Легенды II (антология) - Хэйдон Элизабет (библиотека книг TXT) 📗
«За мою госпожу!» — произнес Карлмин, подняв бокал, и улыбнулся, словно глядя в чьи-то невидимые глаза. Я метнулась к нему и схватила его за руку. Бокал выпал и разбился.
Он смотрел на меня, не узнавая. За последнее время он сильно подрос, но я, не обращая на это внимания, подхватила его на руки и прижала к себе. Он зажмурился и уронил голову мне на плечо. Его сотрясала дрожь. Музыка смолкла. Ретио, взяв у меня мальчика, сурово сказал: «Напрасно вы взяли его с собой. Чем скорей мы уйдем из этого приюта умирающей магии, тем будет лучше. — Он с заметной тревогой посмотрел по сторонам. — Ко мне в голову лезут чужие мысли, и я слышу голоса. Я чувствую, что уже бывал здесь, хотя и знаю, что это не так. Оставим этот город духам, которые его населяют». Он явно стыдился своего страха, но мне стало легче, когда кто-то из нас высказал это вслух.
Тогда Челлия закричала, что нельзя оставлять Олпи под властью тех самых чар, которые околдовали Карлмина. Мне, да простит меня Са, хотелось одного — взять своих собственных детей и бежать отсюда, но Ретио, неся и факел, и моего сына, уже вел нас всех за собой. Его друг Тремартин разбил стул о каменный пол и вооружился ножкой вместо дубинки. Никто не спросил его, чем может помочь дубинка против опутывающих нас тенет чуждой памяти. Петрус обогнал всех и пошел впереди. Когда я оглянулась, свет в столовом покое погас.
По еще одной лестнице мы спустились в зал много меньше верхнего. Вдоль его стен стояли статуи в нишах, перед ними торчали запыленные огарки свечей. Многие скульптуры представляли женщин в коронах и королевском убранстве. В камне светились искорки самоцветов, головы украшал жемчуг.
Свет здесь был синим и мигал, угрожая вот-вот погаснуть. Это нагоняло на меня сон. Мне чудился шепот, и один раз, проходя мимо двери, я услышала, как поют вдалеке два женских голоса. Я содрогнулась от страха, а Ретио оглянулся, как будто тоже их слышал. Наша маленькая процессия молча шагала дальше. Некоторые комнаты и коридоры освещались, когда мы входили в них, другие оставались темными, и наш угасающий факел совсем терялся в них. Затрудняюсь сказать, что больше пугало меня.
В одной маленькой комнате мы наконец нашли Олпи. Он сидел на роскошном резном стуле перед мужским туалетным Столом. Пол устилала осыпавшаяся с дерева позолота. Мальчик смотрелся в зеркало, на котором от старости проступили черные пятна. На столике лежали черепаховые гребни и ручке от щетки. Олгш держал на коленях раскрытый ларец, на шее у него висели многочисленные украшения. Голову он склонил набок, но открытые глаза смотрели прямо вперед, и он что-то тихо бормотал. Когда мы подошли, он взял со стола флакон и сделал вид, будто брызгается давно высохшими духами, поворачивая голову перед зеркалом. Он держался, как изнеженный, самовлюбленный аристократ.
«Перестань!» — ахнула в ужасе его мать. Он и бровью не повел — можно было подумать, что это мы для него призраки. Челлия потрясла его. Он очнулся, узнал ее, дико повел глазами по сторонам — и лишился чувств. «О, помогите мне вынести его отсюда», — взмолилась бедная Челлия.
Тремартин обхватил паренька за плечи и потащил. Огни гасли следом за нами, и тьма преследовала нас по пятам. Музыка заиграла громко и снова затихла. Когда мы наконец выбрались через окно на волю, болото порадовало нас ярким светом и свежестью воздуха. Я поразилась, увидев, что мы провели в подземелье почти весь день.
На воздухе Карлмин быстро опомнился. Тремартин стал трясти Олпи. Тот тоже пришел в себя, сердито освободился, но разумных речей от него мы так и не дождались. Он то дулся, то смотрел вызывающе и отказывался объяснить, что делал в подземном городе. Своего обморока он не желал признавать, к Петрусу относился с холодным бешенством и не позволял никому притронуться к драгоценностям у себя на шее. Они сверкали яркими красками, но я скорее обмотала бы змею вокруг шеи, чем рискнула надеть их. «Они мои! — кричал Олпи. — Мне их подарила моя возлюбленная. Вы не смеете отбирать их у меня!»
