщина качнула головой. Гуд старой женщины коснулась мечтательная улыбка. — Очень, очень немногим из смертных выпадает такая судьба… Ты должна гордится… — "Жаль только, что нас это чудо лишь слегка обдало своим дыханием, раскрывая объятья другим, идущим с нами рядом… — ее душой вновь завладела столь сильная, жгучая зависть, что, казалось, на этот раз она победит разум и сердце, топя сознание своей жертвы в алом море забвенья. — Почему? Почему мы не можем радоваться этому вместе с другими, почему нам не позволяется разделить со своими хозяевами то, что могло бы быть нашей общей судьбой…?"
— Пусть я всего лишь рабыня… — ее спутница заговорила о том, что не решалась произнести в слух Фейр. Ее душе было нужно не только прочувствовать, сложить размышления в неясные очертания внутренних образов, но и произнести все, услышать, получая от внешнего мира отзвук, подобный лесному эху. — Но ведь и мне дано мечтать… — сердце вложило в эту краткую светлую фразу столько боли, что ее бы хватило на долгий поминальный плач. — И хотя этой мечте никогда не будет суждено сбыться, я не откажусь от нее за все сокровища мира… Фейр, ты думаешь о том же, что и я. Это видно по твоим глазам и… я хотела спросить… В то легендарное время, когда господин Шамаш не только правил на небесах, но и спускался на землю, чтобы странствовать по нему в окружении своих смертных спутников… Тогда ведь все люди были равны, правда? Ты рассказывала мне: рабство родилось в холоде снежной пустыне… Скажи, кто мы для Него: такие же создания света и тепла, как и свободные, или нечто черное, низменное, неприкосновенное, лишенное не только собственной судьбы, но и души? Какими нас видит бог?
— Никто из смертных не ответит за небожителя, даже доподлинно зная ответ, — качнула головой женщина. — Нам дано понимать подобных нам, но не богов, отделенных от нас бесконечностью.
— Да, я знаю… — вздохнув, признала Рамир. — Когда господин Шамаш лечил меня… Я осмелилась заглянуть в Его глаза… Всего лишь на миг, но я никогда не забуду того, что в них увидела. Мне показалось, что я маленькая песчинка у подножия священного холма, мгновение на ладони вечности… И все же… — в ее голосе, глазах была такая мольба, иссушавшая жажда получить хоть какой-нибудь ответ, что Фейр просто не смогла промолчать, понимая, что этим молчанием причиняет дорогой ее сердцу душе большую боль, чем та, на которую была способна вся ложь, все болезни и потери мироздания.
— Я ни в чем не уверена, — осторожно взяв девушку за руку, начала она, — но мне кажется, мне хочется верить, что Он видит в нас людей, даже, может быть, жалеет больше, чем караванщиков, видя, как сурова была к нам жизнь… Милая, ты ведь помнишь легенды. Господин Шамаш всегда избирал себе спутников в странствиях по миру, не обращая внимания на то, кем обратила тех судьба. Великий Гамеш умер царем-основателем, героем, полубогом, хотя был рожден всего лишь бедным гончаром. Его отец и дед мастерили кувшины. Эта же доля была уготовлена и ему… Так бы и было, если бы он не решился, оставив все позади, отправиться на поиски иной доли, и не встретил бога Солнца…
— Фейр, Он выбрал наш караван. Это значит, что все мы — избранные?
— Не знаю, Рамир. Может быть. А может и нет, просто сейчас — другое время и люди не в силах путешествовать в одиночку, — она не хотела понапрасну обнадеживать девушку, пробуждать в ней ложные мечтания… — Почему ты спрашиваешь, девочка?
