Зимнее серебро - Новик Наоми (онлайн книга без txt) 📗

Летом, когда дни были долгими и я могла немного замешкаться у заимодавца, Мирьем научила меня писать цифры пером. После обеда она вела меня на двор и рисовала их в пыли — снова и снова. И она не только учила меня писать цифры. Она научила меня, откуда они берутся. Как из двух цифр получается одна, новая, и как из цифры можно вычесть сколько-то. И это были не маленькие цифры — те-то я и сама могла сосчитать с помощью камешков. Мирьем учила меня большим цифрам. Она рассказала мне, как из сотни пенни получается копейка, а из двадцати копеек — злотек и как из серебряной монеты снова сделать пенни.

Поначалу я боялась. Только через пять дней я отважилась взять в руки палку и повторить те линии и загогулины, что рисовала Мирьем. Она говорила об этом как о сущем пустяке, но я-то знала: меня обучают волшебству. Я и потом продолжала бояться, но уж больно мне было любопытно. Так я стала рисовать волшебные знаки в пыли. Затем мне дали истертое перо и старый обрывок бумаги. Я смешивала золу с водой на плоском камне и писала, а потом смывала — и мой листок от этого совсем посерел. Поэтому к концу зимы, когда Мирьем уехала в гости, я уже могла вести записи за нее. Я даже понемногу начала разбирать буквы. Имена с каждой страницы я знала на память. Я шептала имя себе под нос — и касалась букв, которые обозначали эти звуки. Если я ошибалась, Мирьем меня останавливала и говорила, как правильно. Она дарила мне волшебство, тайное знание. И я не хотела ни с кем этим знанием делиться.

Год назад я бы твердо ответила «нет». Но миновал уже почти целый год с тех пор, как я спасла Сергея от Зимояра. С тех пор, если я задерживалась, он грел ужин. Они со Стефаном собирали для меня с кустов и изгородей козью шерсть — за год ее скопилось довольно, чтобы я смогла связать себе теплую шаль ходить в ней в город. Сергей стал мне братом по-настоящему.

Поэтому я испугалась. И чуть не сказала «нет» из страха. А что, если он проболтается? Мне самой-то тяжело было держать язык за зубами. Каждый вечер перед сном я думала о шести блестящих серебряных копеечках, которые холодят мой кулак. Я складывала и складывала пенни, один за другим, и получала свои копеечки, пока ко мне не подкрадывался сон.

Я немного подумала и сказала:

— А если он будет работать, мы выплатим долг быстрее?

— Да, — подтвердила Мирьем. — Каждый день вы с братом будете получать два пенни. Один — в счет долга, второй — вам. И вот первый пенни за сегодня, держи.

Она вытащила чистый сияющий кругляшок и вложила мне в руку. Словно бы в награду за то, что я сказала ей «да» вместо «нет». Я уставилась на монету и сомкнула вокруг нее пальцы.

— Я поговорю с Сергеем, — кивнула я.

Я все ему рассказала — шепотом, в лесу, подальше от папаниных ушей. А он спросил:

— Так я, что ли, должен только в их доме ночевать? Я буду у них спать да за козами ходить — а они мне платить станут? Как это так?

— Разбойников они боятся, — пояснила я. И только я это сказала вслух, как тут же поняла, что нет, неправда это. А в чем правда, я никак не могла вспомнить.

Я тогда встала и будто бы взяла в руки корзину для кур и походила с ней туда-сюда. И вот тогда воспоминания о том утре начали возвращаться. Я вспомнила, что вышла на двор, спряталась за угол, чтобы ни хозяева меня не видели, ни куры, и давай жевать черствый хлеб из корзины. Вот тут-то я и заметила следы…

— Зимояр, — прошептала я. — К ним в дом Зимояр приходил.

Если бы Мирьем не сунула мне тот пенни, даже не знаю, как бы мы поступили. Отцовский долг тут уже ничего не значил. Никакой судья не заставил бы меня работать в доме, куда являются Зимояры и смотрят в окна. Но Сергей не сводил взгляда с монеты на моей ладони. И я тоже не сводила. И Сергей спросил:

— Каждому по пенни, каждый день?

— Один пенни в счет долга, — уточнила я. — А второй мы берем себе.

Сергей подумал и сказал:

— Ты тогда бери этот. А я возьму завтрашний.

