Тысяча Имен - Векслер Джанго (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
— Все слышали? Шевелись!
Когда недовольные солдаты рассыпались по расположению. Винтер, понизив голос, обратилась к Фолсому:
— Проводишь Феор?
Рослый капрал кивнул. Винтер подкупила одного из возчиков, чтобы хандарайке позволили ехать в обозе, среди бочек с водой, и Фолсом каждое утро отводил ее туда, закутанную с ног до головы в запасную шинель. Выход был не из лучших, но, поскольку капитан распорядился не обременять колонну ни лишним грузом, ни обслугой, ничего другого Винтер придумать не удалось.
Сама Феор оставалась безучастной. С того самого дня, как сгорел Нижний город, она словно пребывала в полусне. Она шла, когда ее вели, ела и пила, когда перед ней ставили еду и питье, но, едва ее оставляли в покое, тут же сворачивалась клубком и так, не шевелясь, лежала часами. Как будто внутри нее после встречи с Матерью что- то сломалось, и Винтер, как ни билась, не могла до нее достучаться.
Фолсом вновь козырнул и двинулся в палатку Винтер, чтобы забрать оттуда Феор. Графф проводил его полными тревоги глазами и оглянулся на Винтер.
— Думаете, мы их поймаем? — спросил он.
Винтер моргнула, сбитая с толку:
— Кого?
— Десолтаев. — Графф понизил голос до шепота: — Просто некоторые ветераны говорят, будто их невозможно поймать, особенно в пустыне. Они знают здесь каждый камень и каждый потаенный родник, к тому же умеют колдовать. И с ними Стальной Призрак.
— Дай–ка угадаю, — проговорила Винтер. — Ты услышал это от Дэвиса?
Такого рода преувеличения были вполне в духе толстяка–сержанта.
— Нет, сэр, от какого–то солдата из четвертого батальона. И вроде бы капитан Ростон думает то же самое.
— От полковника им не уйти, — вмешалась Бобби. — Если кто и сможет поймать десолтаев, так это он.
На лице Граффа отразилось смятение.
— А если и он не сможет?
Винтер хлопнула его по плечу:
— Значит, наш поход затянется, только и всего.
Оскопленные разведчики стали первым свидетельством изуверской жестокости десолтаев. Первым — но далеко не последним.
Каждый день кавалеристы во главе с Зададим Жару выезжали прочесывать местность впереди колонны, и копыта выносливых лошадей хандарайской породы терпеливо месили песок и камни. Каждый вечер всадники возвращались в лагерь несолоно хлебавши и с потерями в личном составе. И каждое утро возле самого лагеря находили трупы пропавших кавалеристов, истерзанные пытками, которые уготовили для них изобретательные кочевники.
На четвертый день Зададим Жару дошел до того, что наорал на полковника, когда тот в очередной раз отклонил требование командира кавалеристов выдвинуться в полном составе, чтобы поймать «трусливых мерзавцев». Полковник Вальних хладнокровно выдержал эту филиппику на виду у доброй половины первого батальона, а затем объявил капитану, что он и его подчиненные освобождаются от разведывательных обязанностей и отныне должны будут ехать в середине колонны, защищая грузы.
Разведку возложили на пехотинцев, которым капитан Д’Ивуар предписал прочесывать местность не менее чем полуротами, чтобы предотвратить новые исчезновения. Это означало, что невезучей части, назначенной в дозор, надлежит встать задолго до рассвета и начать движение, создавая буферную зону между основной колонной и кочевниками, которые незримо затаились среди окружающих скал. Седьмой роте эта участь выпала на шестой день, и Винтер каждую минуту ждала, что вот–вот из ниоткуда возникнет орда конных десолтаев и перебьет их всех до единого. Нетрудно было, особенно в предрассветной тьме, наводнить каждую расселину, каждую тень десятками вражеских дозорных.
Действительность оказалась даже хуже ее воображаемых страхов, хотя то, чего опасалась Винтер, произошло не с ними. Одна из рот второго батальона, пройдя около мили перед плетущейся по маршруту колонной, заметила кучку десолтаев, которые поили коней из крохотного скального родника. Пылая местью, ворданайские солдаты ринулись на них — и тут из–за ближайших валунов высыпали вооруженные до зубов кочевники. Из сорока солдат уйти сумели только девять, а крики тех, кому не посчастливилось погибнуть на месте, доносились до лагеря почти всю ночь.
