Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ) - Дьюк Александр (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Война на войну опоздал, ха-ха!
— Сказанешь ты, сосед, хо-хо!
— Чего гогочите, людишки? Не так все было. Мать у Эйнара не бондихой и не рыбачкой была, а княгиней заморской. Ее какой-то ярл Аустурда из похода привез. Ярл в нее до одури втюрился, воевать с-за ней пошел, когда ему тамошние знатные господа от ворот поворот дали. И Отец Война в нее втюрился — така красавица была, княгиня ента, в жертву потребовал, а ярл отказал. Потому Война и угробил его, а опосля в евонном обличье к ей во сне пришел.
— А зачем пришел?
— Ложки перепрятать, чтоб не свистнули!
— А че их прятать-то? Жалко, чего ль, ярлам ложек?
— Дурак ты и есть дурак!
— Брешете вы все, ага. Я вот слыхал, мать Эйнарова была Девкой меча из Скогринна, ну, из ентих дурных баб, что мужиков к себе не пускают, им лишь бы сиськами трясти да мечом махать. До того злющей, лютой бабой была, что самого Отца Войну уделала, когда он ее на бой вызвал, и велела ему себя ублажить. И героя родила прямо в самом жару битвы, вот так!
— Разве можно бабе в бою рожать? Ты енто как себе мыслишь, бестолочь, а? Ее ж там сразу того, и дите затопчут!
— А его енто, валькирии унесли.
— Валькирии в Медовый Зал токмо уносят и токмо мертвых, кто славно в бою помер. А дитев паромщик в Додхейм перевозит, так-то!
— Когда я выласту, я тозе Девкой метя стану, наутюсь длаться и всех мальтисек побью, ни одного к себе не подпусю. Меня полюбит бог, мы позенимся, у нас лодятся дети и они тозе станут гелоями, плавда-плавда!
— Брысь, малая! Неча взрослые разговоры слушать!
— А вот не уйду!
— Астрид! Где ты там? Бирну уведи!
— Бирна? Бирна! Домой! Быстро!
— Не хотю!.. Ой! Мама!
— Домой, сказала!
— Правильно, дитям да бабам не место, где мужики речь ведут…
— Заткнись, морда овечья! Тоже мне, мужик сыскался! А ты чего, увалень, расселся? С дружками он тут языками чешет! А ну пошли!
— Астрид! Ай, да ты че?
— А НУ ПОШЛИ!
— О-хо-хо, вот вам и Девка, без меча, да лютая…
— Чтоб меня моя вот так таскала да на людях… ох, попотчевал бы, попотчевал кулаком опосля…
— Ты? Да Эдну свою? Ха! Слыхали, как давеча она тебя скалкой по дому гоняла!
— А ты че, подслухиваешь под чужими окнами, че внутрях делается? Я тебе ща!..
— Цыц!
— Ну, так енто, ну родил Война себе сына от бабы, княгини аль рыбачихи, бондихи аль девки злющей с сиськами и че? Вся, чего ль, его заслуга в том? Потому он такой знаменитый да геройский?
— Нет, знамо дело. Вырос он, значится, выучился премудростям, того-этого, воинским и пошел подвиги совершать, вот.
— А зачем?
— Молчи, дурак!
— Не, дело спрашивает. А впрямь, зачем подвиги совершать пошел? Чего ему без подвигов, чего ли, плохо жилось? С такой-то силищей да при таком папаше ого-го чего наделать можно!
— Так енто ты наделать горазд, потому как дубина неотесанная, а он герой! Ему геройствовать надобно. Вот он и геройствовал. И Неглур из Диммхейма попер, и с Эльдуринна шкуру спустил, и кита Скельфилехта драккары жрать отучил, и в сад княгини альвов за соловьями Сотсаера влез, и Раска, коня своего, изловил, и великанов Ильд-Йорда победил, и чудовищу из Миркридскора башку снес, так-то!
— И всего-то? Тоже мне герой. Больно дыма много, да огня не видать.
— А ты-то чего геройского сделал, а? Для тебя дров наколоть — уже подвиг. Това твоя вечно плачется!
— А ты кто таков, что б баба моя тебе плакалась?
— Ха! Да она всей Отмели плачется! Плачет, мол, променял жену на овцу, где ж такое видано?
— Ах ты!..
