Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
Хатори промолчал и ничего не возразил, но на Хайнэ вдруг накатила усталость.
Он прислонился лицом к стене экипажа и почувствовал, как по спине, по завиткам волос у шеи стекают капли ледяного пота.
Хайнэ вспомнил свои страдания из-за Марик, вспомнил костёр, в котором сжег черновики Энсенте Халии.
«Не хочу, не хочу, не хочу», — в отчаянии думал он, сопротивляясь чему-то инстинктивному, поднимавшемуся из глубины его существа и заставлявшему дрожать от воспоминания о лёгком прикосновении чужих пальцев.
— Разворачивай, — проговорил Хайнэ сдавленным голосом, когда терпеть это стало невмоготу. — Поедем в Нижний Город.
— Зачем? — удивился Хатори, однако приказал развернуть экипаж.
Хайнэ молчал, прислонившись к стене.
Он давно уже думал о том, что главной чертой учения Милосердного является безразличие к разграничениям в обществе, и что Энсаро, сам знатный человек по происхождению, ушёл из своего богатого дома и жил среди бедняков. Хайнэ иногда представлял себя в той же ситуации и, сознавая, что не смог бы так, мучился чувством вины. Он оправдывал себя тем, что болен, но потом понимал, что и будучи здоровым, испытывал бы те же ощущения, и это тяготило его.
Сейчас ему хотелось сделать что-нибудь, что приблизило бы его к Энсаро.
Он попросил Хатори отвести его в городскую больницу для бедных — было ли какое-нибудь другое место, в котором люди нуждались бы в милосердии больше?
— Ты уверен, что хочешь зайти внутрь? — спросил Хатори, вытащив его из экипажа и остановившись напротив ржавых ворот, створки которых, за неимением замка, были скреплены простой тряпицей.
— Да! — сказал Хайнэ резко, хотя он ни в чём уже не был уверен.
Запахи Нижнего Города по-прежнему действовали на него одуряюще — так, что хотелось замотать голову платком и бежать отсюда скорее куда угодно, пусть даже на своих собственных ногах, преодолевая адские муки.
Но Хайнэ всё же сделал над собой усилие.
«Главное — не дышать, — думал он, уткнувшись лицом в плечо Хатори. — И ни к чему не прикасаться».
И не смотреть ни на что, пронеслось у него в голове, когда они проходили длинным коридором, и Хайнэ видел спавших вповалку больных, измученных лихорадкой, лежавших на куче какого-то тряпья.
Ему вдруг вспомнились разговоры, которые он слышал среди слуг: больница для бедных — это никакая не больница, а трупная, потому что живыми оттуда не возвращаются. Да и поехать туда соглашаются лишь те, кто наперёд уверен в безысходности своей участи, и у кого нет денег на собственные похороны. Они становятся живым пособием для лекарей, изучающих болезни, а взамен получают уверенность в том, что будут погребены в соответствии с обрядами.
«В таком случае эти люди тем более нуждаются в милосердии. В утешении. Если поговорить с ними о Нём…» — в отчаянии убеждал себя Хайнэ.
Всё же он никак не мог отвлечься от преследовавшего его страха подхватить какую-нибудь заразу и напоминал себе, что всего лишь чуть больше недели назад сам пытался лишить себя жизни. Если же это произойдёт теперь из-за болезни, то не будет ли это наилучшим выходом, спасением, которого он ждёт, и которое уже не сможет подарить себе сам, потому что, вероятно, больше никогда не сумеет отважиться на самоубийство?
— Как ты думаешь, здесь только заразные больные? — всё-таки решился спросить Хайнэ, измучившись. — Неужели нет никого, кому нужна помощь… духовная, я имею в виду… но кто бы не представлял в этом смысле опасности?
Хатори выяснил всё в течение нескольких минут.
— Роженицы, — сказала женщина, обходившая больных. — Здесь есть женщины, которые не могут… — она помолчала, — или не хотят обращаться за помощью к жрицам.
Хайнэ посмотрел на неё изумлённо.
Разве такое вообще было возможно? Всю свою жизнь он был совершенно уверен в том, что помощь жриц — это непременная составляющая появления ребёнка на свет. Жрицы, и только они, спасали будущую мать от опасности, угрожавшую её здоровью, и от боли, которая, как говорилось, сопровождала процесс рождения. Поэтому даже бедные женщины всегда звали к себе сестру из храма, когда наступало время дать новую жизнь. Это было то, на что копили деньги в любой семье, и без чего ни одна мать не разрешила бы дочери взять в дом мужа.
