Нити разрубленных узлов - Иванова Вероника Евгеньевна (книги онлайн полностью txt) 📗
Дракон, дождавшись, когда я отойду на безопасное расстояние, взмахивает крыльями, снимая тонкую стружку инея, а может, и мраморной плитки с так некстати подвернувшейся стены, поднимается в воздух и направляется к своему гнезду на северной башне. Чтобы лечь там, свернувшись громадным клубком, закрыть глаза и смотреть сны, пока хозяйский свисток вновь не призовет на службу.
В прежние времена требовалась дюжина слуг, чтобы содержать одну только ящерицу в чистоте и довольстве, а на весь остальной дом нужна была и вовсе целая армия…
В прежние времена, которые уже не вернутся.
Створки парадной двери распахиваются, открываясь не ровно настолько, чтобы можно было протиснуться, а на всю возможную ширину. Другой дом непременно оказался бы выстужен, подобным образом принимая гостей и хозяев, а в моем от порога до потолка главного входа натянута чуть звенящая завеса теплого воздуха, не позволяющая морозу проникать внутрь. Она щекочет кожу, когда я прохожу сквозь, заодно подсушивая одежду и сбивая крупинки снега с сапог. Полезная и безобидная. Нужно только ненадолго задержать дыхание.
Прилестничный зал загроможден переплетениями нитей, создающими впечатление, что в имении поселился и вознамерился сплести паутину гигантский паук. Радужные и однотонные, разобранные по цветам и смешанные друг с другом, они растянуты прямо в воздухе, за который, видимо, и держатся, потому что креплений нигде не видно. Когда я касаюсь пальцами одной из нитей, она упруго выпрямляется, хотя чуть растрепанные кончики висят совершенно свободно. А в следующий миг приходится уворачиваться от утка, бодро скользящего по шелковой паутине и тянущего за собой двойной шелковый шлейф.
– У меня будет новый домашний халат?
Либбет недоуменно поднимает голову от книги:
– Тебе нужен новый халат?
Вот в этом весь «выдох»: нет чтобы удивиться, съязвить, отмахнуться, в конце концов, – сразу следует вопрос по существу. Вопрос, лишенный хоть какого-то оттенка чувств. Надо? Сделаем. Только скажи.
– Шучу.
– А!
Она опускает взгляд к строчкам букв, и я только теперь полностью осознаю, что Либбет вряд ли помнит смысл слова «шутить». И вряд ли понимает. Просто приняла за правило, что, если я так говорю, значит, моя предыдущая фраза не нуждается в немедленном воплощении в жизнь.
Из «выдохов», наверное, должны получаться идеальные слуги. Но мне, честно говоря, все чаще и чаще хочется чего-то нахально-несовершенного. Пусть они будут подворовывать, валяться на хозяйской постели, блудить, устраивать всяческие пакости по незнанию либо с умыслом. Неважно. Но они будут людьми. Обыкновенными. Такими, чьи мысли и действия я могу понять и хоть как-то объяснить.
Прядь золотистых волос сползает на лоб и тут же возвращается обратно. Но если бы другая женщина устроила из поправления прически целое представление, прежде всего для себя самой, то Либбет остается увлечена чтением, и все происходит без участия рук. Впрочем, увлечена – слишком сильно сказано. Она напряженно смотрит в книгу, словно видит не слова и фразы, а набор фрагментов, из которых нужно сложить заданный, но неведомый и непонятный узор.
Присматриваюсь к обложке. Хм. А ведь это один из весьма недурных любовных романов, которыми увлечены придворные дамы. Нарочно ведь выписал из столицы, думал, это поможет хоть что-то разбудить если не в сознании племянницы, то где-нибудь рядом. Не вышло. Она с таким же явным усилием читает реестр расходов. Старается…
А ведь верно, старается. Но ради чего?
– Нравится?
Облокачиваюсь о спинку кресла, заглядывая в книжные страницы. Кусок текста, по которому успеваю пробежаться взглядом, повествует о бессонной ночи и переживаниях героини, встретившей свою первую любовь. По меньшей мере, выглядит забавно. Но только не для моей племянницы.
– Не знаю.
– Тогда зачем читаешь?
Либбет кладет книгу на колени, на шелк домотканого платья.
– Ты ее подарил.
– Это единственная причина?
