Ореховый посох - Скотт Роберт (е книги txt) 📗
Там она постояла немного в задумчивости, потом, стиснув зубы, с отчаянием пробормотала: «Росла без матери, дитя кровосмесительного союза, стала проституткой, чтобы выжить...» — и опять повернула к зарослям, где спал незнакомец. Когда она наконец снова улеглась, сапоги с Версена были сняты и аккуратно поставлены с ним рядом, а одеяло, заботливо подоткнутое со всех сторон, чтоб не сорвал холодный ночной ветер, укрывало его до самого подбородка.
Брексан проснулась в серых предрассветных сумерках, потому что кто-то тихонько толкал ее в бок. Она резко вскочила, отбросив одеяло и надеясь этим сбить с толку нападающего и выиграть перед неизбежной схваткой хотя бы миг. В одной руке она сжимала кинжал, а в другой — короткий меч; по привычке она схватила их еще до того, как оказалась на ногах. Моргая и пытаясь прогнать застилавшую глаза сонную пелену, она с изумлением увидела перед собой Версена.
— Эй, тише, тише! — Он поднял руки. — Я же не вооружен — по твоей милости, как я полагаю, — так что успокойся, пожалуйста.
Версен медленно опустил руки, и Брексан тут же накинулась на него:
— А с какой стати ты подкрадываешься ко мне, когда я сплю? Эх ты, бычок деревенский, неотесанный! — Голова у нее слегка кружилась: слишком резко она вскочила на ноги. — Я же тебя убить могла!
— Могла, — подтвердил он добродушно, — а могла и в обморок грохнуться. — Он сел и жестом пригласил ее последовать его примеру. Потом потянулся к бурдюку с вином. — Разве ты не знаешь, что мгновения, когда человек просыпается, самые для него трудные? Да любой переход от глубокого сна к чему угодно для души и тела мучителен, а ты вскочила как ошпаренная. — Он передал ей бурдюк. — На вот, глотни.
Сунув кинжал в ножны, Брексан приняла бурдюк и сделала большой глоток.
— Меня зовут Версен. Я из Роны.
— Брексан. Уж это-то я про тебя знаю.
— Это ты меня ночью одеялом укрыла? И сапоги с меня сняла?
— Я.
— Спасибо.
— Было холодно.
— Да, холодно, так что еще раз спасибо. — Версен провел рукой по поясу и, не обнаружив там оружия, спросил: — А не ты ли случайно меня разоружила?
Брексан мотнула головой в сторону сваленных в кучу у костра седельных сумок и заплечных мешков.
— Все вон там лежит. И я не то чтобы тебя разоружила, а просто не хотела... — Она помолчала. — Не хотела, чтобы ты случайно поранился, если на живот перевернешься.
— Ну что ж, тогда я еще раз должен поблагодарить тебя, Брексан.
— Что-то ты больно часто меня благодаришь.
— Это верно; пожалуй, и впрямь слишком часто. — Версен склонился над почти догоревшим костром и принялся раздувать угли и осторожно ворошить валежник, пока пламя вновь не разгорелось, весело потрескивая. — А ты не знаешь, что с остальными случилось?
— За ними алмор погнался, они вон туда, вглубь ущелья ушли. Но убил он только ту лошадь, на которой ехала женщина.
Версен потер затылок и вытащил из волос несколько комков запекшейся крови.
— От меня, значит, толку мало было?
— Не вини себя. — Брексан решилась наконец и меч тоже сунуть в ножны и села рядом с Версеном у костра. — Алмор — существо магическое, древнее; он обладает невероятной силой. Тебе и так здорово повезло, раз ты не погиб.
— Ну, ладно, как только рассветет, придется нам пойти на поиски. — Он осекся, быстро глянул на Брексан и поправился: — Правильнее сказать, конечно, мне придется пойти. — И он, поколебавшись, спросил: — А все-таки, кто ты такая? И что делаешь здесь, в горах, совсем одна?
И Брексан вдруг почему-то начала рассказывать этому незнакомому человеку о своем участии в штурме Речного дворца, о предательском убийстве Бронфио и о своем решении преследовать Джакриса до тех пор, пока она либо поймет, почему он так поступил, либо схватит его и передаст в руки правосудия. Где-то на середине рассказа у нее мелькнула мысль, что вряд ли это разумно — вот так все выбалтывать какому-то повстанцу, наверняка поклявшемуся освободить Рону от малакасийских оккупантов. Но было в нем что-то такое, отчего она чувствовала себя с ним совершенно свободно и почему-то была уверена, что доверять ему можно, вот только не знала, откуда взялась эта уверенность.
