Анакир - Ли Танит (мир книг .txt) 📗

Лики заплакала. Слезы градом катились из ее глаз, а он удивлялся, откуда у нее берутся силы плакать.

— Я била тебя, — приговаривала она. — Ты рос злым ребенком и заслуживал этого, но... я била тебя! Я не должна была этого делать. Мне не следовало тебя обижать!

— Эманакир говорят: то, что мы совершили — прошлое. Мы либо вновь и вновь переживаем его, либо позволяем ему уйти.

— Нет. Я била и обижала тебя. И буду за это наказана...

— Ты была наказана прежде вины, — сказал он. — Ты помнишь его — Ральднора, сына Редона, Избранника богини? Помнишь ту ночь в шатре под Корамвисом, накануне последней битвы? Тогда он сказал тебе слова, которые вряд ли прежде доводилось слышать кому-то из смертных. Он сказал, что разглядел в тебе зло — словно ты была единственной носительницей зла во вселенной. И именно потому, что он дал тебе почувствовать твою ничтожность, порочность и себялюбие — а это есть в каждом из нас, мама, и в нем, в Ральдноре, тоже было, пока он оставался человеком... Так вот, потому, что он ткнул тебя носом в те вещи, какие большая часть людей старается не видеть, чтобы не умереть от безнадежности, ты перестала надеяться на лучшее в себе и для себя, став лишь тем, о чем он говорил.

Лики смотрела на него сквозь слезы. Рот ее был открыт, словно она не слушала, а вдыхала его слова.

— Не имеет значения, что ты делала со мной, — прибавил он. — Ты дала мне жизнь. А что потом сделал со своей жизнью я сам — это уже мое дело, не твое, и если что-то не так, ты в этом не виновата. Но я благодарю тебя за твой дар.

— Рэм, — сказала она, — я умираю.

— Куда бы ты ни ушла, ты освободишься от всего этого.

— Ты мертвый? — шепотом спросила мать. — Скажи, Рэм, ты пришел за мной?

Он понимал — по тому имени, которым она его звала, и по тому, каким назвала Кесара, по комнате, по общей обстановке и времени года, — что перенесся в прошлое лет на восемь или девять. Она давно уже умерла в Кармиссе, и он тогда не знал о ее смерти. В тот миг, когда Лики окончила свое сражение с жизнью, он мчался в Анкабек по поручению Кесара. Должно быть, это всего лишь воображение. Нельзя вернуться в прошлое. Лики умерла в одиночестве.

И все же он сказал:

— Здесь нечего бояться. Оборотная сторона жизни — всего лишь иная жизнь.

Лики нахмурилась, обдумывая его слова. Так она и испустила последний вздох — пытаясь разгадать загадку. Но затем ее лицо разгладилось, как будто она все поняла. Он прикрыл ей глаза. Губы ее по-прежнему остались полуоткрытыми, но больше не выглядели ни сморщенными, ни ввалившимися.

Он пошел прочь и увидел Дорийоса, стоящего у колоннады и предлагающего ему чашу с вином. Но когда он принял ее, это был уже не Дорийос, а Лар-Ральднор, сын Яннула. Он поднес чашу к губам, но ощутил вкус не вина, а воды.

«Ты снова придешь в себя, — сказала ему Ашни, — в нужный час».

Ему показалось, что его кожа рвется, и тело расползается на части. Это расчленение было безболезненным, но всеобъемлющим. Затем все это поднялось в воздух и исчезло.

Он ничего не потерял, кроме той преграды, что стояла меж ним и бытием. Он полностью сознавал, кто он такой и как сюда попал, помнил все, что происходило с ним раньше, в чем он участвовал, включая смерть Лики.

И еще он понимал, кем был изящный разбойник, стоящий рядом с ним у колоннады, под дождем. Поэтому он выпил вино со вкусом вина и кивнул:

— Спасибо, Туаб-Эй.

— Ох ты, — выдохнул молодой человек, расширив глаза от удивления, но тут же дерзко добавил: — Кто ты такой, Эарл тебя побери?

— Твой гость.

— А звать-то тебя как?

— Здесь, где мы стоим, ты можешь не воспринять мое имя.

— А ты попробуй, — бросил Туаб-Эй с таким видом, словно собирался ждать вечно.

