Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Это неуместное замечание нарушило транс, овладевший всадниками.
Несколько воинов разразились смехом, словно освобождаясь от напряжения последних дней, а большинство остальных улыбнулись, предоставляя Друлу или другому врагу возможность поверить в то, что буря ослабила их. Ранихийцы, едва стоявшие на ногах от измождения, ведь все это время они шли пешком, отыскивая дорогу сквозь потоки воды, тоже рассмеялись, хотя до конца не поняли юмора.
Только великан никак не прореагировал. Глаза его были прикованы к горе Грома, и брови нависали над ними, словно защищали их от чего-то чересчур яркого или горячего.
Отряду удалось отыскать относительно сухой холмик, на котором можно было отдохнуть и поесть, а также покормить лошадей. Великан рассеянно последовал за остальными. Пока все устраивались, он стоял в стороне и смотрел на гору так, словно читал секреты в ее многочисленных расселинах и утесах. Потом он тихо запел:
Высокий Лорд Протхолл позволил отряду отдыхать столько, сколько считал относительно безопасным на открытом месте. Затем они снова двинулись в путь и шли до конца полудня, прижимаясь к Землепровалу, словно это была их последняя надежда. Еще до бури Кавинант узнал, что единственным известным входом в катакомбы горы Грома был вход через западную оконечность Соулсиз — Ущелье Предателя, скалистую утробу, поглощавшую реку, чтобы затем снова выплюнуть ее с восточной стороны на нижнюю землю, превращенную скрытыми бурными глубинами в Теснистый Проток — поток, серый от тины и отбросов из пещернятника, поэтому Протхолл всю надежду возлагал на приближение с юго-востока. Он считал, что добравшись до горы Грома с южной стороны и двигаясь к Ущелью Предателя с востока, отряд подберется незамеченным и неожиданно подойдет к западному входу в ущелье. Рисковать он не собирался.
Грейвин Френдор грозно возвышался своей громадой на фоне неба и, казалось, уже надвис, склонившись над отрядом, будто сам пик был наклонен так, как того желала злоба Друла. Он побуждал усталых ранихийцев проявить все свое умение, чтобы выбрать путь вдоль Землепровала. И отряд продолжал идти вперед до самого захода солнца.
Протхолл все это время ехал, устало сгорбившись в седле, наклонив голову, словно готовя шею под удар топора, казалось, все его силы ушли на то, чтобы провести отряд сквозь шторм. Когда он говорил, голос его дребезжал от старости.
На следующее утро солнце взошло на сером небе, словно прорезав в нем рану. Серые тучи нависли над землей, и ветер словно стон падал со склонов горы Грома. Вода в лужицах на пустыре стала застойной, словно земля отказывалась впитать влагу, оставляя ее гнить на поверхности. Садясь на коней, всадники услышали низкий рокот, похожий на бой барабанов глубоко в камне. Всем телом ощущалась какая-то дрожь.
Это был пульс готовившейся войны.
Высокий Лорд ответил так, словно это был вызов. — Меленкурион! — отчетливо воскликнул он. — Вставайте, защитники Страны! Я слышу барабаны земли! Это великое дело нашего времени!
Он вскочил на коня, взмахнул голубой мантией.
Вохафт Кеан ответил приветствием:
— Да здравствует Высокий Лорд Протхолл! Мы с радостью следуем за тобой!
Плечи Протхолла распрямились. Его лошадь навострила уши, подняла голову и сделала несколько шагов, встав на дыбы так же величественно, как ранихин. Ранихины весело фыркнули при виде этого, и отряд бодро поскакал за Протхоллом, словно дух древних Лордов мчался вместе с ними.
Путь к склонам горы Грома они проделали под несмолкаемый приглушенный рокот барабанов. Пока они искали путь через плотные каменные завалы, окружавшие гору, гулкий подземный звук сопровождал их подобно испарениям злобы. Но когда они начали подниматься по одному по неровным склонам пика, они забыли про барабаны. Им пришлось сосредоточить все внимание на подъеме. Подножие горы было подобно бугристой каменной мантии, которую гора Грома сбросила со своих плеч в давно минувшие времена, и путь на запад через склоны был тяжелым. Время от времени всадникам приходилось слезать с лошадей и вести их на поводу вниз по коварным склонам или через серые нагромождения беспорядочно наваленных пепельных камней. Сложность местности делала их продвижение медленным, несмотря на то, что ранихийцы прилагали все усилия, чтобы провести их наиболее легким путем. Пик, казалось, грозно наклонился над ними, словно наблюдая за их жалкими усилиями. А с возвышающихся утесов на них опускался знобящий ветер, холодный, как сама зима.
