Карл Ругер. Боец - Мах Макс (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Утрата этой способности казалась тем более странной, что магической силы, Дара, Виктория не потеряла. Она по-прежнему способна была колдовать, но и здесь обнаружились многочисленные лакуны и изменения. То, что с таким трудом построил в себе когда-то несчастный урод Эри, было разрушено. По первому впечатлению, Дар Виктории умалился и изменился, и она почти разучилась им пользоваться. Потребовались годы поисков и кропотливой работы, чтобы снова достичь некоторого уровня силы, позволившего ей в конце концов занять достойное место в клане Садовников. Однако, только оказавшись в Семи Островах и пройдя школу братьев Садовников, она вновь обрела некое подобие своего прежнего могущества. Так было.
– Я не знаю, Карл, что произошло той ночью в Орше, – сказала Виктория ровным голосом. – Но я знаю, что это что-то очень серьезное. Это не была обычная магия, Карл, это было что-то настолько грандиозное, что меня охватывает трепет при мысли о том, кто тот волшебник, который был способен такое совершить.
– Не знаю, – помолчав секунду, сказал Карл. – Меня тогда не было в Орше. Впрочем, кое-что я вам все-таки сказать могу. Видите ли, Виктория, я определенно знаю, что в ту ночь император Яр бросил Кости Судьбы.
– Вы хотите сказать… – Виктория не смогла закончить фразу, потрясенная услышанным.
– Да, – кивнул Карл. – Яр полагал, что стоит на краю пропасти. Он ошибался, но именно так он чувствовал себя в тот момент. И он использовал свой последний, как он полагал, шанс устоять – совершил двенадцатый бросок.
– В ночь Нового Серебра, – тихо, почти шепотом сказала Виктория.
– Совершенно верно, – подтвердил Карл. – Не знаю, достаточно ли этого, чтобы вызвать такую магическую бурю, какую описали вы, но в Сдоме ведь тоже произошло нечто подобное.
– Было что-то еще, – твердо возразила Виктория. – Поверьте, Карл, я знаю – было что-то еще.
– Возможно, – согласился Карл. – В любом случае, вам, Виктория, виднее.
– Да, – грустно улыбнулась она. – Мне виднее. Что теперь? – спросила Виктория через мгновение, строго глядя в глаза Карла.
– Ничего, – пожал он плечами в ответ. – Кроме того, что я благодарен вам за честь быть вашим другом.
– Другом?
– А разве ваш рассказ не был протянутой рукой?
– Спасибо, Карл, – серьезно сказала Виктория. – Вы правы, хотя у меня и были опасения, что вы… Впрочем, неважно. Спасибо, Карл. Вот моя рука.
– А вот моя, – улыбнулся он, протягивая руку Виктории. – Хотя дружба со мной…
– Это лишнее, Карл, – улыбнулась Виктория в ответ и приняла его руку. – Я уже знаю, что это такое – быть вашим другом.
Глава седьмая
Длинный день
Когда-то давно, почти восемьдесят лет назад, встретив рассвет на каменистом плато Сагой, Карл впервые прошел через Саграмонские ворота и уже в полдень того памятного дня стоял на берегу холодной неистовой Ледницы, с грохотом, в пене и ледяных брызгах прорывавшейся сквозь нагромождения огромных обломков скал. Там, простояв довольно долго над рекой, промокнув до нитки и замерзнув так, как, кажется, не замерзал никогда в жизни, но испытав невероятное наслаждение от увиденного и прочувствованного, он неожиданно для самого себя решил, что непременно напишет книгу.
В тот момент – там и тогда – ему казалось, что он настолько полон мыслями, чувствами, впечатлениями, но, главное, множеством дивных и звучных слов, что рисунок не в силах будет вместить все это неимоверное богатство. Слова будущей книги уже существовали в нем, как существуют дети в утробе матери. Казалось, они давно знакомы его языку и гортани, их только следовало наконец произнести вслух, и тогда они родятся, чтобы жить. Вот только жизнь произнесенных слов, как известно, коротка. И недолговечна память о них, даже если выпало им счастье прозвучать в присутствии внимательного уха.
Слух человеческий несовершенен, и память ненадежна. Что сохраняет она? Сами ли слова или всего лишь впечатления слышавшего их человека? Поэтому и решил Карл, что крошечные сущности букв надежнее сохранят память о том, что он хотел теперь сказать. Он даже предположил, что эти выродившиеся рисунки богов передадут его мысли лучше, чем ненадежные звуки речи, особенно если он по примеру загорских мудрецов воспользуется сакральными символами древнего, как мир, трейского алфавита. Тогда, возможно, он и в самом деле сможет выразить в словах и сохранить – надолго, если не навсегда, – то, что хотел и мог сказать себе самому и любому из тех, кто где-то когда-то прочтет его книгу.