Она не отвечает, предпочитая разговору молчание, а мгновение спустя я понимаю, что сейчас внимание племянницы целиком отдано ткачеству, потому что два слоя шелкового полотна готовы слиться воедино, но прежде между ними нужно проложить пух, нащипанный с уток. Облачко, похожее на снежное, просачивается сквозь паутину натянутых нитей и, разделяясь на клочки, ныряет в особым образом вытканные кармашки. Самостоятельно и одновременно под неусыпным надзором сидящей в кресле ткачихи.
– Плащ будет?
– Да.
Кропотливое действо заканчивается, и Либбет снова поднимает книгу к глазам.
– Тебе не нужно делать то, что не хочется.
– Но я хочу.
– Прочитать?
Она снова замолкает, правда, теперь уже по другой причине, и я начинаю жалеть, что завел этот разговор. Все время забываю, что хоть моя племянница и выглядит взрослой девушкой, но уснула, когда ей едва исполнилось тринадцать, а значит, и вернулась из небытия прежним ребенком. Внимательным, неулыбчивым да к тому же напрочь забывшим, что такое детство.
– Извини, дурацкий вопрос.
Она кивает, то ли соглашаясь, то ли принимая извинения. Хорошо, что я не вижу в этот момент ее глаза. Наверняка они все так же сосредоточенно-бесстрастны.
– У меня назначена встреча.
– Он уже здесь. Во дворе, – сообщает Либбет, переворачивая страницу.
Входная дверь снова открывается. Перед гостем, который настороженно заглядывает внутрь, не спеша вступать в пределы чужого дома.
– Проходите! Милости просим!
Низкорослый, крепко сбитый мужчина в просторном меховом плаще делает шаг через порог, попадает в тепловую завесу и от неожиданности едва не оступается.
– Осторожнее!
– Аж дыхание перехватило… – ошарашенно признается эсса Элари и снова останавливается, глядя на росчерки нитей, заполняющих зал. Глядя не с таким выражением лица, которое подобало бы гостю, но именно так, как я и рассчитывал.
– Пойдемте, провожу вас в другое место. Более подходящее для беседы.
Либбет вопросительно поднимает голову, но я спешу погасить очередной порыв к исполнению обязанностей хозяйки дома:
– Не беспокойся, это ненадолго. Вино я могу налить и сам.
Эсса Элари идет за мной, с опаской отшатываясь от мерно вздрагивающих нитей, и только в удаленном от зала кабинете, кажется, начинает чувствовать себя хоть немного увереннее. Привычным движением стряхивает с плеч плащ, и тот падает прямо на ковер, а не в услужливо подставленные руки слуг.
– О, я, право…
– Ничего-ничего! – Подхожу к шкафу, достаю пару бокалов и бутыль с ввинчивающейся пробкой. – Здесь чисто.
Он косится на меховое озерцо, растекшееся у ног, но нагнуться и поднять не решается. Наверное, потому, что боится помять наградную ленту, натянутую поверх нарочито скромного камзола.
– Присаживайтесь, прошу вас. – Вино густо булькает, падая в хрустальные бутоны. – Вы просили о встрече. Какова ее цель?
Гость с благодарностью принимает бокал, вдыхает аромат выдержанного напитка, но, прежде чем сделать глоток, все-таки дожидается, пока хозяин пригубит угощение первым.
В столице я, пожалуй, немедленно обвинил бы эссу Элари в оскорблении и вызвал бы на дуэль, но здесь все-таки провинция, нравы хоть и грубее, зато намного ближе к велениям разума. Вполне понятно, что секретарь Городского совета Наббини заботится о том, чтобы жить долго и по возможности счастливо. И ни в коем случае не желает выразить мне свое неуважение. Скорее даже наоборот, если рискнул прийти в дом, где хозяйничает «выдох».
– Чудный вкус.
– Вы правы.
Мы еще какое-то время молчим, наслаждаясь вином, но правила приличия требуют продолжить разговор раньше, чем бокалы оказываются пустыми.
– Эсса Конран, вы ведь уже давно живете в Наббини.
– Пятый год.
И только первый – от дня пробуждения Либбет. Меньше года прошло с тех пор, как девочка открыла глаза после сна, похожего на смерть. Вернее, и являвшегося таковым.
– Это довольно долгий срок.
– Согласен.
