Небо и корни мира - Тулянская Юлия (книги онлайн полностью .txt) 📗
Яромир в толпе сражающихся вдруг покачнулся и тяжело осел на колени. Перед его глазами все поплыло, но вскоре он стал различать дубравы и реки Обитаемого мира. Великий Гриборкен миновал великую степь и стал снижаться. Огромное брюхо коснулось земли, углубилось в разлом, и горный хребет вновь пустил корни в землю, затихнув. От усталости древний змей не долетел до своего прежнего места, и теперь на севере глубоко вдавался в сушу залив моря Хельдвиг, а на юге полоса горного хребта – Хвост змея – пересекла Волчью степь. Яромир чувствовал, как дремлют под корнями травы ночницы, как клубятся по степи пылевые вихри. День, ночь, жара и вьюга, гроза и солнце, листопад и начало весны – все это разом было в душе Яромира. Он ощущал силу обоих солнцеворотов и двух равноденствий; видел, как из камышей встают побережники, как танцуют озерницы на водной глади, и от всех рек и водоемов, словно шум тростника, доносились до него голоса: «Ветер в камышах поет тебе». На потаенных полянах в лесах появлялись лесовицы и дубровники с цветами и листьями в волосах – Яромир слышал в голове тихое: «Деревья леса кланяются тебе». С ним были и далекие пустыни, и моря. Среди метели мелькали вьюжницы с белыми, сверкающими инеем волосами. Громницы на вороных конях неслись по небу, неся за собой грозы.
Но на этот раз Яромир помнил и то, что он человек, и у него есть своя воля. В нем был вочеловечен и обрел свою собственную волю Обитаемый мир. И этот мир услышал, как глухо прозвучало чужое слово: «Не будь! Стань ничем!» Но Яромир отвечал: «Нет!». Он чувствовал, что в нем бьется сердце мира, и пока он жив, Обитаемый мир не рассыплется, не позволит низвести со своих небес огонь, не всколыхнет свои воды.
Над упавшим и неподвижно лежащим Яромиром продолжал кипеть бой. Сияющий небожитель скрестил клинки с человеком в простом доспехе. С головы человека слетел шлем, и от неожиданности ладонь небожителя едва не выпустила рукоять меча. Это оказался не человек, а один из его собратьев, на заре времен ушедший с Князем в Обитаемый мир. Он тоже окружил себя слепящим белым светом, как вспышкой молнии.
– Санейя, так ты снова против Престола? – крикнул небожитель небожителю.
Тот, что был в простой железной кольчуге, упал от удара того, на ком сверкало зерцало. Сияние убитого погасло. Но даргородский дружинник бросился на победителя с мечом, и завязалась короткая стычка, из которой оба не вышли живыми.
В этой битве никому не суждено было остаться невредимым. Кто не пал – был хоть задет и уронил на землю хотя бы несколько капель крови. Под вечер бой остановился сам по себе: сражаться стало некому, одни полегли, другие слишком ослабели.
Светлокосая целительница встала на колени над истекающим кровью раненым.
– Девонна! – узнал он ее. – Девонна!..
Вестница не знала парня по имени, но ее саму знали и любили все воины Яромира. Они называли ее «хозяйкой», «целительницей», и на самых грубых лицах при виде нее появлялась почтительная и ласковая улыбка. Небожителей так не чтили в храмах, как чтили свою Девонну дружинники Даргорода.
– Не бойся, – сказала Девонна раненому. – Ты не умираешь. Сейчас силы вернутся к тебе.
Она наложила руки на рану, и дружинник задышал ровнее.
То и дело наклоняясь, оставшиеся в живых осматривали лежащие вперемежку тела. На ногах держались немногие. Теперь они вместе, не разбирая, кто под чьими знаменами дрался, ходили по полю и искали выживших. Кто с кем бился, тот с тем рядом и упал: небожители и люди в разрубленных доспехах, варды, стьямма и хельды. Великан с черной гривой рассыпавшихся волос, не выпуская боевого топора, которым он искорежил доспех небожителя, лежал в луже собственной крови. Над ним наклонился худой, бледный лекарь из обоза вардов. По его знаку помощники подобрали великана.
В обозе короля Неэра епископ Эвонд, воздевая дрожащие руки, мешал старшему лекарю. Тот обрабатывал серьезную рану небожителя, а Эвонд, объятый почтительным страхом, повторял:
– Можем ли мы лечить их, как простых смертных? Не разгневается ли Вседержитель, что мы грешными руками оскверним…
Лекарь стиснув зубы продолжал свое дело.