Челлия приложила все свое терпение и всю материнскую хитрость, чтобы убедить сына вернуться с нами в поселок. Он подчинился, но остался все таким же угрюмым. К лагерю мы подходили уже в сумерках, осаждаемые мошкарой.
Наши помосты гудели, будто растревоженный улей. Я так измучилась, что думала только об отдыхе, но наверху нас встретили взволнованные оклики. Вернулись наши разведчики. При виде мужа, худого, обросшего, оборванного, но живого, у меня дрогнуло сердце. Карлмин смотрел на него, как на незнакомца, но Петрус бросился обнимать отца. Ретио мрачно простился со мной и отошел прочь.
Джатан тоже не сразу узнал сына, а узнав, обвел глазами толпу. Когда его взгляд дважды скользнул мимо меня, я вышла вперед, держа за руку Карлмина. Скорее по выражению глаз, чем по другим признакам, он понял, кто перед ним, и медленно подошел. «Это ты, Кариллион? Да помилует нас всех Са». Судя по этому приветствию, он нашел меня не слишком красивой. Не могу объяснить, почему это так задело меня и почему я так устыдилась, когда он обошелся без поцелуя, ограничившись рукопожатием. Маленький Карлмин смотрел на него все с тем же безразличием.
Ну, довольно себя жалеть — надо подвести итог их рассказам. Они не обнаружили ничего, кроме бесконечных болот. Дождевая река служит естественным стоком для неисчислимых ручьев и речек, пронизывающих широкую долину на пути к морю. Вода струится как по земле, так и под ней. Твердой почвы нет нигде, и разведчики ни разу не видели линии горизонта. Из двенадцати ушедших вернулось семеро. Один утонул в зыбучих песках, другой исчез ночью и не вернулся, еще трое умерли от лихорадки. Эте, муж Челлии, не пришел назад.
Они не знают, насколько далеко в глубь суши им удалось пройти. Кроны деревьев мешали определиться по звездам, и разведчики, видимо, описали большой круг, поскольку снова вышли на берег реки.
На обратном пути они встретили людей, уцелевших из числа тех, кто плыл на третьем корабле. Их высадили на берег ниже того места, где выбросили нас. Их капитан отказался следовать дальше, когда мимо них проплыли обломки кораблекрушения. Однако он, оказавшись милосерднее нашего, распорядился выгрузить все их имущество и даже оставил им одну из корабельных шлюпок. Тем не менее им пришлось нелегко, и многие желали бы вернуться домой. Главная из хороших новостей состоит в том, что у них сохранились четыре почтовые птицы. Одну они отправили в день высадки, другую, е известием о своем бедственном положении — по прошествии первого месяца.
Наши разведчики положили конец всем их надеждам, и они решили оставить попытки обосноваться здесь. Семеро их молодых людей пришли вместе с нашими, чтобы и нам помочь переместиться к реке. Когда мы придем, они пошлют очередную птицу в Джамелию с просьбой прислать спасательный корабль, и мы все двинемся вниз вдоль реки, к морю.
К нашему возвращению из подземного города общее мнение сводилось к тому, что корабль за нами посылать не станут, однако все собирали пожитки, готовясь уходить. Тут появилась Челлия со своим увешанным дорогими каменьями сыном. Пока она рассказывала о случившемся толпе, где далеко не все ее слышали, в селении чуть не вспыхнул бунт. Кое-кто из мужчин рвался идти в подземную башню немедленно, несмотря на близость ночи. Другие хотели пощупать драгоценности, а поскольку юный Олпи на это позволения не давал, завязалась потасовка. Мальчик в конце концов вырвался, соскочил с помоста и, прыгая с ветки на ветку, как обезьяна, скрылся во мраке. Я молюсь за него, но опасаюсь, что и он стал жертвой безумия, как многие до него.
Наших поселенцев тоже охватило безумие, хотя и иного рода. Я сижу в нашем воздушном доме вместе с двумя сыновьями, а на помостах кричат и спорят. Женщины стоят за то, чтобы поскорее уйти, мужчины отвечают, что мы уйдем непременно, только сначала посмотрим, что за сокровища хранятся в таинственном городе. Если привязать к ножке птицы драгоценный камень, корабль придет очень быстро, со смехом уверяют они. Глаза у них горят, и голоса звучат очень громко.