Однако ничего этого не случилось. Задуманное так и осталось намерением, не воплотившимся в деяние. Холод заставил Карла идти дальше, туда, где можно было раздобыть топливо хотя бы для самого маленького костра. И он пошел и только через три часа достиг тех мест, где убогая, едва удерживающаяся на голых скалах растительность могла прокормить худосочное пламя его жалкого костерка. Карл и сейчас великолепно помнил слабое тепло, идущее к нему от борющегося с голодом огня, которому едва хватало пищи даже на то, чтобы жить самому, не говоря уже о том, чтобы поделиться теплом, которое есть жизнь, с кем-то еще. А потом наступил вечер, и Карл должен был снова идти, чтобы успеть до темноты спуститься еще ниже, к границе лесов. И он пошел, естественно. И в конце концов дошел до деревьев, чтобы скоротать ночь у настоящего полного сил костра.
А утром возникли другие дела и заботы, и постепенно мысль о книге отступила в сумерки дальних пределов памяти и вернулась к свету осознания лишь много времени спустя, когда он во второй раз достиг Саграмонских ворот, впрочем, лишь затем, чтобы убедиться, что зима закрыла перевал и ему нет пути во Флору. И тогда Карл разбил лагерь среди горных сосен, росших ниже по течению Ледницы, и еще при свете дня успел написать первую страницу своего «Путешествия в страну убру».
Он сидел у костра и писал о дорогах, вернее о той единственной дороге, которая вела его всю жизнь. Но, возможно и даже наверняка, он писал не об этом, а о жизни, «ведь дорога состоит не из песка и глины, а из дневных переходов идущего по ней человека».
Да, подумал Карл, соглашаясь с тем, что сам же и написал много лет назад, начиная свою хронику. Да, это так.
И сразу же исчезло наваждение, сотканное перед его взором памятью и бессонной ночью. Растаяли существовавшие только в его воображении зимние пейзажи долины Ледницы, и лист желтоватого пергамента, на котором его собственная рука выводила квадратные буквы, созданные мудрецами давным-давно исчезнувшей Трейи. И костер, около которого он тогда сидел, исчез тоже. Оказалось, что Карл стоит на внешней галерее южной башни и смотрит на то, как восходит над восточным гребнем солнце.
«В полдень», – сказал ему на прощание Людо.
Три часа, мысленно сказал себе Карл, окончательно возвращаясь к миру и заботам его.
Теперь, вероятно, мне следует разбудить Дебору, подумал он. Ведь она обязана там быть, потому что…
Но Карл не додумал эту мысль, потому что почувствовал, что уже не один.
Шаги адата за его спиной были практически не слышны, хотя, казалось бы, огромный зверь просто обязан сотрясать мир, сквозь который шел. Но, как бы бесшумно ни ступал адат, Карл его «услышал», почувствовал и повернулся лицом к нему.
Доброе утро, приятель, почти весело подумал Карл, вдруг ощутивший уверенность, что сейчас они могут «говорить» без церемоний.
Ты весел. Адат смотрел на него с тем интересом, который более присущ ребенку, чем чудовищу.
Почему бы мне не быть веселым?
Ты прав, боец, веселись! Адат оскалился, и Карл понял, что видит невероятную вещь – добрую улыбку самого опасного хищника в мире.
Скрипнула дверь, и в арсенальные покои, стены которых от каменного пола до высокого деревянного потолка были увешаны доспехами и оружием, вошла Дебора. Свет из-за спины Карла падал на нее, облекая в подобие сияния, – или это сама Дебора источала свет, способный поспорить с солнечным? Карл смотрел на нее не в силах отвести взгляда. Она была прекрасна сейчас. Возможно, такой царственно красивой Деборы Карл не видел никогда прежде. В ее широко раскрытых глазах еще жила тень бури, пережитой ею накануне, но одновременно в этих серых бездонных омутах ощущались сила и решительность – непременные спутники тех, кто занимает трон по высшему праву, а не благодаря причудливой игре случая. Сейчас перед Карлом предстала истинная принцесса из дома Вольхов, достойная править и повелевать. Однако губы Деборы, одетой в простое ночное платье, таили в себе рождающуюся прямо на его глазах улыбку. И это сочетание – сочетание несочетаемого, любви и силы, суровой властности и счастья – было настолько потрясающим, что Карл понял: что бы ни случилось затем и как бы ни легли в будущем тайные тропы Судьбы, он никогда уже не забудет того, что даровали ему теперь увидеть светлые боги Высокого Неба. И именно такой, властной и прекрасной, исполненной света и излучающей свет, напишет он Дебору тогда, когда наконец сможет остаться один на один с холстом и красками.
