Маг и кошка - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Глава 24
— Зачем поручать такое приятное занятие им? — встрепенулась птица сидикус. — Сама должна была это сделать давным-давно!
— Умолкни, птица! — строго приказал брат Атаний, — Для нее эта работа будет тяжела и без твоих насмешек.
— Ой, скажете тоже! «Тяжела»! Справится с превеликой легкостью, а уж когда вы его в чувство приведете — вот уж она нарадуется!
— Не говори пошлостей, пернатая!
Балкис отошла к деревьям, но волнение снедало ее, и она не выдержала и обернулась. Она мучительно боялась того, что вылечить Антония старцам не удастся.
Брату Атанию удалось стащить рукава с массивных плеч юноши, а брат Рианус разул юношу и начал снимать с него штаны. Балкис решительно отвернулась, решив, что монахи все же справятся сами.
— Вот-вот, отвернись и не смотри, девица-красавица, — издевательски проскрежетала птица. — Только скоро опять захочется подглядеть — и будет чем полюбоваться.
Щеки у Балкис стали пунцовыми.
— Не говори глупостей, сидикус.
И все же не смогла удержаться — бросила взволнованный взгляд искоса. Брат Атаний снимал с Антония рубаху через голову. У Балкис закололо кончики пальцев — она представила себе, как прикасается к коже Антония. У нее закружилась голова. Она и не догадывалась о том, какие крепкие мышцы у юноши. Вот только раны, которыми была исполосована его грудь, ужасно пугали Балкис.
— Ага, стало быть, я глупая птица? — хихикнула сидикус. — Или ты хочешь сказать, что наглой птица может быть, а глупой — нет?
— Может быть и той, и другой, если жаждет, чтобы ее поджарили с пряностями!
Щеки у Балкис пылали, она понимала, что краснеет все сильнее и сильнее.
Плечи у Антония были необыкновенно широкие и мускулистые. Брат Атаний осторожно высвободил плечи юноши из рукавов рубахи, и Балкис ахнула, потрясенная размерами бицепсов юноши. Теперь Антоний был раздет до пояса. Девушка украдкой взглянула на брата Риануса и догадалась, что ниже пояса ее спутник тоже раздет. Она отвернулась, и щеки у нее опять жарко запылали.
— Что, снова отвернулась? — язвительно осведомилась сидикус. — О, вот вылечат его, тогда всласть насмотришься!
— Прекрати, птица! — укоризненно покачал указательным пальцем брат Атаний. — Покуда твоя болтовня была невинна, я терпел ее, но я не позволю тебе насмехаться над ее невинностью!
— Вот заладили — «невинность, невинность»! Носятся с этой невинностью, как с писаной торбой. Да надо бы фьюить тирли кирли кря!
Птица умолкла, вытаращила глаза-бусинки, ошарашенная тем, что вдруг лишилась дара человеческой речи.
— Заговоришь снова тогда, когда этот юноша будет исцелен и одет, — сказал птице брат Рианус. — А теперь улетай и посиди где-нибудь подальше отсюда.
— А не то я тебя приодену в гарнир к обеду, — предупредила Балкис и свирепо зыркнула на дерзкую птаху.
Сидикус оскорбленно взъерошилась, в последний раз обиженно пискнула, взлетела в воздух и уселась на крышу дома монахов-отшельников.
— Не обижайся на эту птицу, девушка, — обратился к Балкис брат Атаний. — Язычок у нее без костей, это верно, но сердечко золотое.
— Да, до сих пор она мне помогала, — признала Балкис. — Но честно говоря, я успела устать от ее наглости.
Брат Рианус понимающе улыбнулся девушке:
— Успокойся, тебе не обязательно смотреть. Если его вера сильна, камень исцелит его.
С этими словами он взял Антония за ноги, а брат Атаний подхватил под плечи.
И вновь у Балкис возникло отчетливое ощущение, будто бы она прикасается к длинным крепким мышцам бедер юноши, и по всему ее телу разлилось жаркое тепло. Она чуть не лишилась чувств, но постаралась взять себя в руки. Но она ничего не могла с собой поделать. Волнение за друга не давало ей отвернуться, не смотреть на монахов и их подопечного.
— Поднимаем, — распорядился брат Атаний.
Старцы приподняли юношу и уложили во впадину с водой. У Балкис часто забилось сердце. «Это от волнения», — строго одернула она себя. Но что будет, если этот камень не излечит Антония?
— Уйми свою тревогу, — заботливо проговорил брат Атаний. — Если его вера искренняя, вода прибудет и поднимется.
Балкис всеми силами старалась держать свои сомнения в узде, но почему ее губы упрямо желали скривиться в недоверчивой усмешке, почему сердце так ныло в груди? Как вера человека, лишившегося чувств, могла повлиять на уровень воды? Да и как могло стать больше воды в ямке глубиной всего-то в четыре дюйма? Нет, эти старики могли только простудить Антония — он лежал совершенно голый на холодном камне!
— Ну вот, вода поднимается! — довольно проговорил брат Атаний.
Балкис широко раскрыла глаза. И точно: вода поднималась — медленно, но верно. Она уже доходила до середины груди Антония, потом покрыла грудь… Балкис отвела взгляд, краснея и стыдясь собственного волнения.
Если монахи и заметили ее смущение, виду они не подали. Брат Атаний склонился и зажал пальцами ноздри Антония, а другой рукой накрыл его губы — за мгновение до того, как они скрылись под водой. Вот уже водой залило лицо юноши, волосы. Сердце у Балкис от страха ушло в пятки.
— Не бойся, девушка, — успокоил ее брат Рианус. — Он не захлебнется.
Трудно было поверить в это при том, что волосы Антония разметались и покачивались на воде, словно нимб, от чего он стал похож на ангела — тем более что был очень бледен. Но нет, ни один из ангелов не смог бы пробудить у девушки такие чувства.
Но вот вода немного спала, и брат Атаний разжал пальцы и отпустил ноздри Антония. Балкис услышала, как ее друг с хрипом вдохнул, увидела, как порозовели его щеки, и ей самой вдруг стало легче дышать — а она и не заметила, что у нее так сдавило грудь от волнения.
Вода продолжала убывать и вскоре отхлынула наполовину, и потом ее уровень снова начал подниматься. Каменная раковина наполнилась почти до самых краев, и брату Атанию снова пришлось зажать ноздри и рот Антония. Потом вода вновь пошла на убыль, поднялась в третий раз и наконец спала окончательно. Балкис изумленно ахнула: уродливые раны, оставленные когтями льва, исчезли без следа, пропал и огромный кровоподтек на щеке.