И тогда, вновь становясь собой, он спокойно произнес:

— Я сын Ральднора эм Анакир, брат Ральданаша, дорфарианского Повелителя Гроз.

Шире раскрыть глаза было уже невозможно, поэтому Туаб, наоборот, прикрыл их.

— Я слышал о тебе, Рармон эм Кармисс.

— Мое имя Рарнаммон, — возразил он. — В честь короля, построившего этот город.

— Значит, ты упустил свою жертву, Катус.

— Нет, мой повелитель. Его упустил Вольный Закорис.

— Закорис это не слишком-то волнует, — заявил Йил.

Катус сохранял непроницаемый вид. Если он бывал разочарован, то умел скрывать это разочарование. Он упустил Рурма, сына Ральнара, в тот момент, когда помрачился его рассудок. Воющее и бьющееся тело, которое отправили в джунгли Таддры, было пустой формой.

Когда дождь унял буйство пламени, все, кто еще мог двигаться, отправились на поиски. Вначале было очень хорошо видно, где прошел палюторвус, по оставленным им разрушениям, но потом их стало меньше, и каким-то следом служили лишь обрывки цепей и обломки шеста. В конце концов на большой поляне след окончательно потерялся. По приказу Йила надсмотрщиков высекли розгами, но отнюдь не до смерти. И это вполне внятно говорило, что король не слишком-то огорчен данным несчастным случаем.

— Наверное, мой Катус, тварь забрела в свои родные болота, и принц утонул там.

— Вероятно.

— Посмотрим, что будет, когда Дорфар получит весточку о его кончине. Не так ли?

Катус неохотно кивнул.

Они дошли до конца одного из каменных коридоров, проходящих под дворцом в Йилмешде. Сбоку виднелась крепкая дверь, вырубленная из цельного ствола и окованная бронзой. Король с советником вошли в пещерный храм Рорна.

Вольный Закорис решил соблюдать все старые обычаи.

В бассейн с морской водой перед алтарем доставили троих рабов. Королю не полагалось лично совершать ритуал, ибо это была не слишком важная церемония.

Коренастые жрецы, обнаженные до пояса, в длинных кожаных юбках, вошли в бассейн. Они силой окунули в воду отчаянно отбивающихся рабов и удерживали их там, среди вспененного хаоса, пока те не затихли. Катаос эм Элисаар смотрел на это с непроницаемо вежливым видом.

Жестокость убийства ничуть не угнетала его, и он не обременял себя религиозными предрассудками. Однако Вольные закорианцы оскорбляли его эстетическое чувство, а также еще кое-какие струны души. У них он изрядно опустился и сам сознавал это.

К моменту, когда возня в воде улеглась, он лениво размышлял — стоит ли Дорфар таких бездумно-жестоких деяний, и получит ли он вообще свой приз, когда все будет сказано и сделано? Один раз, в прошлом, его слишком затянувшаяся игра уже провалилась. Почему бы этому не повториться? И не было ли невероятное происшествие в джунглях предвестием неудачи, как уже случилось тридцать лет назад?

В нем накопилась некая усталая инертность, но, игрок и интриган по натуре, он не видел других путей. Жить по-другому он попросту не умел, а потому был обречен.

Побрившись, хотя и отказавшись подрезать волосы, человек с королевским именем, заявивший, что он сын и брат королей, начал снова обретать себя. Он с легкостью вошел в мир разбойников, хотя они признавали его превосходство — никаких новых проблем, кроме тех, что уже были, он им не создал. Если все, что он рассказал Туабу, было правдой, то его стоило привлечь к руководству. Не сразу, с неохотой, но они согласились с этим. Когда ему выделяли комнату, кое-кто недовольно ворчал, но до серьезной ссоры дело не дошло. Во-первых, исцеление от безумия само по себе было чудом, во-вторых, он явно знал, что делать, если запахнет дракой. Совместными усилиями они научились управляться с палюторвусом, который теперь стал знаком их престижа в глазах недругов и вскоре превратился в своего рода домашнего любимца.

Сам Рарнаммон проводил с ними не так уж много времени.

Чаще всего он бродил по разрушенному городу, словно что-то разыскивая. Это очень интересовало шайку. Может быть, здесь имеется клад, о котором знает он и не знают они — золото, драгоценные камни, оружие? Но видя, что Туаб-Эй ходит за гостем по пятам, а неподалеку держится еще и Галуд, разбойники успокоились.