Инженер магии - Модезитт Лиланд Экстон (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Доррин направляет Меривен к фургону, медленно спешивается и спрашивает:
– Можно мне немножко?
– Пей... вот.
Отпив воды, юноша касается посоха, стараясь впитать в себя прохладную тьму гармонии, а потом пробегает кончиками пальцев по лбу Кадары, передавая ей это ощущение.
Раненая стонет, однако остается в беспамятстве. И пить по-прежнему не может.
– Сколько мы проехали? – интересуется Доррин.
– Примерно четверть пути, как раз до поворота к лагерю углежогов. Скоро придется устроить привал. Темнеет, а я не могу видеть в темноте, как ты.
– Это раньше я мог, – поправляет юноша.
Слышится шорох. Лидрал роется в повозке, а потом вручает что-то Доррину.
– Держи. Это хлеб и сыр.
Он медленно жует, прислушиваясь к шелесту листьев и птичьим голосам.
– Готов? – сращивает через некоторое время Лидрал.
– Вполне.
На ощупь он взбирается в седло, и все начинается сначала. Повозка скрипит. Меривен всхрапывает. Кадара стонет...
Повозка и всадник тащатся по рытвинам и колдобинам дороги до тех пор, пока Лидрал не сворачивает в проем в придорожной ограде и не останавливает повозку на придорожной прогалине.
– Все. Ехать дальше я не могу.
– Ну и ладно, – сонно бормочет Доррин, покачиваясь в седле.
– И ты тоже не можешь. Слезай.
Он повинуется, почти не сознавая, что делает.
– Расседлать лошадь сможешь?
Доррин нащупывает подпругу.
– А Кадару подержать сумеешь? Мне постелить надо.
Юноша приподнимает на удивление легкое, горячее тело, а Лидрал тем временем расстилает одеяла.
– Клади сюда.
Юноша так и делает, но при этом морщится и тихонько стонет.
– Тебе больно?
– Ерунда, терпимо.
Боль в его плече и впрямь несравнима с болью Кадары.
– Тебе нужно подкрепиться и попить.
Не ощущая вкуса, Доррин жует черствый хлеб и пьет воду, после чего укладывается под повозкой. Он засыпает, но просыпается задолго до рассвета.
Слыша легкое посапывание Лидрал и шелест придорожных деревьев, он улыбается. Ему вспоминается, что такие деревья завелись в этих краях после того, как великий Креслин изменил климат и в нагорьях стало выпадать мало дождей.
Голова болит уже не так сильно, однако зрение еще не восстановилось.
– О... нет! Тьма, нет! Брид... не оставляй меня! – стонет в бреду Кадара. – Не надо... негодяи... белые ублюдки...
Мгновенно пробудившись Лидрал поворачивается и пытается успокоить раненую:
– Не бойся! Все в порядке. Мы с тобой...
– Где... кто?
– Я Лидрал. Мы здесь с Доррином.
– Брид... где он?
– Остался в Клете, – Лидрал осторожно встает, стараясь не задеть Кадару. – Сейчас я дам тебе воды.
– Ни за что не оставляйте там... рука... больно...
– Скоро заживет, – уверяет Доррин.
– ...уложила четырех поганцев... больно... Брид, где ты?
– Выпей вот это, – говорит Лидрал. Доррин садится:
– Можешь ты достать мой мешок? Там у меня немного звездочника.
– О чем ты раньше думал... ох, прости!
– Трудно думать, когда у тебя башку огнем жжет, – Доррин шарит в мешке, узнавая на ощупь, в каком пакете какое снадобье. – Вот... сумеешь посыпать ей на рану, а потом наложить повязку?
– Мне нужно зажечь свечку.
Доррин подает Лидрал пакет с заживляющим порошком.
– Ох, Свет!.. жжется... – стонет Кадара.
– Готово, – сообщает Лидрал. – Я ее перевязала. Что еще?
– Надо развести это в воде и как-то в нее влить. Сумеешь?
– Попробую.
Лидрал возится с посудой.
– Кадара, открой пожалуйста рот, – слышится через некоторое время.
– Как горько... словно яд. Ты хочешь меня отравить?
– Перестань, это лекарство! Тебе станет легче.
Некоторое время Лидрал продолжает бренчать посудой, а потом возвращается на место и ложится между Доррином и Кадарой.
– Спасибо, – говорит Доррин, касаясь ее руки.
