Танец с драконами. Книга 1. Грезы и пыль. (Другой перевод) - Мартин Джордж Р.Р. (полные книги .TXT) 📗
Мелисандра содрогнулась. По бедру с внутренней стороны потекла дымящаяся черная кровь. Огонь наполнял ее сладкой мукой, жег и преображал. Жар ласкал кожу, как пальцы любовника, из прошлого слышались голоса. «Мелони», — позвала женщина, «Номер семь!» — крикнул мужчина.
Жрица плакала и глотала огненные жгучие слезы.
Снежинки слетали с неба, навстречу им поднимался пепел. Огненные стрелы летели поверх деревянной стены, мертвецы брели под серым утесом, где в сотне пещер горели костры. Задул ветер, поднялся белый, нестерпимо холодный туман, и костры один за другим стали гаснуть. Из всех картин в очаге остались лишь черепа, символы смерти.
Пламя потрескивало, шепча: «Джон Сноу». Его продолговатое лицо в оранжево-красной раме то возникало, то исчезало — тень, едва различимая за струящимся занавесом. То он человек, то волк, то опять человек. Черепа, не желавшие уходить, тесно обступали его. Мелисандра и раньше видела, что он в опасности, пыталась предостеречь его от врагов, от кинжалов во мраке. Но он не слушал.
Неверующие никогда не слушают, пока поздно не станет.
— Что вы видите, миледи? — тихо спросил мальчик.
«Черепа. Тысячу черепов и бастарда, в который уж раз». Мелисандра на такой вопрос всегда отвечала «многое», но на деле все было не так просто. Видеть — это искусство, а всякое искусство требует прилежания, дисциплины и мастерства. И боли. Рглор говорит с избранными через священный огонь на языке пепла, углей и мерцающей стихии, которую лишь богу дано понять до конца. Мелисандра занималась этим несчетное число лет и сполна заплатила цену. Никто во всем ордене не умеет разгадывать сокровенные тайны пламени лучше нее.
Сейчас, однако, она даже своего короля не может найти. Она молит об Азоре Ахай, а Рглор показывает ей одного только Сноу.
— Деван, — произнесла она пересохшим ртом, — дай мне попить.
— Да, миледи. — Мальчик подал ей чашу с водой из каменного кувшина.
— Спасибо. — Мелисандра, отпив глоток, улыбнулась ему.
Он вспыхнул. Мальчик наполовину влюблен: хочет ее, боится ее, поклоняется ей. И обижается, что вынужден ей прислуживать. Он так гордился своим званием королевского оруженосца, а Станнис оставил его в Черном Замке. Деван, как все мальчишки его возраста, грезит о славе — ему, конечно же, представлялись подвиги, которые он свершит в Темнолесье. Его сверстники-оруженосцы уехали на юг со своими рыцарями, он же сидит здесь будто наказанный, не зная, кто в этом виноват — он сам или его отец.
На самом деле это Мелисандра попросила, чтобы его не брали в поход. Четверо старших сыновей Давоса Сиворта погибли на Черноводной, когда зеленый огонь пожрал весь королевский флот. Девану, пятому, здесь безопаснее, чем с королем. Ни лорд Давос, ни он сам спасибо ей за это не скажут, но что за важность. Давос и без того уже перенес много горя. Он так и не обратился, но его верность Станнису сомнений не вызывает — она видела это в пламени.
Деван способен и понятлив, не в пример своим сотоварищам. Станнис оставил Мелисандре еще дюжину человек, но толку с них мало — все больше старики и калеки. Один ослеп после удара по голове в битве у Стены, другой, придавленный конем, сильно хромает. Сержанту перебила руку великанская дубина, трое насиловали одичалых женщин, и Станнис их оскопил. Есть еще пара пьяниц и трус. Последнего, как признавал сам Станнис, повесить бы следовало, но он из благородной семьи, и его отец с братьями — преданные сторонники короля.
Личная охрана прибавляет ей уважения в глазах черных братьев, но в случае настоящей опасности ничем не поможет. Ничего. Мелисандре Асшайской неведом страх: ее охраняет Рглор.
Она попила воды, моргнула и поднялась, разминая затекшие мышцы. Когда так долго смотришь в огонь, к полумраку привыкаешь не сразу. И глаза сохнут, но тереть их нельзя — не сделать бы хуже.
Огонь догорал.
— Подбавь дров, Деван. Который час?
— Скоро рассвет, миледи.
