Последний Хранитель - Плахотникова Елена (книги бесплатно полные версии txt) 📗
46
Игратос из клана Медведей
Наставник увел нас от вожака и раненой Ипши, и мне сразу стало легче. Я старался не вслушиваться в ее боль, но все едино слышал. А был еще и вожак... Ему тоже было плохо, ведь т'ангайю ранили из-за него. Никто не сказал, что он виноват, но вожак сам отмерил свою вину.
А для меня их боль была почти моей болью, и только расстояние немного уменьшило ее.
На привале мне стало еще легче. Я был уже далеко, а стены города спрятали меня. Они сбивали боль со следа, мешали ей отыскать меня.
Крик был невероятно громким и неожиданным. Я вскочил с места, завертел головой, но не увидел, кто кричал. Потом боль хлестнула, как кнут хостов, в глазах потемнело, и мои ноги подогнулись. Кажется, я тоже кричал, пока падал в темноту.
– Игратос?.. – услышал я голос наставника. Открыть глаза мне было очень трудно. Наставник сидел рядом и гладил меня по спине. А я все еще был в городе-убежище, и остальные притворялись, что не смотрят на нас. Только вожака не было с нами. Ипши тоже не было.
А еще я видел наставника только глазами.
– Это был вожак? – спросил он, когда я смог сидеть.
– Вожак.
Мы посмотрели на наших попутчиков, что сидели или лежали неподалеку, но все же каждый сам по себе. Стая почти перестала быть стаей. Остались только сопутчики, что едва терпят друг друга. Исчез вожак, и пропало то, что соединяло нас.
Наставник кивнул, соглашаясь с моими мыслями, и спросил, не открывая рта:
«Он живой?»
«Не знаю».
«А ты не можешь...»
Я знал, о чем он хочет узнать, и покачал головой, пока он не спросил.
«Не могу. Я больше не слышу его».
И это было истиной. Меня окружала непривычная тишина. Не та тишина, что бывает от молчания. Я перестал слышать ненависть и страх Охотника, тревогу и беспокойство Кота, боль и обиду Кугара... Я больше не слышал никого из них. И не видел. Я не сразу поверил этому. Так странно и страшно стало. Я уже начал привыкать все видеть и слышать по-другому, и вот это исчезло, сразу и вдруг. Это оказалось так же страшно, как сломанная нога у лучшего бегуна клана. Нет – это было еще страшнее, словно бегун остался совсем без ног!
«Он покинул мир живых? Или он ушел в пустоту?» – вопросы наставника поскреблись в мою Дверь Тишины.
«Не знаю».
Глаза наставника требовали другого ответа.
«Я теперь не слышу его. Совсем! И тебя не слышу. И не вижу».
«Не видишь?! У тебя же глаза закрыты! Открой их и...»
Наставник не понимает или не хочет понимать.
«Мерантос, ты умеешь говорить, не открывая рта, а я мог видеть с закрытыми глазами. Так, как видят чарутти. Мог видеть... больше не могу. Теперь я вижу как... как ты! Понятно?»
Вот я и сказал все, что мне очень не хотелось говорить. Теперь наставник знает, что из меня не получится ученика чарутти. И кем же я остался?
«Не слышишь? Тогда он может быть живым! Вожак».
Наставнику нужен только вожак...
«Может быть. – Я не смог сдержать разочарованный вздох. – А может, она тоже живая».
Наставник вздрогнул и прикоснулся к шее.
«Думаешь, он сделал это?»
Я мог только пожать плечами. Но вожак ведь зачем-то расспрашивал об ошейнике и изменениях, когда они с наставником смотрели рану Ипши. Рана была такая, что наставник не стал тащить из нее копье. Вожак тоже не захотел его трогать.
Если бы не этот ошейник!..
Получилось ли что-то у вожака, я не ведаю, но попробовать он решился. Это его боль отправила меня в пустоту. Это из-за него я стал калекой. Я потерял тот слух и зрение, какие бывают только у чарутти.
«Как-то я тоже ослеп, – вдруг начал рассказывать наставник. – Тогда я был очень молодой и совсем глупый. А лед и зимнее солнце легко могут ослепить неосторожного. Весь холодный сезон я был слепым. Потом, когда снег стал водой, я опять начал видеть. Это случилось очень давно. Я был тогда еще меньше тебя. А твоя мать... Только через пять сезонов она стала Зовущей».
Я не сразу понял, зачем наставник рассказал мне это, а когда понял...
– Думаешь, я тоже смогу?..
– Может быть, – перебил меня наставник и опустил голову на колени.
Он притворился, что устал и хочет спать, и я поверил ему. А потом заметил, что попутчики стали смотреть на нас, когда мы заговорили голосом, и понял, что наставник притворяется. Наш разговор не для чужих ушей.
«Может быть» – это очень хороший ответ. Он лучше, чем «Не знаю», и намного лучше, чем «Нет. Никогда».
Но радовался я недолго. Как только понял, что наставник хочет пойти посмотреть, как там вожак, так сразу и перестал радоваться.
«Нет!» – закричал я, не открывая рта, и наставник поднял голову, зевнул.
«Почему?»
Он опять притворялся сонным, лениво смотрел на всех остальных, почти не замечая их, а сам ожидал, что я отвечу.
«Нельзя... Не надо, это ему не понравится...»
У меня не было нужных слов, я только знал, что идти к вожаку, мешать ему было бы неправильно. И опасно. Но сказать такое наставнику я не мог.
Он поверил мне! Не словам, которых не было у меня, а мне! Тому, что я знал и чувствовал. Поверил впервые за все годы, что мы вместе.
«Ладно, – наставник еще раз зевнул, во всю пасть, с подвыванием и лязганьем зубов. – Подождем немного. Он и сам может найти нас».
Наставник лег как всегда: спиною кверху, подобрав ноги под живот и уложив голову на руки. Я тоже часто так засыпал, а просыпался уже Четырехлапым. Пусть теперь я не могу измениться, но лечь так придется. В походе это самая удобная поза для сна. И самая безопасная. Если спящих двое и они повернуты головами в разные стороны. Перед тем как лечь, я тоже зевнул, изо всех сил стараясь показать, что моя пасть не меньше, чем у наставника. Пока с нами был вожак, ни я, ни наставник не делали такого. Но тогда на нас и не смотрели как на чужаков.
Я заснул. Не думал, что смогу, но неожиданно для себя заснул. Разбудила меня боль в плече.
Я пощупал его: раны не было, но боль не унималась. Плечо ныло и дергало, будто в нем торчала огромная колючка. Торчала давно и так глубоко, что не могла выбраться наружу. А я не мог дотянуться до нее, чтобы выгрызть, и не мог измениться, чтобы вытолкнуть ее из тела.
Я не сразу понял, что эта боль не моя. Потом я так обрадовался чужой боли, что разбудил наставника.