Дарующая жизнь (СИ) - Воронина Тамара (читаем книги .TXT) 📗
Лену поражала выдержанность эльфов. Ладно, Лиасс и Милит мужчины, но уж Ариана имела право всплакнуть о погибших, но глаза ее оставались сухими, хотя в голосе звучала глубокая скорбь. А оказалось, что у эльфов просто-напросто нет слезных желез. Такая вот шутка. Женщины не могли даже поплакать. И как Лена их понимала!
* * *
Когда снег, выпав, решил уже не таять, эльфы устроили праздник, первый день, в который не работал никто, даже еду женщины наготовили заранее. Веселиться они, как выяснилось, тоже умели, плясали до упаду, устраивали бесконечные состязания, боролись, стреляли из лука (шут не подкачал, хотя и в победители не выбился, но уважение эльфов и сладкий пряник от Лены завоевал). Менестрели, не боясь холодного воздуха, пели на улицах, и у Лены кружилась голова от восторга. Карис все заставлял спеть шута, но тот отбрыкивался изо всех сил, а кончилось тем, что эльфы вытолкали его в круг и всучили аллель – некий многострунный гибрид гитары и лютни.
Конечно, у него голос был не такой, как у эльфийских менестрелей. Даже не такой, как у менестрелей людей. Но в мире Лены он был бы звездой первой величины. Эльфы одобрительно кричали и хлопали: вроде как для полукровки, да еще не менестреля, сойдет, а Лена взяла с него слово, что он устроит ей персональный концерт. Шут даже удивился: хочешь? а что ж раньше не говорила? спою, конечно.
Один менестрель, молодой по эльфийским понятиям, пел балладу, все время глядя на Лену, ей даже неловко стало. Голос эльфа так переливался, кто казалось, будто поет по меньшей степени квартет. Песня была длинная и очень красивая, и примерно посередине до Лены дошло, почему все на нее поглядывают: эльф выводил «Аиииилллееееенаааа». «Ну вот, – улыбнулся Милит, – и стала ты героиней эльфийской баллады. Переводить не буду, это для эльфов. Очень многое придется объяснять. Но в общем – уважение, восхищение и вечная признательность».
* * *
Зима была умеренная, без лютых морозов, но и без оттепелей. На улицу Лену не тянуло: меховой одежды у нее не было, а эльфы и не знали, что такая бывает, несмотря на суровость зим Трехмирья. Они намного легче переносили холод. Приделали к курткам и плащам капюшоны, но накидывали их только при сильном ветре, а перчатки надевали градусах при пятнадцати. Люди тоже были более закаленные: Маркусу и шуту вполне хватало курток, и лишь в сильные морозы они надевали плащи. Даже сапоги у них были не меховые, просто в них надевали толстые носки и чувствовали себя прекрасно. А Лена мерзла. На месте своего плаща она однажды обнаружила более толстый и тяжелый, но и он не спасал ее, очень хотелось натянуть еще и теплую кофту или набросить на плечи старую бабушкину шаль. Почему-то здесь вязали носки, но не вязали кофт и шалей. Моду ввести, что ли?
Спас ее визит в Сайбу. Гуляя с Риной по тщательно вычищенным дорожкам дворцового парка и слушая ее рассказы о сыне, Лена так клацнула зубами, кто королева осеклась и с ужасом спросила:
– Тебе холодно, Светлая? Ну что ж ты не сказала! Пойдем, я дам тебе теплый плащ, в котором ты не замерзнешь даже в стужу.
Плащ был красивый, глубокого пурпурного цвета, украшенный изящной вышивкой и опушенный коротким белым мехом, тем же мехом подбитый, уютный, но слишком роскошный, а других у Рины не имелось. Жизнь стала казаться приятнее. Лена попросила Маркуса раздобыть ей шерсти помягче и побольше и длинные вязальные спицы. Проблем с шерстью не возникло, а спицы Маркус заказывал, и – с ума сойти! – оружейнику, зато получились они замечательными.
Две недели Лена вязала себе кофту, не слишком выпендриваясь с рисунком, но и не придерживаясь местной простоты. Шут обожал сидеть у ее ног, когда она вязала, и заставить его сесть на стул или на кровать не было никакой возможности. Он просто не понимал, почему она говорит, что пол холодный, если ему не было холодно. Маркус с интересом рассмотрел кофту, когда она ее надела, потрогал, покрутил Лену на месте и одобрительно кивнул. Следующим ее произведением был свитер для Маркуса, и с тех пор он никогда не прикасался к плащу: в свитере и куртке ему было тепло. Шут заныл, что ему тоже хочется, но у Лены кончилась шерсть, и Карис притащил ей чуть не мешок, когда отбывал в столицу с докладом, и Лена поставила производство на поток. Скоро и шут щеголял в свитере, и Карис, а там дошла очередь и до эльфов. Эльфийки начали бегать к ней на уроки. А Лене казалось таким странным, что, умея вязать тонкие и удобные чулки, не нуждавшиеся в подвязках, они не придумали, например, колготки или детские кофточки.