— Тихо, соседи! Ссоры, значится, в моей кузне не потерплю! Охочи кулаками чесать — так в поле, значится, пожалуйте, вот! А ежели думаешь, оно это, подвиги такие совершить, что плюнуть, так ты это, не правый, вот. Тут героем великим надо быть и не абы каким, значится, а самым-самым, вот. И ужель ты себе думаешь, Эйнар это, подвиги свои, значится, совершил да успокоился? Кабы не так, сосед! Об ентих-то просто все знают, даже в нашенской Отмели, вот! А сколько такого-этакого, о чем мы не слыхивали, а? Вот брат мой — да не иссякнет мед в его кубке за столом Медового Зала, значится, — слыхал, как Эйнар ярла Блэнга за жадность наказал. И как медведя заговоренного, Брюнна, изловил. И как драуга из Свартгрёфа хитростью одолел да курган его обчистил. А в Лейхоре на ярманке, значится, ежели спытать, так тебе сразу и скажут: там-то Эйнар тролля отучил людей это, за проход по мосту обдирать, там-то девку, значится, у злодея умыкнул да в деревню вернул, там кобольда, того-этого, из шахты выгнал. А сколько он людей лихих к Бейнихе отправил — о том и все скальды симскарские вовек не споют, вот! А как услыхал Эйнар, что и у нас на Берегу завелись эти, негодники, значится, вот и к нам пришел, вот.
— А че ж шел так долго? Хряки вона скока нас того, тиранят, стало быть, а герой тока щас пришел.
— Почем мне знать-то? Занятый был, видать. Он же конунг, значится, у него свой двор, чертог далеко за Морем, того-этого, стоит и земли немало. Такое хозяйство так сразу и не бросишь, вот. Господа ж дворовые они это, ворье одно, с такими тока за порог — все растащат зараз, вот. Надо, значится, посчитать всех, кого посадить, чтоб не разбежалися, кому — погрозить, кого поучить, выбрать из их такого-этакого, чтоб воровал в меру…
— Ага, вот так вот прямо конунг заморский все хозяйство бросит да попрется на Симскару, чтоб рыбаков каких-то с беды выручать. Глупость енто, сосед, не затем Сын Войны к нам пришел.
— Никакая не глупость. Помните Дагрун Слепую, вещунью енту из Лейхора?
— Как не помнить? Помним.
— А помните, навещала она, мол, явится великий герой да от хряков нас избавит?
— Агась. Полдюжины таковых явливалось, не меньше, и все великие. Велико кричали, какие они великие, велико жрать и пить горазды были, а как за дело браться — так сразу деру. А не, вру, парочка оставалося. Один даж бился, даж крепко, пока его хряки на копья не подняли. Потому как дурной был, такой дурной, даж Хегни не такой дурной.
— Енто чего енто я не дурной? Очень даже дурной! Во, какой дурной!
— Молчи, дурак.
— И ты умолкни. Дай умным сказать, коли сам ума не нажил. Вещунство енто тебе не енто, енто сила, брат! Вещунов да вещуний сама Судьба слушает, а Судьба — она такая, никак не угадаешь, чегось у ей в башке творится. Бывает, вещун аль вещунья просто так чего ляпнет, не подумавши, но ежели Судьба услыхала да понравилось ей али развлечься захотелось — тут тебе вещунство и вышло. Сказано: придет великий герой, значится, придет, Судьба все так обстряпает — никудыть не отвертится. Ну и чего, что с полдюжины великих приходило? Чего толку, коли великим сам назвался? Надо делом енто доказать, чтоб тебя люд таковым признал. Эйнар — великий герой, с ентим все согласные? Все. А конунг он там, пастух аль рыбак — так все без разницы. Конунгом енто он тепереча сделался, а героем давно уж был. Вот и пришел в Отмель, бо Судьба так повелела, а против Судьбы никто не могет спорить, так-то!
— Экий ты умный. И где набрался?
— Так то вы, дурни, промеж собой токмо шушукаетесь, а я умных слухаю. Мне жрец бродячий сказывал, а жрец поумней нас всех в таком будет. Это вы с овцами да рыбами возитесь, а жрец-то раз-ду-мы-ва-ет, так-то!
— А мож, тебе, умнику этакому, по балде-то двинуть, чтоб посередь нас, дурней, тебе уютней было?
— А может, это, тебе двинуть да с кузни, того-этого, вышвырнуть? Сиди, коль сидишь, да слухай, чего тебе толковый люд сказывает, вот!
— Ну лады, коль жрец сказывал, мол, сама Судьба позвала, так не отвертишься. А чего Эйнар ентот ваш один-то пришел? Чего дружину с собой не кликнул, ежели конунг заморский? С дружиной-то оно всяко лучше.
— А на кой ему дружина? Он один дружины стоит!
— Ага, и жрет за две!
— А тебе жалко для героя, чего ли?
— А тебе? Сам-то чего вчера орал, а? Вспомни.
— Ага. Еще и ныл, мол, уши заворачиваются от пустозвонства пьяного!
