Трикс. Дилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
– Мудрые слова! – Васаб возвел глаза к небу. Потом дружески обнял Трикса за плечи и прошептал на ухо: – Не подумай, что я коварный злодей. Понимаешь, все дело в историко-культурно обусловленных особенностях нашего общества. Если бы я не попытался захватить тебя в рабство, меня стала бы презирать охрана и собственный племянник. На самом же деле я очень доброжелательный и даже отчасти сентиментальный человек. В Дахриане я содержу приют для старых верблюдов, отдаю положенную долю – пятнадцать процентов от доходов минус расходы – своей прибыли вдовам и сиротам. Вечерами сочиняю стихи и играю в нарды. Так что… не держи зла, могучий отрок.
– Да я ничего. – Трикс неловко высвободился из объятий купца и попробовал увести разговор в сторону. – А почему вы ко всем обращаетесь с этими «о» и цветистыми э… э…
– Эпитетами, – подсказал купец. – Понимаешь, в давние времена, когда наши народы попробовали перестать воевать и начать торговать, мы плоховато знали ваш язык. «О» служило для того, чтобы можно было подумать и составить в уме правильную фразу. А все эти красивые слова – так, для охмурения покупателя. На самом деле это уже давно не работает и не нужно. Но традиция осталась. А традиции мы чтим.
Трикс кивнул. Рядом с ними тем временем как по волшебству поднимались полотняные шатры, прямо на песке была расстелена скатерть, а племянник купца разводил костер. День клонился к вечеру.
– Три Колодца – дивное, но опасное место, – сказал купец, оглядываясь. – С драконами-то всегда можно поладить… одного верблюда всегда на этот случай водим. Куда они делись, кстати?
– Улетели в Дахриан.
Купец погрустнел, похоже, ему не нужно было объяснять нынешний политический расклад в Самаршане.
– Не будем о грустном… – сказал он. – Но мой племянник клянется, что видел в оазисе еще что-то. Крошечную пери, порхающую среди дурной травы и заливисто смеющуюся…
– А, эту… – засмеялся Трикс, отворачивая ворот мантии и демонстрируя Аннет. Фея спала, наполовину высунувшись из внутреннего кармана.
– Поймал? – с придыханием спросил купец. – Продашь?
– Нет.
– Я бы тоже не продал, – грустно сказал купец. – Что ж… пошли, выпьем немного зеленого чая, пока мой нерадивый племянник делает кебаб…
Трикс подумал, что быть подручным самаршанского караванщика – не такое уж и веселое дело.
Трапеза на Востоке – дело серьезное, требующее немало времени. Поэтому едят там обычно один раз, вечером, а в утреннее и дневное время перебиваются перекусами, чаем, сладостями и жевательным табаком, смешанным с известью, смолой и пряностями.
Но уж зато вечером любой самаршанец постарается провести за столом часов пять-шесть – даже если на столе этом будет одна черствая лепешка и кусок окаменевшего овечьего сыра.
За столом караванщика Васаба Куркума еды хватало. Были здесь и лепешки, и твердый сыр, и копченая козлятина – продукты незаменимые в странствии. Но помимо этого старательный племянник приготовил вкусный кебаб, сварил густой суп из бобов и пряностей, а к чаю высыпал на скатерть гору орехов, сухофруктов и разноцветного колотого сахара.
Был, разумеется, и кальян. Точнее – два кальяна. Один курили в сторонке, у зарослей дурман-травы, охранники. Другой, поочередно, Трикс и купец. Трикс и к положенной волшебнику трубке-то никак не мог привыкнуть, а уж кальян ему показался совсем странной затеей. Но из вежливости он старательно тянул теплый, пахнущий персиками воздух через заполненный водой сосуд и слушал печальные рассказы Васаба.
А купец, расслабившись от еды и дружбы с волшебником, принялся жаловаться на жизнь. Во?первых, ему не нравился нынешний Великий Визирь Аблухай, да продлятся дни его, который, покровительствуя искусству, превратил торговый город в какое-то сборище философов, фигляров и фокусников. Во?вторых, ему не нравился Прозрачный Бог Алхазаб, живи он тысячу лет, который не понимает, что воевать надо только в том случае, когда не идет торговля. А в?третьих, купец был уверен, что как бы ни повернулось дело в столице, но у него в любом случае отберут половину денег на военные нужды, другую половину на мирные, а третью половину, давно надежно зарытую в тайном месте, на непредвиденные расходы. Ну и еще, как положено, детей – начинающих, но успешных купцов заставят идти в кавалерию, а слуг заберут в пехоту.