Рассвет. Рглор, да славится имя его, дарует им еще один день. Ужасы ночи уходят. Мелисандра, как с ней бывало нередко, просидела всю ночь у огня — в постель она после отъезда Станниса почти не ложилась. Когда несешь на плечах всё бремя этого мира, спать непозволительно, да и страшно. Сон — это малая смерть, сновидения — шепот Иного, который всех норовит утащить в свою вечную ночь. Лучше уж сидеть в благословенном зареве своего бога, подставляя щеки жарким поцелуям огня. Иногда она задремывала, но больше часа это не длилось. Она молилась о том, чтобы совсем не спать, не видеть никаких снов. «Мелони, — мысленно проговорила она, — номер семь».
Огонь, подкормленный Деваном, воспрял и разогнал по углам тени, развеял нежеланные сны. Тьма вновь отступила, но там, за Стеной, крепнет враг. Если он победит, рассвет больше никогда не настанет. Не его ли она только что видела в пламени? Нет. Нет. Он должен быть намного страшнее — ни один человек, узревший его, не может остаться в живых. Но тот деревянный и мальчик с волчьей головой — его слуги, сомнений нет. Станнис за нее, они за врага.
Мелисандра подошла к окну, распахнула ставни. На востоке едва брезжило, утренние звезды еще не погасли, но замок пробуждался, и люди в черных плащах шли через двор. Поедят овсянки на завтрак и сменят на Стене своих братьев.
Ветер занес в окно горстку снежинок.
— Принести миледи завтрак? — спросил Деван.
Да, поесть не мешает — хотя бы для видимости. Рглор дает ей все, что необходимо для жизни, однако смертные об этом знать не должны.
Джон Сноу был нужен ей куда больше, чем хлеб с салом, но посылать за ним Девана бесполезно: лорд-командующий на ее зов не придет. Он так и живет за оружейной, в двух комнатках, которые занимал прежде погибший кузнец. То ли не считает себя достойным Королевской башни, то ли ему все равно. Такая скромность сродни гордыне, но Сноу по молодости этого не понять. Неразумно правителю отказываться от символов своей власти — власть в немалой степени зависит и от них тоже.
Впрочем, этот юноша не так уж наивен. К Мелисандре он ни за что не придет: когда он ей нужен, она приходит к нему сама, а он то ждать ее заставляет, то вовсе отказывается принять.
— Да, — сказала она. — Крапивный чай, вареное яйцо и хлеб с маслом — не поджаренный, если можно. И одичалого ко мне позови.
— Гремучую Рубашку, миледи?
— Да поскорее.
Мелисандра умылась, переоделась. Зарядила, как всегда по утрам, рукава порошками: в каждый потайной кармашек свою щепотку. Порошки делают огонь зеленым, синим или серебряным, заставляют его реветь, шипеть, взвиваться выше головы человека — а еще вызывают дым. Дым правды, дым плотской любви, дым страха и густой черный дым, который убивает на месте.
Резной сундучок, привезенный Мелисандрой из-за Узкого моря, на три четверти уже пуст. Она могла бы смешать новые порошки, но ей недостает составляющих. Придется обойтись чарами, которые у Стены даже сильней, чем в Асшае. Здесь у нее получается то, что никогда прежде не получалось. Тени, порожденные ею, будут ужасны, и ни одно порождение тьмы не выстоит против них. При такой мощи у нее скоро отпадет надобность в измышлениях алхимиков и пиромантов.
Сундучок она заперла на ключ, который спрятала в еще один кармашек под юбками. Как только она это сделала, в дверь постучали. Ее однорукий сержант, скорее всего — он всегда стучит тихо.
— К вам Костяной Лорд, миледи.
— Пусть войдет, — разрешила жрица, вновь садясь на свой стул у огня.
Одичалый явился без своих костяных доспехов, в поношенном зелено-буром плаще и безрукавке из вареной кожи с бронзовыми заклепками. Кроме плаща, его окутывали серые туманные струйки, столь же мерзостные, как прежние кости. Мысок волос на лбу, близко посаженные глаза, впалые щеки, похожие на червяка усики, зубы испорченные.
Рубин на шее жрицы шевельнулся, чуя, что пришел его раб.
— Что ж ты доспехи снял? — спросила она.
— Уж больно гремят, с ума сойти можно.
— Не страшно без них? Черные братья тебя не любят. Деван говорит, ты вчера с кем-то повздорил за ужином.
