Идущая - Капшина Мария (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Лес был живой. Тот, кто лес любит, всегда ощущает его живым, радуясь лесу, как другу, который принимает тебя с такой же радостью. Растворяет в себе, не отнимая индивидуальности. Для человека, принимающего лес, едва ли покажется удивительной языческая вера в одушевленность всего. Чего же здесь не понять? Конечно, у леса есть душа! Как можно сомневаться в её реальности, когда она так явственно есть! В ровном дыхании — ветер, касающийся легкими пальцами листьев, веток и трав; в улыбке — ярким, свежим ароматом мая; в свете глаз — солнца, отражённого озерами, или луны, звезд, утонувших в тёмной ночной воде… Так все теории о невозможности счастья разбиваются об одну недоумённую фразу: "Как это его нет, когда я его неоднократно испытывал?" Так и лозунг "природа — не храм, а мастерская" не сумеет приглушить инстинктивного, мистического чувства: воздух, кора деревьев, сама земля под босыми ногами пронизаны чем-то неуловимо тонким, обнимающим тебя, как тёплая вода моря, держащая тебя на ладонях. В душе леса хочется утонуть — и тонешь, вдыхая солнечный свет, впитывая тепло упругой почвы, большими глотками ловя запахи земли, зелени, цветов, позволяя душе леса плясать на твоей коже ментоловым пламенем, чувствуя в себе эхо его пульса.
В обычном лесу кто-то сумеет ощутить это, а кто-то не даст себе труда раскрыться. Этот лес не оставлял выбора. Его не отравили люди, плюющие на всё, кроме себя, и он был куда более живым, чем обычный. Если привычный лес глубоко спал, дыша тихо, едва слышно, то этот лес не спал вовсе, был не просто полон жизни, но переполнен ею, жизнь едва не брызгала фонтаном, как сок, переполняющий спелое яблоко, прорываясь ароматом, кружащим голову. Здесь не получалось не верить в то, что лес — живое существо, это было слишком очевидно, чтобы "верить" или "не верить": очевидность смывала логику течением горной реки.
Того, кто смотрит на мир, как на механизм или "мастерскую" это смело бы ледяной Ниагарой. Не сон, а кошмар.
Реана споткнулась. Триста лет назад это был кошмар. Для её людей — потому что живой лес внушал им мистический ужас; и для неё — потому что лес знал, кто ведёт эту толпу смертных, и хлестал силой ту, которая шла убивать. Она подготовилась, просчитала варианты заранее и выдержала. Не плывя против течения, разумеется. Ни один человек не сможет отразить в лоб чистую энергию в таких масштабах. Ведьма позволила энергии течь сквозь тело, растворилась в лесу. Лес ощущал инородное нечто, но не мог локализовать его — и боролся с "чужой", как организм борется с инфекцией: повышением температуры.
Почти безвредно (не зря же Реда просчитывала варианты), но крайне болезненно. И она была в отвратительном расположении духа к тому времени, когда армия достигла первого эльфийского поселения (крепостей у аэстальвен вообще не было, так что городом назвать это сложно; деревней или селом — тоже, из-за размеров) и затем Ироале — столицы. Защиту Ироале ведьма снесла махом, перенаправив часть той энергии, которой бил по ней лес. Магия эльфов сгорела вместе с их магами и частью воинов. Потом пошла резня. Эльфы слишком верили в лес и своих чародеев, чтобы всерьёз готовиться к войне со смертными.
Город. Пламя. Угольные ожоги на белизне зданий и стонущей зелени леса. Уголь, багрец и дым на зелёном и белом. Пена на горящих живых ветках, кровь на стенах, тянущая корка крови на твоей коже, кровь под ногами, сперва жадно выпиваемая землей, затем льющаяся даром. Всхлипы, рык, треск, хруст, свист и шорох вспарываемого воздуха. Хрип и стоны, дым — густой, плотный, едкий, сладковатый дым. Упоение движением, болезненное удовольствие от нереальной точности, лёгкости, слитности движения в танце разрушения, ледяной восторг — цвета дыма, вмёрзшего в воздух. Цвета капли на медальоне.