В полдень Протхолл остановился в глубоком овраге, проходившем вдоль склона горы словно разрез. Здесь отряд отдохнул и подкрепился. При каждой остановке барабаны становились слышны отчетливее, а холодный ветер, казалось, с новой силой бросался на них со скал. Они сидели в прямых лучах солнца и не могли унять дрожи — кто от холода, кто от звуков барабанов. Во время привала Морэм подошел к Кавинанту и предложил вместе подняться немного вверх по оврагу. Кавинант кивнул, будучи рад хоть чем-то заняться. Он последовал за Лордом вверх по кривому дну оврага, и вскоре они оказались у пролома в его западной стене. Морэм вошел в пролом, и когда Кавинант присоединился к Лорду, перед ними открылся широкий, неожиданный вид на Анделейн.
С высоты пролома, между каменными стенами, ему показалось, что смотрит на Анделейн из окна в горе Грома. Вдоль всего западного горизонта лежали горы, и от их красоты у него перехватило дыхание. Он жадно смотрел туда с таким чувством, словно на миг прикоснулся к вечности. Буйное, чистое здоровье Анделейна сияло словно страна звезд, несмотря на серые небеса и монотонный воинственный рокот. Он ощутил странное желание не прерывать это состояние транса, но мгновение спустя его легкие потребовали воздуха. — Вот она, Страна, — прошептал Морэм. — Мрачная, могущественная гора Грома над нами, самые темные яды и тайны земли находятся в катакомбах у нас под ногами. Позади — поле битв. Внизу — Сарангрейвская Зыбь. А там — бесценный Анделейн, красота жизни. Да, это сердце Страны. Он стоял в благоговении, словно ощущал присутствие здесь Вечности. Кавинант смотрел на него.
— Значит, ты привел меня сюда, чтобы убедить, что за это стоит сражаться, — его рот искривился от горького привкуса стыда. — Ты что-то хочешь от меня — какой-то декларации преданности, прежде чем нам придется встретиться лицом к лицу с Друлом.
Убитые им пещерники отягощали его память чем-то тяжелым и холодным.
— Конечно, — ответил Лорд. — Но это не я, а сама Страна просит тебя о преданности.
Потом он с силой прибавил:
— Смотри, Томас Кавинант. Смотри. Смотри и слушай барабаны. И слушай меня. Это сердце Страны. Это не дом Презирающего. Ему не место здесь. О, он жаждет власти над этим, но дом его в Яслях Фаула — не здесь. У него нет ни глубины, ни твердости, ни красоты, чтобы иметь право на это место, и когда ему надо что-то сделать здесь, он это делает через юр-вайлов или пещерников. Понимаешь?
— Понимаю, — Кавинант посмотрел в глаза Лорду. — Я уже заключил сделку — принял свою «клятву Мира», если так вам больше нравится. Я не собираюсь больше убивать.
— Свою «клятву Мира»? — эхом отозвался Морэм, выразив в этом вопросе целую гамму чувств. Постепенно в его голосе возникла угроза. — Что ж, тогда ты должен простить меня. Во времена несчастий иногда Лорды ведут себя странно.
Он прошел мимо Кавинанта и начал спускаться по оврагу вниз.
Кавинант еще некоторое время оставался у пролома, глядя вслед Морэму. Он заметил косвенный намек Лорда на Кевина, но терялся в догадках, какую связь видел Морэм между ним и Расточителем Страны. Неужели Лорд считал, что он способен на такую степень отчаяния? Бормоча себе под нос, Кавинант вернулся к отряду. Он видел оценивающие взгляды воинов. Они пытались догадаться, что произошло между ним и Лордом Морэмом. Но ему было безразлично, какие предзнаменования они видели в нем. Когда отряд двинулся дальше, он повел Дьюру вверх по оврагу, не замечая сползающих камешков, то и дело падающих ему на руки и колени и оставляющих на них опасные царапины. Он думал о праздновании весны, о битве у настволья Парящее, о Ллауре, Пьеттене, Этиаран и безымянном Освободившемся, о Лене, Триоке и женщине-воине, погибшей, защищая его. Думая, он пытался внушить себе, что его сделка была чем-то неприкосновенным. Он был недостаточно зол, чтобы снова рисковать и вступить в битву.