– Спи, – шепчет она, пожимая его руку в ответ.
Со временем юноша засыпает, а просыпается лишь от утреннего щебета птиц. Голова почти прошла, а вот зрение так и не вернулось.
Лидрал уже встала и тихонько, стараясь не потревожить спящих, поит лошадей.
Доррин выбирается из-под повозки, делая все, чтобы не приложиться к ней макушкой.
– Остался хлеб с сыром. Угощайся, – предлагает Лидрал.
– Спасибо, – взяв у нее ломоть хлеба и кусочек сыра, он присаживается на низкую каменную ограду и спрашивает: – Ты все еще пользуешься сырорезкой?
– Так гораздо удобнее. Признаюсь, меня и по сей день бросает в дрожь при виде ножа, – отвечает Лидрал, садясь рядом с ним.
– Прости.
– Ты не виноват, – Лидрал касается его щеки.
– Хотелось бы в это верить. Но они схватили тебя из-за того, что ты любила меня.
– Я и сейчас тебя люблю, невозможный ты человек, – говорит Лидрал, сжимая его запястье. – Как бы хотелось, чтобы ты смог увидеть деревья на холме! Роса на их листьях сияет в солнечном свете так, что они кажутся серебряными...
– Мне бы тоже этого хотелось.
Некоторое время они сидят молча.
– Кадара все еще спит, – нарушает молчание Лидрал. – Это хорошо?
– Хорошо. Но нам придется разбудить ее, чтобы она приняла лекарство и попила. Ей нужна вода.
– Хочешь еще хлеба с сыром?
– А нам хватит на всю дорогу?
– Должно. Мерга собирала меня в дорогу так, словно я еду не в Клет, а на край света. Хлеба у нас аж четыре каравая.
Лидрал встает, чтобы собраться в дорогу, а Доррин погружается в мысли о хаосе и гармонии.
Некоторые люди веруют в гармонию, словно в Бога, но Бог этот кажется не рассудительным мудрецом, а упрямым формалистом. В противном случае как могли бы хорошие люди страдать из-за того, что им, во имя добра, приходится использовать не лучшие средства? Или же средство важнее цели? Всегда?
Взять Фэрхэвен. Хотя Белым Городом правят приверженцы хаоса, порядка там больше, чем где-либо в Кандаре. Преступность мала, и народ, похоже, позажиточнее тех же спидларцев. Только ли потому, что Фэрхэвен обогатился за счет завоеваний?
– Доррин, если мы хотим добраться до Дью без... без нежелательных происшествий...
Юноша понимает. Неизвестно, не поскачет ли в скором времени по этой дороге вражеская конница.
Как и вчера, первое прикосновение к Черному посоху возвращает ему зрение – но влажная от росы трава и темная зелень ласкаемой рассветными лучами листвы предстают перед ним лишь на миг. Мир снова поглощает мрак, и он отворачивается, чтобы Лидрал не увидела подступающих к глазам слез.
Почему гармония так далека от справедливости? Чистая гармония не в состоянии одолеть хаос, и любая попытка Доррина сконцентрировать силу гармонии для борьбы с хаосом оборачивается для него наказанием. Та же судьба постигла и Брида – Белые и спидларские купцы совместно покарали его за одаренность и приверженность гармонии.
Может быть, дело в том, что смерть есть конечная форма хаоса – так сказать полное отрицание человеческой гармонии? В конце концов, как бы ни упрекали его родные и Лортрен, Доррин ни разу не пострадал из-за использования гармонии для изготовления машин. Да и изготовление орудий убийства не навлекало на него особых бед. Чего, впрочем, не скажешь об их использовании.
– Доррин, помоги мне положить Кадару в повозку.
Юноша склоняется над раненой и, превозмогая боль в плече, поднимает ее.
– ...больно... не оставляй меня...
Доррин чувствует, что Кадаре чуточку лучше, но жар так и не сошел, а владеть правой рукой она сможет нескоро. Может быть, вообще никогда.
В кронах дубов бодро щебечут птички. А вот Доррину не до веселья.
CLI
– Все выглядит нормально, – говорит Лидрал, озирая долину с гребня холма.
– Никаких путников вблизи нет, – сообщает Доррин, уже восстановивший способность распространять чувства, не вызывая приступов головной боли. А вот зрение возвращается к нему по-прежнему лишь при прикосновении к посоху, причем лишь на миг и далеко не всякий раз.