В общем, поводы для грусти были нешуточные.
– Неужели ваш Алхазаб…
– Да продлятся его дни, – быстро вставил купец.
– …так силен?
Васаб вздохнул:
– Да будет тебе известно, мудрый не по годам отрок, что мы, самаршанцы, всегда считались искусными, хоть и неспешными колдунами. Конечно, наш язык, удивительно сочный и красочный, в котором даже для обозначения песка в пустыне есть сто сорок семь различных слов, не способствует быстрому колдовству. Но если колдуну-самаршанцу дать достаточно времени – он посрамит любого вашего мага… – Васаб запнулся и быстро поправился: – Исключая, конечно, присутствующих.
Трикс покивал. От Щавеля он как-то слышал, что самаршанцам сильно мешает в колдовстве излишняя цветистость речи. И если в бытовой магии это не так уж и страшно, то в военной – смерти подобно.
– Еще три года назад Алхазаб, да будут жены его неисчислимы…
Трикс, конечно, слышал, что у самаршанцев частенько бывает по две-три жены, а у богатых порой и больше. Отец, если ему доводилось повздорить с матерью, часто восклицал, не слишком умело подражая восточному акценту: «О счастье мне, что живу не в Самаршане, где благородному человеку стыдно иметь меньше трех жен!» Говорил он это с чувством, и Трикс с юных лет укрепился во мнении, что многоженство – тяжелая обязанность и повинность богатых самаршанцев.
Но в словах Васаба вовсе не чувствовалось сочувствия. Да и сам Трикс почему-то ощутил скорее смущенную зависть и непонятное волнение.
– О чем-то задумался, волшебник? – спросил купец.
– Я? Нет, нет. Внимательно слушаю!
– Так вот, три года назад Алхазаб, пусть у него все будет даже лучше, чем ему хочется, был презренным вождем маленького вороватого племени. От прочих вождей он отличался только интересом к старинным книгам, поскольку мнил себя потомком древнего рода мудрецов. Так это или нет – никому не ведомо. Но три года назад во время песчаной бури Алхазаб затерялся в пустыне. Его не было целый месяц, и его родичи уже передрались за право командовать той шайкой оборванцев, которую Алхазаб называл своим родом. Когда внезапно пропавший Алхазаб вернулся, один из его командиров даже решил бросить ему вызов. Но Алхазаб только усмехнулся, сказал пару слов – и ослушник вспыхнул ярким пламенем. Он горел целый час, оглашая окрестности воплями боли и ужаса, пока кто-то из жалости к своим ушам не проткнул его мечом. Ну а сам Алхазаб сказал, что в пустыне ему открылась великая мудрость. Он обрел великую силу и теперь требует называть его Прозрачным Богом и повиноваться каждому слову. Те, кто посмел усомниться, погибли ужасной смертью, о которой я не рискнул бы рассказать, даже если бы знал. Одно за другим подчинял себе Алхазаб окрестные племена. Кто-то из вождей принимал бой, и ветер пустыни заносил тела песком. Кто-то подчинялся – и Алхазаб делал его своим приближенным. До поры до времени Великий Визирь не обращал на это внимания. Но когда визирю донесли, что Алхазаб хочет сам стать Великим Визирем и завоевать весь мир, даже Аблухай задумался. Он вызвал своих лучших убийц и повелел им со всем уважением казнить Прозрачного Бога. Убийцы поклонились и отправились в путь. Вернулись они куда быстрее, чем добирались от столицы до Алхазаба – их принесли в лапах песчаные голуби.
– Голуби? – поразился Трикс. – Как голубь может принести человека?
– Может-может! – закивал Васаб. – Если человека разрезать на тысячу кусочков, то тысяча голубей сможет его принести. Но знаешь, что самое ужасное?
– Что? – шепотом спросил Трикс.
– Голуби были голодные и изможденные от дальней дороги. Но ни один из них не посмел клевать то, что нес в лапах!
