Не оставляющий следов: Обретение (СИ) - Воробьева Елена Юрьевна (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
– А вам зачем драконы?
– Как зачем? Глупый ты совсем. Они делают дождь. Драконы красивые, толстые… только ленивые, – он поцокал языком. – Ой-ё, какие ленивые. Если драконов много, тогда гремит редко, потому что ленятся все. Каждый надеется на другого. Если драконов мало, то гремит часто. Думают – на кого надеяться? И кричат сами. Но сейчас нет драконов совсем. Уж который год живем без драконов. Всех шусы к себе увезли. Никто не кричит. Нет дождей, плохая трава.
– А раньше…
– Раньше драконов было ой-ё, много! – проводник восхищенно покрутил головой. – Они паслись с кобылицами.
– Это как?
– Ты не знаешь? У-у, глупый какой! Ну, слушай.
Оказывается, драконы рождаются и умирают на Луне. Но житьтамим скучно – на что там дивиться?Луна себе и Луна. Они прилетают в кайджунскиестепи, потому что степь – это самое прекрасное место на свете. Где еще найдешь столько неба? Гром и молния – это ихссоры и драки, озера и ручейки – местасна и покоя.Зимой онидремлютв камняхили на дне колодцев. Если видишь обледеневшую скалу– это пар от дыхания дракона застыл на морозе. Полезешь в скалы – разбудишь дракона,и он разразится грозой. От зимних гроз нет спасения, молнии испепелят растяпу. Если дракона не вовремя разбудить или лишить дома, то он, неприкаянный,начинает бродить туда-сюда. И чем дольше бродит, тем больше обрастает когтями. Злой становится, даже может убить. И съесть.Но если драконам не мешать, то дожди идут изобильно, травы родятся богатые, скот становится сытым, а степняк – довольным. Так и живут в прекрасных степях, мудрые и могучие, и все их почитают, низко кланяются при встрече. А когда приходитвремя умирать – превращаютсяв облако и возвращаютсянаЛуну.
Летом они вольно резвятся в облаках, катаются по небу и бьют хвостом. Часто бывали раньше битвы драконов. Иногда кто-то промахивался по сопернику и падал на землю. Ударившись, превращался в лунного жеребенка… или лунную деву. Их можно было забрать себе и дождаться потомства– детей грозы. Благословен род, в котором рождалисьтакие дети. Его ждала высокая судьба. Сыновья лунных дев на спинах лунных коней кровавым ветром проносились по степи. Старики помнят, как гремели громом копыта их лошадей, как рыдали женщины всех десяти племен, когда мужей и сыновейуводили в полон. В ярости битвы ушли страшные воины в степные преданья, и память о них живет брызгами крови на белых кошмах. Давно уж не падают на землю хозяева небес, не резвятся над степью. Давно уже дети грозы не собирают свою смертельную жатву. Но в миреплемена не живут до сих пор: стычки, ссоры, старые обиды...
– Это он хенговимеет в виду, – пояснилУчитель Доо, казалось, совершеннонеслушавшийразглагольствованияЭнебиша. – Навели они шороху здесь, пока не присягнули владыке Бахара и не растворились в империи. Если верить старым летописям, хенгиобладали весьманеобычной внешностью, а их язык не имеланалогов среди степных наречий. Мы до сих пор не знаем,правильнолитрактуемтеихнемногиерукописи, которыедошлииз глубиныседых веков.
– И только лишь небо знает, – процитировал я в ответ строки из трактата Учителя Куфа. – Но небо молчит.
Это действительно был край, где царило небо. Не спорю, весной и на земле было чем любоваться, но, как утверждал проводник, жизни той красоте было не больше месяца, а затем цветы начинали стремительно увядать, трава выгорать и превращаться в сухой колтун желтовато-бурого цвета. Небо же было всегда неизменно прекрасным. И оно было везде, куда только мог дотянуться взглядом. Облака выписывали тонкую белоснежную вязь, журавли танцевали брачные танцы, беркут, как осенний лист на воде, кружил на распластанных крыльях, высматривая добычу. Оно жило своей жизнью, полной чудес… и я даже верил, что в нем могли кувыркаться драконы. Сию, по крайней мере, с тоской посматривал на птиц, мечтая к ним присоединиться, но толстая попа мешала.