В даргородский стан принесли закованного в броню жезлоносца. Пока его раздевали и перевязывали, он пришел в себя, увидел острые уши и полосатые волосы Ликсены, пробормотал: «Святой жезл!» – и снова впал в беспамятство.
Король Неэр был тяжело ранен в грудь. Его отнесли в его собственный шатер и перевязали. Неэр часто терял сознание, но, приходя в себя, каждый раз успевал вспомнить: князь Севера не разгромлен, хотя и не победил. Неэру было спокойно на душе, он не чувствовал ни гнева, ни скорби, что возмездие над сыном погибели не совершилось. «Не нужно со мной сидеть. Иди в обоз, там многие нуждаются в помощи», – собравшись с силами, приказал король своему лекарю. «Вот я и свободен, – подумал Неэр, когда остался один. – Я строил храм, вел войну и всей свой жизнью служил Престолу. Теперь я ранен и больше никому не могу служить… Для меня все закончилось. Прости меня, Вседержитель, я ничего от тебя не утаил и отдал все, что имел, но я рад, что мне больше нечего отдавать».
Май ходила по полю битвы: искала Райна. Она нашла его: Райн сидел над мертвым вардом, сжимая в руке обломок остроги. Лицо, рубашка и руки сына озерника были в крови.
– Райн! – Май присела и схватила его за плечи. Райн опустил голову. – Что ты?
– Они все умерли, – безжизненно проговорил сын озерника.
– Райн, пойдем! Пойдем скорее отсюда! – Май приподняла его, как раненого. Райн с трудом встал и побрел за ней, держась за руку девушки.
– Они все умерли, – пробормотал он, когда Май усадила его на землю в стороне от поля боя. – Я раньше жил у озера. Наверно, оно высохло. И трава вокруг пожелтела. И лес сгорел. Там все черное теперь… – Райн растерянно посмотрел вокруг. Последний проблеск памяти угас в его глазах. Теперь это был озерник – не сознающий себя, не имеющий имени.
Май заплакала.
– Нет, ничего не сгорело, озеро не высохло! Приди в себя, ты человек, у тебя есть имя: Райн! – повторяла она. – Райн, я тебя зову! Ты обещал не умирать.
Она плакала, обнимая его, уговаривала, напоминая про обещание. Райн молча сидел, прислонившись к ней и как будто понемногу отогреваясь.
– Май… – наконец неуверенно отозвался он.
Здесь, рядом с Небесными Вратами, не жили земнородные: здесь не было ни рощ, ни озер, ни зарослей камыша, ни густой полевой травы. Само небо Обитаемого мира появилось здесь недавно.
– Райн, пусть здесь будет ручей, – попросила Май. – В земле же есть ключи. Пусть забьет ключ, Райн? Пожалуйста.
– Тут нет… – обронил Райн; посидел, устало к чему-то прислушиваясь. – Тут нет… А вон там, – он показал рукой.
Словно преодолевая себя, он встал на колени и прислушался к земле.
– Да, там… Если ветер успел принести сюда какие-нибудь семена, ты сделаешь траву, Май? Пусть она вырастет, ладно?
Чтобы согреть раненых, дружинники разложили костры. Ивор с перевязанной рукой принес с речки ведро воды. Он храбро дрался весь бой рядом с Кресиславом. Креса, получившего рану в бедро, уложили у огня. «Ну что такое! Опять лежать, опять отвары да перевязки!..» – сильней, чем от боли, Крес страдал от предвкушения тягостных дней лечения, которые его ожидали теперь.
Около одного из костров Элстонд, заливаясь слезами и от отчаяния нисколько не стыдясь этого, повторял:
– Ликсена, мой брат…
Нейви лежал на земле в разрубленной кольчуге. Они с Элстом весь бой прикрывали друг друга, и Элст видел, как он упал под мечом небожителя.
Ликсена склонилась над молодым вардом. Элст стоял на коленях рядом. Нейви был еще жив.
– Он умрет?
Ликсена подняла на него виноватый взгляд.
– Я не знаю.
– Нет, Ликсена, нет. Я не умею лечить, но я что хочешь для него сделаю. Скорее лечи или зови Девонну, но он должен жить. Наша матушка… она же нас ждет обоих, – Элстонд вытирал слезы, они мешали ему говорить.