Надо было предложить ему: мол, давай-ка сходим к белому дереву, спросим совета. Но я ничего такого не предложила. Потому что я, совсем как папаня, не хотела слышать матушкин голос, который говорит: «Не ходите туда, а то лихо накличете». Я понимала, что накличем. Но еще я понимала, что случится, если я оставлю работу у заимодавца. Стоит мне заикнуться об этом папане — он тут же скажет, что да, негоже мне ходить в дом, где знаются с дьяволом. Отведет меня на рынок и продаст за двух коз первому встречному, которому нужна женушка поздоровее, да без всяких там цифр в голове. Я небось и шести копеек-то не стою.

Поэтому я сказала отцу, что заимодавец ищет кого-нибудь, чтоб ходил за козами, и если бы Сергей взялся, то с долгом мы управились бы поскорее. Только Сергею надо будет там ночевать. Папаня помрачнел и ответил:

— Чтобы через час после рассвета дома был. И сколько тогда еще долг платить?

Сергей посмотрел на меня. А я уверенно произнесла:

— Три года.

Я-то думала, он заорет, с кулаками на меня накинется, скажет, что за дурища такая, два и два сложить не умеет. Но папаня в ответ прорычал:

— Пиявки и кровопийцы, вот они кто! — И, обращаясь к Сергею, добавил: — Скажи им, пусть завтраком тебя кормят. Тогда молоко у коз брать не будем.

Теперь у нас три года в запасе. В первый год каждый получает по пенни через день, а потом — каждый день. Мы с Сергеем на заднем дворе радостно ухватили друг дружку за руки. И он прошептал:

— А что мы на это купим?

Я не знала, что ответить. Я никогда не размышляла, как потрачу деньги. Я просто мечтала ими владеть. Настоящие деньги в моих руках — вот о чем я думала. А Сергей прибавил:

— Если мы что-то купим себе, он узнает. И все отберет.

Хорошо хоть папаня меня на рынок не тащит, подумала я. И того довольно. Приноси я каждый день в дом пенни — он бы только радовался, что я работаю у заимодавца. Но затем я представила, как он отбирает у меня пенни. Как блестящие монетки одна за другой ложатся к нему в ладонь. А он идет в город, и пьет там, и играет напропалую, и плевать он теперь хотел на работу. То-то папаня будет счастлив — и так день за днем. Живот мне скрутило изжогой.

— Ничего он от меня не получит, — прошептала я. — Ни единой монеточки.

Но что делать с деньгами, мы все равно не знали. И тогда я сказала:

— Мы их спрячем. Все спрячем, что заработаем. Если будем работать три года, у нас скопится по десять копеек у каждого. А это один злотек. Золотая монета. Мы заберем Стефана и уйдем.

Куда мы уйдем? Я понятия не имела. Зато была уверена, что с такими деньгами мы где угодно не пропадем. Иди куда вздумается и делай что вздумается. Сергей кивнул: он был согласен.

— А где мы будем прятать деньги? — спросил он.

Так что волей-неволей пришлось нам идти к белому дереву. Под могильным камнем матушки мы выкопали ямку, положили туда пенни и снова завалили камнем.

— Матушка, милая, сбереги это, — попросила я. И мы поспешили прочь, не дожидаясь, пока что-нибудь случится. Сергею тоже не очень-то хотелось слышать, как матушка нас отговаривает.

Вечером после обеда Сергей отправился в город. Я ему из тряпья сделала что-то вроде чепца на голову, чтобы уши не замерзли. Стоя на переднем дворе, я глядела ему вслед. Зимоярова дорога все так же поблескивала возле леса. Она светила не как лампа, а скорее как звезды на облачном небе. Смотришь на нее в упор — и не видишь. А отвернешься — и она тут как тут, блестит, а ты ее замечаешь лишь краем глаза. Сергей, как мог, старался держаться от нее подальше. К лесу он даже не совался, а все жался к обочине деревенской дороги — к той, что подальше от деревьев. Иногда ему приходилось шагать по снегу рядом с утоптанной дорогой. Вскоре Сергей скрылся в темноте.

Утром я сама отправилась в город. На снегу все еще были видны следы Сергея. Лучше бы он шел по дороге, думала я. Мне было страшно: а вдруг следы где-нибудь возьмут и оборвутся? Но они не оборвались, а привели меня прямо к дому Мирьем, где Сергей сидел за столом и уплетал пахучую гречку. У меня тут же слюнки потекли. Мы-то дома больше не завтракали: еды не хватало.