Энебиш радовал нас непритязательными степными сказками, и они одни на этой древней земле казались правдой. Я почти поверил, что и страшные ведьмы, и одноногие черти существуют на самом деле, а обережный круг вокруг наших стоянок рисовал автоматически. Так же привычно полировал вечерами острые грани тешаня. Подарок Текудера – или все же де Нороны? – был отреставрирован профессиональным оружейником Рангана. Да, сталью и техническими изобретениями славилась Канамарка, но кто лучше урожденных воинов может привести в порядок традиционное оружие? Декоративные накладки или пушистые перья эму, призванные скрыть смертоносный блеск металла решили оставить для Бахара, поэтому сейчас ничто не мешало мне любоваться хищными обводами его пластин, украшенными искусной гравировкой. Что там было изображено? Конечно лошади, что же еще? – ведь это Шусин.
Сегодня я подумал, что погуляли мы по степи предостаточно, настала пора возвращаться. Или, быть может, имеет смысл пройти по кромке до границы с Бахаром? Я уточнил у проводника, так вполне можно сделать, путь был безопасен. Нужно будет обсудить за ужином маршрут. На землю пала ночь, как всегда внезапно и неотвратимо. Стремительный закат полыхнул пожаром, в этот раз сизо-пурпурным. Я обожаю этот особый свет, разлитый в вечернем воздухе, когда румянец неба подергивается пеплом сумерек. Солнце село, стерев за собой линию горизонта. Ветер мерцал созвездиями, искры только что разожженного костра вторили им, штопором ввинчиваясь в небо. Учитель Доо, укоризненно покачав головой, вытолкнул носком сапога из костра часть топлива – слишком яркий огонь. Не стоит привлекать ненужного внимания к месту ночевки. Мир притих в настороженном молчании. Что-то тянуло, давило, и даже наш словоохотливый степняк, словно чувствуя как устало ворочается на своем ложе Вселенная, странно притих, время от времени вслушиваясь в искрящуюся звездами мглу, обнимающую нас со всех сторон.
Сухой навоз горел неярко, лишь чуть освещая лица и руки, согревающие воду в кружках. Там же размочим сушеное мясо, заедим твердыми комками соленого сыра – да и хватит пока, не до разносолов. В ночи таится опасность, я чувствую это каждой клеточкой тела.
Послышался топот, звяканье сбруи и шумное дыхание коней. Около десятка чернильно-черных теней пронеслись в километре от нас. Степь коварна: она и опасна, и безопасна одновременно – в ней трудно скрыться, но так же трудно незаметно подкрасться по ровному столу земли. Энебиш выдохнул с явным облегчением, его глаза вильнули на секунду в сторону и вновь засияли честно и открыто. Не нас ли ищут во тьме лихие всадники? – вдруг подумалось мне. А ты, голубчик, не ведешь ли к ним, на убой? Пальцы привычно огладили полированные бока тешаня. От проводника не укрылся мой жест. Через какое-то время он встал и, беззаботно насвистывая, отошел к отложенным в сторону вьюкам. Взял свой. Готовится ко сну? Рановато, конечно, но кто знает, может быть, он сегодня устал больше обычного. Я пожал плечами и отвернулся, а пять минут спустя услышал храп коня и топот, удаляющийся от нас в ту же сторону, куда проскакали тени. Удрал! Догнать? Выпытать все его замыслы насчет нас?.. Или пусть бежит? Он нам не помощник, если дело дойдет до схватки, скорее наоборот. Учитель Доо все это время сидел неподвижно у крохотного костерка. Глаза его были закрыты, а руки расслабленно покоились на ножнах сабли, неизвестно как и когда очутившейся на коленях. Время тянулось, медленно перемалывая мгновения. Огонек костра потух. Лошади, которых мы так и не удосужились расседлать, позвякивали металлом сбруи. Глаза, привыкшие к темноте, не видели опасности, но сердце ощущало ее.
Из темноты донесся душераздирающий крик. Женщина. Мы не одни в этой степи и, видимо, показались грабителям менее желанной добычей. Тональность зова менялась от яростной до отчаянной – раздумывать было некогда. Мы вскочили на коней и понеслись, не размышляя о грозящей опасности. Вдруг с неба упала молния. И еще одна. И снова. Тучи не скрыли небо, гром не гремел, дождь не пролился на землю, звезды сияли все так же ярко. Только серебряно-белые скелеты невиданных небесных деревьев беззвучно прорастали до земли, болезненно вздрагивающей под ногами. Мы мчались туда, где вырастал льдистый лес. Порывы своевольного ветра разносили по степи пронзительный визг и исступленные вопли гнева и боли. Всполохи сверкали не только над головой, но уже и слева, и справа, небо раскалывалось,как огромный казан. Лошади, обычно послушные, хрипели и норовили свернуть с пути, прочь, подальше от буйства стихии. Их приходилось направлять усилием воли и ударами кнута.