В кофте и меховом плаще было уже намного лучше. Лена связала себе маленькую шапочку и теперь уже смело выходила на улицу. Правда, до конца зимы оставалось уже совсем немного времени, снег и правда лежал не дольше трех месяцев, а таял так стремительно, что на пару недель лагерь просто утонул в воде.
Перезимовали лучше, чем ожидал Лиасс. Еды хватало, картошка и прочие овощи хранились хорошо: эльфы сооружали для них нечто вроде буртов, где ничего не гнило и не перемерзало. Картошка пользовалась большой популярностью. Лиасс решил непременно вырастить урожай побольше, все расспрашивал людей, как ее сажать да как за ней ухаживать, но Маркус и Карис понятия не имели, зато Лена и шут были почти профессионалами. Шута, кстати, потрясло, что она с лопатой в поле сажала картошку, и он поклялся, что никогда больше ничего подобного не допустит. Лена ничуть не расстроилась: не любила она сельское хозяйство. Да и Лиасс провел с ней разъяснительную работу, когда она путалась под ногами у эльфиек, пытаясь помогать. Он позвал Лену, привел ее в свою палатку, налил ей горячей шианы и спросил:
– Как ты думаешь, почему я не обтесываю бревна и даже не рублю дрова?
– Потому что у тебя хватает и других забот.
– Вовсе нет. У меня не так много забот. Просто это не мое дело, понимаешь?
– Конечно, не твое.
– Вот и суп варить для строителей или чистить картошку – не твое дело. Ты – Светлая. Забыла?
– Нет, но очень хотела бы забыть. Почему я не могу помочь? Ведь мне совершенно нечего делать.
– Вяжи, если хочешь чем-то занять руки. – На Лиассе тоже был свитер. Практичные эльфы оценили этот вид одежды. – Вышивай, в конце концов. Учись у Арианы делать лекарства. Но грубую работу оставь другим. Ты же понимаешь, что у меня вполне хватил сил, чтобы таскать бревна или чистить конюшню.
– Но Милит таскает бревна… – пискнула Лена. Негоже барыне полы мести, короче. Лиасс захохотал.
– Милит – строитель! Это его прямая обязанность.
– А я думала, он у тебя вроде заместителя по военным делам.
– Разве мы воюем? Аиллена, мы все можем быть солдатами. И Милит обязательно будет проводить занятия, когда станет тепло. У каждого есть своя профессия. Кто-то ткач, кто-то сапожник, Милит – строитель. Солдат – это не профессия. Это необходимость. Маг – это не профессия.
– Светлая – тоже не профессия, между прочим, – обиделась Лена.
– И Владыка. И король. Это статус. Я не стану ходить за плугом, ты не станешь сеять морковь. Это даже не просьба.
– Приказ?
– Я не могу тебе приказывать. Тебе просто не дадут этим заниматься. Если хочешь моего совета, изучай травы. Очень многие лекарства не нуждаются в магии, так что ты вполне можешь стать хорошей травницей. Ариана с удовольствием тебе поможет. Кстати, Ариана тоже не станет пропалывать грядки.
– Сколько времени ты потратил, чтобы ее убедить?
– Десять мгновений. Ей-то я могу приказать. – улыбнулся эльф. – Привыкай, Аиллена. Работать, я думаю, тебе никогда не придется.
Нельзя сказать, чтобы это так уж расстроило Лену. Не нравилось, конечно, чувствовать себя бездельницей среди занятых людей, но эльфы, да и люди, отчего-то бездельницей ее не считали. Лена начала больше времени проводить с Арианой, действительно пытаясь разобраться в травах, отварах, дозировках… Человеку, всю жизнь полагавшемуся на зрительную память, что-то запоминать на слух нелегко, однако через месяц занятий Лена вдруг осознала, что уже может составить простой сбор, правильно его заварить и подать в необходимом количестве. Наверное, Ариана была очень хорошим учителем. Убедившись, что Лена ведет себя хорошо и в другие миры не убегает, шут и Маркус перестали ходить за ней хвостом, начали активно помогать эльфам и вечером возвращались усталые, вспотевшие и голодные, подолгу умывались, сами (и только сами) простирывали рубашки, с аппетитом ели ту нехитрую еду, что готовили для них Лена с Карисом, если у них было вдохновение, или ту, что по-прежнему готовили эльфийки для всех. И никакой другой жизни Лене не хотелось. Совершенно не тянуло в Сайбу. Практически не вспоминался Новосибирск. Если всплывало в памяти слово «компьютер», «телевизор» или «троллейбус», требовалось уже некоторое усилие, чтоб возник соответствующий образ. Привычным стало почтение эльфов и людей, если вдруг в лагерь забредали люди, перестали раздражать восторженные взгляды, возникла стойкая привычка сдерживать отрицательные эмоции. Радоваться-то ей никто не запрещал. А вдруг от радости Светлой тоже есть какой-никакой прок?