— Большинство из них умирает, — кивнула женщина в ответ на немой вопрос Хайнэ, написанный на его лице. — Но они, без сомнения, не представляют для господина никакой опасности.
Она низко поклонилась.
Несмотря ни на что, Хайнэ почувствовал глубокое облегчение.
Появление на свет ребёнка — этот процесс, конечно, не имел ни малейшего отношения к грязи, зловонию и разложению, царившим в этом ужасном месте. Это было счастливое событие, которого с трепетом ожидали любые отец и мать, то, чего желали все родственники семейства на любом из празднеств, великое таинство… то, чего ему самому никогда не доведётся пережить. Никогда ему не доведётся держать на руках собственное новорожденное дитя, ну так, быть может, он испытает хотя бы отблеск этого чувства, держа на руках чужое.
Хайнэ почувствовал, как душа его успокаивается от этой мысли, и попросил отвести их с Хатори к женщинам.
Страшный, душераздирающий вопль, эхом прокатившийся по тёмному коридору, заставил его вздрогнуть и похолодеть от ужаса ещё до того, как они добрались до нужных комнат; на спине его выступила испарина.
Значит, слова про чудовищные муки, сопровождающие появление новой жизни, не были неправдой…
— Господину вряд ли захочется смотреть на эту женщину, — сказала им с Хатори спутница, снова кланяясь. — Мне сказали, он хочет посмотреть на ту, которая на пороге смерти. У нас есть одна такая.
Хайнэ похолодел.
«Ну зачем же ты понял мои слова так прямо?» — спросил он у Хатори взглядом.
Тот чуть прикрыл глаза, пожав плечами.
Но делать было нечего — женщина раскрыла перед ними двоими двери комнаты. Хайнэ на мгновение зажмурился и тут же понял, что его страх был преждевременным — помещение выглядело почти чистым по сравнению с тем, что ему уже довелось увидеть; девушка, лежавшая на постели, была очень бледной и тихой.
Широко распахнутые глаза её, не мигая, смотрели в потолок и, судя по всему, ничего не видели.
По правую сторону от кровати возле стены сидела девочка лет шести и играла в какие-то самодельные игрушки.
Хатори отнёс Хайнэ к постели и, осторожно усадив его рядом с девушкой, отступил на пару шагов назад.
Больная зашевелилась.
— Кто здесь? — едва слышно спросила она, с трудом шевеля пересохшими, потрескавшимися губами. — Нанна, это ты?
Хайнэ растерянно молчал.
Ему пришло в голову, что девушка, наверное, зовёт своего возлюбленного, и он не знал, что на это ответить.
Что говорил в таких случаях Энсаро?
«Я пришёл дать тебе утешение, и свет, и всю мою любовь, которая есть лишь малая часть той безмерной любви, которую питает к вам Тот, кто стоит за мной, и кто готов дать её каждому, открывшему для неё своё сердце?»
Но богиня, как же глупо должны были прозвучать эти красивые, громкие слова в убогой комнате, наполненной запахом крови, перед женщиной, которая зовёт в смертный час своего любимого, а вместо этого слышит чужую речь, голос ненужного ей незнакомца, толкующего о любви, которой он сам никогда не знал.
Тем не менее, Хайнэ нащупал холодные, одеревеневшие пальцы умирающей, и, с трудом стиснув их своими, слабыми и по-детски маленькими, наклонился над ней.
— Я пришёл дать… тебе… — он запнулся и всё-таки не смог выговорить этих слов, показавшимися ему невероятно фальшивыми и самодовольными, порочащими имя того, от чьего имени хотелось их произнести, вместо того, чтобы славить его.
«Я пришёл получить утешение от тебя, вот что я должен сказать, — думал Хайнэ, стиснув зубы. — Я пришёл сюда, чтобы взять от всех вас силу, а не дать её. Великая Богиня, как я жалок».
Он молчал, стараясь сдержать слёзы, а больная вдруг зашевелилась, мутный взгляд её тусклых, глубоко запавших глаз прояснился, бледные губы приоткрылись.