На следующий день капитан Д’Ивуар приказал, чтобы дозорные ни при каких обстоятельствах не вступали в бой с кочевниками, но отступали, избегая всякого соприкосновения с противником, покуда не подойдут основные силы. Этот приказ уберег пехотные дозоры от засад, зато обеспечил отменное развлечение десолтаям, которые по двое–трое выезжали верхом на видное место, делали несколько выстрелов и с интересом наблюдали, как вся колонна тяжеловесно замирает, а головной батальон развертывается к бою. Скорость продвижения резко снизилась, а это означало, что солдаты в середине и хвосте колонны вынуждены почти весь день праздно стоять под палящим солнцем. Апрель между тем закончился, наступил май, и жара с каждым днем становилась все ощутимей. Близилась адская топка раскаленного хандарайского лета.
Десять дней спустя после ухода из Нанисеха полк стал лагерем у подветренной стороны массивного скального отрога. Винтер заметила, что чем дальше продвигаются они на запад, тем ощутимей меняется пустыня. Скалы становились крупнее, но и расстояние между ними увеличивалось, каменистая почва под ногами была суше, и в ней прибавилось песка. Появились дюны, прилегавшие к пустынным скалам, точно исполинские серые сугробы, и, когда поднялся ветер, солдатам пришлось обвязать платками лица, чтобы рты не забило пригоршнями песка.
В седьмой роте, как и во всем полку, давно обходились без палаток. Забить колышки в землю было почти невозможно — то сплошные камни, то сыпучий песок, да и натягивать брезент людям, изнуренным ежедневными переходами, стало не под силу. Винтер несколько дней не меняла одежды, нижняя рубаха у нее покоробилась от засохшего пота и швами царапала кожу. В довершение худшего почти все солдаты обросли по меньшей мере недельной щетиной, поскольку скудный запас воды не был рассчитан на такую низменную потребность, как бритье, и Винтер начинала опасаться, что кто–нибудь обратит внимание на ее неуместно гладкое лицо. Бобби, по крайней мере, молода и еще может сойти за безбородого юнца.
Даже лагерных костров стало меньше. Все топливо — и те запасы, что везли на повозках, и жалкие крохи, собранные со скудной местной растительности, — предназначалось исключительно для нужд полковой кухни. Солдаты, чтобы согреться, вынуждены были жечь кизяк — сухой навоз, воловий и лошадиный, который теперь собирали и берегли, как сокровище. Кизяк горел неплохо, но Винтер обнаружила, что его смрад пробивается даже сквозь вонь ее немытого тела, и потому предпочла обойтись без костра.
Ровные ряды палаточного городка в Форте Доблести, не говоря уж о казармах в Эш–Катарионе, сейчас казались далеким сном. Винтер лежала на тюфяке, укрывшись тонким одеялом и вместо подушки сунув под голову заплечный мешок, в толчее изможденных людей, которые с каждым днем становились все изможденнее и сейчас попросту пошвыряли свои вещи там же, где закончили переход. Отдавая дань сержантскому званию Винтер, солдаты седьмой роты потеснились, и вокруг нее образовалось свободное место. Из–за этой непрошеной деликатности Винтер казалось, будто она осталась совершенно одна в море звездного света, искрившегося над головой. Винтер смотрела в небо, и шум лагеря словно отступал, стихал, заменяясь глубокой проникновенной тишиной, такой всеобъемлющей, словно во всем мире больше не осталось ни единой живой души. Помимо воли Винтер обеими руками вцепилась в края тюфяка, чтобы не упасть вверх, в бескрайнее и бесконечное звездное море.
Она вспомнила о Джейн. Сны в последнее время не преследовали девушку, словно чувствуя, что ей и так достается наяву. Или же, подсказало вероломное сознание, попросту наконец–то оставили ее. Винтер попыталась вызвать в памяти лицо Джейн, но увидела мысленным взором только ее глаза, зеленые глаза, сияющие собственным светом, как звезды над головой. Винтер помнила тепло ее тела, ее упоительно нежной и мягкой плоти — но от этого воспоминания холод стал еще нестерпимей. Дрожа, она плотней закуталась в одеяло. Днем нестерпимый зной, ночью холод — как такое возможно? Для нее это было непостижимо.