Реана едва не упала, снова споткнувшись, напоролась левым запястьем, чуть ниже рукава, на сучок. Не сильно глубоко, хотя и до крови. Дёрнула губами, выколупнула кусочек коры. И удивлённо прислушалась. Лес дышал и жил, не напоминая ничем о недавнем молчании. В памяти проступал прошлый… "визит" в эльфийский лес, но не так ярко, как пару минут назад. Вспоминалось отстранённо. Память цвета дыма, вмёрзшего в воздух. Реана тронула дымчатый топаз на Олинде. Пахло цветущим шиповником, и свежая зелень морковника источала резковатый аромат. Эти ноты, сладкая и свежая, на миг перебили запах дыма.
Она захватила столицу. Король эльфов, маг, погиб в самом начале, вместе с другими приняв на себя первый удар. Королеву кто-то, кажется, зарубил. Мальчишка-наследник, к удивлению ведьмы, увернулся от мимолётного выплеска энергии, который не сжёг его, как должен был, а только зацепил глаз. Ребёнок тонко закричал, но вместо того, чтобы схватиться за лицо, швырнул магией, да так, что Реда хотя и отбила, но не без труда. А потом её качественно задержали, быстро и чётко отрезав от храма Тиарсе, где укрылись оставшиеся жители столицы.
Она пришла специально к храму, в который так и не смогла пробиться. Штурмом взять храм не удалось, а на осаду у постоянно атакуемой лесом императрицы сил не было. Она увела армию и больше не возвращалась в Алирон. До сих пор. Теперь вот шла. К храму Тиарсе. Не представляя (не желая представлять), как её встретят. Едва ли примут теплее, чем в других странах.
В этот раз она не хотела власти над миром. Её вполне устроило бы разобраться с собой.
На другой день к вечеру она вышла к границе. Где-то впереди, за листвой, сухо щелкнуло, коротко всхлипнул вспоротый воздух, и под ноги Реане ткнулось пернатое предупреждение.
— Янавоа, лироннаэ! [ал.: я пришла с миром, алиронцы!] — сказала Реана, поднимая руки и медленно поворачиваясь, показывая пустые ладони.
— Брось оружие! — коротко отозвался на алеире невидимый пограничник.
Реана осторожно сложила: меч, лук-стрелы, два боевых ножа, короткое охотничье копье, топорик, нож, — и с некоторым удивлением посмотрела на получившуюся кучу. Выпрямилась, распахивая плащ и раздвигая руки.
— Медальон, ведьма! — сказал эльф, вышедший из-за деревьев со стрелой на тетиве. Ведьма посмотрела на него, удивившись этой реплике ощутимо больше, чем количеству оружия.
Такая же, как была. Даже лицо совершенно не изменилось, — отметил пограничник. — Странно сознавать, что ты, аэтальевв, за три века изменился больше, если верить зеркалу, чем смертная за то же время.
— Сними Олинду, ведма. Едва ли ты пришла с миром. И знай, что на тебя сейчас смотрят полтора десятка лучников и маг.
Ведьма перестала изображать удивление. Медленно вытянула из-под одежды блестящий медальон. Эльф, не удержавшись, натянул тетиву ещё чуть сильнее. За спиной тихо скрипнуло, доказывая, что нервы есть не только у десятника границы* Наэлатэ, ветерана той единственной войны, в которой эльфы принимали участие.
Ведьма, прикрыв непроницаемые глаза, склонила голову, снимая Олинду. Наэлатэ поймал себя на мысли, что ждет удара. Он не так уж был уверен, что Сапома не в силах уничтожить разом и мага, и полтора десятка лучников.
Ведьма опустилась на одно колено, сжав медальон в ладони, замерла на долгих две секунды — Наэлатэ почти физически ощутил напряжение, с которым она разжала пальцы и встала. Слишком быстро встала. У кого-то из лучников не хватило выдержки: щелкнула по кибити [деревянная часть лука] спущенная тетива.
— Не стрелять!! — Завопил Наэлатэ, вскидывая руки — в одной лук, в другой стрела со смятым в кулаке оперением. Он уже видел, как падают его люди, снова падают один за другим, и ничего уже не исправить…
Ведьма спокойно стояла, отступив на шаг в сторону. Стрела ушла куда-то в заросли, левее Наэлатэ. Эльф смотрел на ведьму, не отрываясь, снова ожидая удара и моля Вечных, чтобы всё не началось сначала. Ведьма грустно улыбнулась и громко повторила:
— Янавоа! Я пришла с миром!
Реана видела, как эльф в форме десятника облегченно вздохнул, потом снова напрягся, увидев, что куртка на её левом боку вспорота и начала темнеть. Реана запахнула плащ.