Когда она закончила свой рассказ, солнце как раз показалось над краем неба.
— А тебе разве не приходило в голову, что они непременно убьют тебя, если поймают? — с некоторым недоверием спросил Версен. — Им не понять, зачем ты покинула свой полк, став дезертиром, да еще в чужой стране, где такой, как ты, странствовать в одиночку — самый верный путь к тому, чтобы тебя убили повстанцы, которые, разумеется, всех малакасийцев ненавидят.
— Ты знаешь, пожалуй, я действительно в тот момент не задумывалась о последствиях своего поступка, — призналась Брексан, вытаскивая из седельной сумки пару яблок и протягивая одно Версену. — Я страшно разозлилась. Я стала солдатом не для того, чтобы убивать невинных людей. — Она откусила от яблока большой кусок, старательно его прожевала и только после этого, пожав плечами, прибавила: — Не знаю. Но, наверное, я вообще ничего как следует не обдумала.
— И теперь ты, похоже, вынуждена скрываться?
— Ничего подобного! — сердито возразила она. — Я намерена разыскать этого Джакриса и выяснить, что у него на уме. Он зверски убил малакасийского офицера. И таким образом стал предателем!
Ее прямота поразила Версена.
— А что, у тебя все на свете либо черное, либо белое?
— В основном да. Слишком многие, черт возьми, ведут себя совершенно непонятно. Конечно, было бы, наверное, интересно порой разобраться в том, что побудило их совершить тот или иной поступок. Возможно, Бронфио тоже был шпионом. Или этот Джакрис действовал по чьему-то приказу. А может, наш лейтенант спал с его женой. Кто их разберет? Но в конце концов многое — и довольно скоро — обычно обретает именно тот смысл, какого ты и ожидал с самого начала. Так что с самого начала и начнем. Джакрис — это очень плохо. — Брексан принялась за уборку и, моментально превратив свою постель в тугую скатку, спросила у Версена: — Кстати, как твоя голова?
— По-моему, пробита насквозь. — Версен, поддевая ногой землю, забрасывал тлеющий костер. — Теперь ни одна из моих шляп не налезет. — Пламя тут же угасло, испустив предсмертный дымок. — Надо где-нибудь новую подыскать.
— Шляпу? Ты что, шутишь?
— Да нет, голову. Шучу, конечно. — Он подошел к груде сумок и мешков и принялся разбирать их содержимое, запихивая вещи в две большие седельные сумки. — А ты женщина наблюдательная, Брексан.
— Я — солдат, — поправила она его.
— Ну, на солдата-то ты не больно похожа. — Версен улыбнулся и снова сунул за пояс кинжал и боевой топор.
— Просто обстоятельства так сложились, что мне пришлось отказаться от военной формы. Я, может, и перестала быть воином малакасийской армии, но я по-прежнему солдат, и очень неплохой. — Она выпрямилась в полный рост и смело посмотрела Версену прямо в глаза. Но, обнаружив, что едва достает ему макушкой до груди, тут же потупилась и сказала чуть дрогнувшим голосом: — В общем, я была бы очень тебе благодарна, если бы ты постарался это запомнить.
Версену страшно хотелось какой-нибудь остроумной шуткой рассмешить ее и разрушить ту броню, которую она, рассердившись на его замечание, моментально на себя нацепила, но голова у него все еще довольно сильно болела, и ничего остроумного на ум ему не приходило. Пришлось сменить тему.
— А куда ты сегодня направляешься? — спросил он. Брексан указала в сторону ущелья:
— Вон туда. — Она вдруг повернулась к нему лицом и снова горячо заговорила: — Понимаешь, я потеряла его след два дня назад, зато, правда, твой нашла... В общем, если старик повел остальных твоих спутников на ту гору...
Она умолкла, глядя на вершину горы Пророка. А Версен смотрел, как ветер играет длинными прядями ее волос, успевшими выбиться из-под кожаного ремешка, которым она стянула на затылке свою роскошную гриву. Брексан, поморщившись, отбросила волосы с лица и закончила свою мысль:
