Янтарная Цитадель - Уоррингтон Фреда (лучшие книги TXT) 📗
– Я знаю, почему ты хвораешь, – проговорил царь. – Ты заставила себя заболеть. В этом нет нужды.
– Нет. Меня терзает истина – что я не остановила тебя, покуда было время, что твой народ восстанет на тебя и погрязнет в раздорах.
– Нам не нужны те, кто не в силах разделить моей мечты! Они глупцы.
– Прежний Гарнелис не говорил бы с таким презрением о своих подданных. Он прислушался бы к ним.
– Прежний Гарнелис был слаб! Такому не выжить – и он сгорел в горниле истин. Но Гарнелис нынешний будет жить вечно!
– Вечно? – повторила Мабриана, откидываясь на подушки. Изомира не могла видеть ее лица. – Вслушайся в свои слова.
– Башня таит секрет моего бессмертия. Ты можешь разделить его, Мабриана. Отряхни с себя нелепую хворь. Стань рядом со мною, раздели мой обет в вечном строении Башни. И мы будем бессмертны вместе – муж и жена, царь и царица… бог и богиня.
Царица приподнялась, и теперь девушка могла различить выражение ее лица – полнейшее неверие, нет – омерзение.
– Хватит, Гарнелис! – Голос ее на краткий миг вернул себе царственную силу. – Тот, кого я звала мужем, давно сгинул. Оставь меня оплакивать его. С тобою же я не желаю жить вместе и дня, не говоря уж – вечности.
Несколько мгновений царь недвижно взирал на нее; потом он встал и вышел. Лицо его было сурово.
– Постель… – прошептала царица, едва не теряя сознания. – Помоги… в постель.
Никого, кроме Изомиры, она не желала подпускать к себе. Посреди глухой ночи она очнулась, и прошептала с улыбкой:
– Ты богиня, Изомира. Как сияет лик твой! Я счастлива, что ты пришла за мной. Счастлива…
Много часов Имми сидела, заснув, у ложа царицы, пока вокруг сновали лекарь, и царский бальзамировщик, и бесчисленные придворные. И последним – когда утихла суета, и вокруг погребального помоста с телом царицы замерцали свечи – явился царь.
Он молча стоял за плечом Изомиры, сложив руки на груди и прикрыв тяжелые веки. Потом пальцы его сомкнулись на ее плече, и губы изрекли:
– Пойдем.
С того дня царь держал ее в своих палатах.
Из ее окна видна была Башня. Бесконечно сновали стражники, надсмотрщики, рабочие. Прибывали новые рекруты, простодушные и смятенные, как она сама когда-то. И катились вниз по склонам похоронные дроги.
Верный своему слову, царь не чинил ей зла.
У нее была своя комната, роскошная, как самоцветная шкатулка, и царь никогда не разделял с ней ложе – да и не упоминал об этом. Он стремился излить в нее не семя свое – но свою боль. Каждый вечер, освободившись от царских обязанностей, он бесконечно водил Изомиру по бесконечным переходам, залам и балконам Янтарной цитадели, пересказывая все, случившееся за день. Порой он был мрачен, едок, пугающ; порой его терзал душевный глад, и она знала – он готов выбрать себе в Башне новую жертву.
Готов… и все же он цеплялся за нее, цеплялся, будто девушка могла спасти царя от него самого. И она пыталась. Она цеплялась за него, покуда со сдавленным воплем отчаяния он не отталкивал ее. И тогда за царским плечом, словно возникнув из ниоткуда, вставал Лафеом.
А страшней всего было что потом – когда он выходил из тайной камеры, и возвращался к ней, помолодевший, смягчившийся, истерзанный раскаянием – именно тогда ей легче всего было полюбить его.
– Я женюсь на тебе, Изомира, – шептал царь, целуя ее руку. – Ты станешь моей царицей, и мы будем бессмертны вместе.
И через пару дней – две недели прошло после смерти Мабрианы – он привел ее в тесную палату, где их ждали Лафеом, владыка Поэль и жрица Нефетер. Обряд был краток и как-то неполон. Но Изомира и Гарнелис, очевидно, соединялись им узами брака.
Ничто не изменилось – ни в девушке, ни в ее окружении. Дни она, как и прежде, проводила, описывая в неотправленных письмах к Танфии все, с ней случившееся. Вечера – в попытках пережить бурю, облачившуюся в тело Гарнелиса. Ночи – сражаясь с кошмарами.
Думая о Линдене, она не могла уже вспомнить его лица.
Подходила к концу весна, а тайное убежище Гелананфии прирастало. С каждым днем из окрестных городов и деревень приходили все новые бунтовщики – юнцы, спасающиеся от новых рекрутских наборов, старики, чья вера в царя, наконец, поколебалась. Число их приближалось к пяти тысячам, и лагерь уже расползся по всему холму и начал распространяться под лесной сенью. Тяготы жизни в нем умягчались лишь всеобщим радостным возбуждением.
Элдарет и Гелананфия готовили мятежников к бою. Руфрида поставили старшим над лучниками, Мириаса и Зорю – во главе немногочисленных конников. Танфия и Линден, как могли, старались передать остальным убийственно-изящный способ оружного боя, которому обучили их шаэлаир.
Приходили слухи о других очагах сопротивления в Параниосе. Некий Маскет, подобно Гелананфии, собирал мятежников в тайном лагере в Змеевичных горах, на северо-запад от Парионы. Между двумя убежищами с немалым трудом пробирались вестовые. Поговаривали и о восстании в Танмандраторе, слишком далеко, чтобы бунтовщики могли оказать помощь друг другу, но боевой дух все равно поднимался от этих новостей.
Гелананфия бела женщиной решительной и сильной духом, но Танфия, как не странно, не испытывала перед нею особенного трепета. Возможно, дело было в обстоятельствах их знакомства, но девушка с самого начала без колебаний вступала в спор с командующей – царевна та или нет. Гелананфию трудно было назвать тепличным растением; она немало послужила в армии, и могла скакать и рубиться не хуже прочих. Церемоний она не переносила, зато любила выпить. Танфия ее попеременно любила, ненавидела, завидовала и восхищалась.
– Мы не хотим сражаться, – сказала Гелананфия через несколько дней после возвращения Элдарета.
Совет собрался за ужином в ее шатре, с Элдаретом и Сафаендером в качестве приглашенных гостей. А раз пригласили их, пришли и трое излучинцев, Мириас с Зорей, и еще несколько человек. В воздухе пахло сеном; бронзовые лампады роняли свет в бокалы с вином. Посредник Рафроем сидел обок царевны, выслушивал всех, но сам больше молчал.
– Однако нас могут вынудить к сражению. И забывать об этом глупо.
– Какова же твоя цель? – поинтересовался посредник.
– Рафроем, мы говорили об этом уже тысячу раз.
– Со мной, но не с ними.
– Элдарет знает. Я не хочу пользоваться своим положением, я не желаю рушить весь строй царства. Я желаю добиться одной лишь цели – переговорить с дедом.
– А не поздно ли? – усомнился Элдарет.
– С этим я не соглашусь! Мой отец пытался вразумить его, и был убит. Я пыталась, и еле спасла свою жизнь. Если я в одиночку вернусь к Янтарной цитадели, меня схватят стражники, стоит мне ступить через нижние ворота. Но если я явлюсь во главе войска его собственных подданных, он вынужден будет послушать.
– Ты правда веришь, что его можно переубедить?
– Не знаю. Но не попытаться я не имею права. Теперь мне известно нечто, ранее от меня скрытое. Увы, новость эта ужасна – чудовищна немыслимо! Но, будучи открытой, эта тайна изменит положение дел.
– Ну? – поторопил ее Элдарет. – Ты мнешься над своей тайной с тех поря, как мы вернулись. Неужто она так ужасна?
Гелананфия глотнула вина.
– Архитектор Лафеом, – проговорила она вполголоса, – вовсе не посредник. Я опасаюсь, что он – бхадрадомен.
– О боги, нет! – простонал Элдарет, хватаясь за голову. – Из всех ужасов мира… только не это! – Странник в гневе ударил кулаком по столу. – Как могло это случиться?!
Наступило молчание.
– Не то странно, – криво усмехнулась Гелананфия, – что ты в ужасе, Элдарет. А то странно, что товарищи твои спокойны. – Взгляд ее последовательно коснулся Танфии, Руфрида, Линдена.
– Я… в ужасе, – призналась Танфия. – Просто после всех наших злоключений меня это не особенно удивляет.
– Меня тоже, – поддержал ее Линден. – Я давно знал об этом, ваша светлость.
– Никаких титулов, – возразила Гелананфия. – Я ведь уже не раз просил. Откуда ты мог знать об этом?
– Не знаю. – Свет лампады осветил его каштановые кудри золотом. Склонив голову, юноша ровным голосом поведал о странных встречах на пути излучинцев. К концу рассказа его начала бить крупная дрожь; и руку утешения протянул к нему, как ни странно, Сафаендер.
