Король-Бродяга (День дурака, час шута) (СИ) - Белякова Евгения Петровна (мир книг TXT) 📗

Он побледнел, капельки пота выступили у него на висках.

— Джоселиан… Она хотела подарить Вам ребенка. Она пила… отвар. Иногда случается так, что организм женщины не принимает напиток, и… словом — это случайность, даю слово.

— Случайность… — я отошел на шаг, отпустив его, сел на кровать. — Похороны завтра, Паскаль. На семейном кладбище. Рядом с моей матерью.

— Как прикажете, Ваше Величество.

Черного цвета: карета, плюмажи, одежда, вуали, небо и земля, чернее всех. Я не запомнил толком тот день. Какие-то бесцветные обрывки… две картины четче остальных, застывшие, оледеневшие… Было очень холодно, и цветы, что принесли на могилу, заиндевели. Было очень ветрено — и голуби, пытаясь взлететь, лишь бессильно махали крыльями и повисали в воздухе.

Вернувшись с кладбища, я прямо в одежде лег на кровать и провел в своей опочивальне весь день, и всю ночь… Наутро я спустился в тронный зал.

Снял корону и положил ее на сиденье трона.

Мой личный слуга, Ожерон, роста был среднего, телосложения худощавого и отличался длинными ногами. То же я мог сказать и про себя, поэтому взял его одежду — обычную, повседневную. Немного денег в дорогу. Хотя это я тогда думал, что взял мало — у королей свои представления о ценности золота, знай я больше, понял бы, что уношу с собой стоимость средних размеров виноградника с домом.

Валедо уже тогда казался мне городом, полным противоречий, и источником бесконечных просителей. Все от меня что-то хотели, а теперь, подумал я, им придется выплатить мне долг — поглотить короля, скрыть его от любопытных глаз, а еще лучше — предать забвению, чтобы уже завтра никто и не вспомнил, что был когда-то такой король — Джоселиан.

Никто и не заметил, как я выбрался из замка — прослышав о вчерашнем приступе гнева, прислуга старалась не попадаться лишний раз пред очи порывистого монарха, предпочитая забиться в углы и трепать языками про умершую Ивонн.

Улица Цветочная привела меня в центр, и в глаза бросилась вывеска — 'Театр 'Черепаха'. И, даже в моем погруженном в отчаяние и злость состоянии, я удивился — они-то откуда знают про этого южного зверя в панцире? Посольство из Хавира раз подарило мне одну, уверяя, что живут они до ста лет. Эта тварюшка с мордой старухи издохла через неделю.

К тому же, в своем самобичевании и подумал, что недостаточно хорошо знал мою Ивонн, и желание посмотреть на актеров заставило меня сначала замедлить шаг, а потом — толкнуть расписанную яркими красками дверь и войти внутрь.

Было темно, и где-то впереди раздавались голоса. Я пошел на звук, стараясь не споткнуться — судьба или везение уберегли меня от этого, а ведь насколько смешно было бы, если бы Его Величество нашли запутавшимся в декорациях и умершим вследствие удушения 'платьем первой актрисы для сцены отравления в третьем акте 'Неверной жены'.

В большом помещении, на освещенной только десятком свечей сцене стоял стол, за которым сидели мужчины. Четверо — одинаково мрачные, в подсчетах скудной наличности, рассыпанной по столешнице. У одного из них, сухощавого и длинноносого, в руках было перо и лист бумаги — он явно 'сводил концы с концами', да не получалось. Меня они поначалу не заметили — были слишком поглощены виднеющимся впереди крахом.

— Всего на трех представлениях за последний месяц было занято пол зала, на остальных — куда как меньше, — сказал длинноносый.

— Может, сменить репертуар? — спросил вихрастый парень в костюме охотника. Актер? Тогда они явно на мели, если он ходит в реквизите.

— Не репертуар сменить надо, а место. Мы осели, это плохо, зрителям быстро надоедает, если театр под боком. Мы должны быть неожиданной радостью, а не обыденной скукотищей. — Заметил старик с венчиком седых волос на голове.

— Значит, пора давать представления по городам, — подвел итог носатый, видимо, главный среди них. И тут я некстати двинулся, зацепив что-то. Троица обернулась.

— Мы заплатили налог неделю назад, — недружелюбно глядя на меня, пробурчал главный.

— Я за вас рад, — ответил я, и, не зная, о чем говорить, поднялся на сцену, так, чтобы оказаться на свету. Чего я ожидал? Что они, увидев меня, закричат 'Простите, Ваше Величество'? Наверное нет, да они так и не поступили.

Носатый встал, кивнул и представился:

— Джун Аварре, управляющий этого во всех смыслах примечательного балагана. А Вы?

— Джос… — начал я, осекся и поправился. — Джок.

— Покупаете, продаете?

— Осматриваюсь.

Кажется, он не заметил, как я запнулся. Вмешался молодой:

— Хотите купить это здание?

— Совсем нет…

Я задумался — а чего же я хочу? Определенно, потеряться. И совершенно точно — уехать подальше от столицы, короны, Советника и могилы Ивонн, где бы ее в конечном счете ни закопали.

— Я бы… я хотел бы предложить вам свои услуги.

— В качестве кого? — спросил Джун, косясь на скромную кучку медных и серебряных монет на столе. Знаете, такой тип человека, который после еды крошки со стола собирает, послюнявив палец.

— Мецената, — тут же нашелся я. Кажется, это был единственный ответ, способный вызвать у них вместо подозрительности благосклонность. — Давно хотел попутешествовать, и заодно присмотреться к театральной жизни, я хочу открыть свой театр, небольшой, знаете ли, скорее любительский.

Я врал вдохновенно, и, судя по всему, убедительно, потому что они оживились.

— И какую же сумму Вы готовы пожертвовать нашему скромному, но полному талантов театру?

— Десять золотых, для начала.

Они переглянулись, а я впервые за свою королевскую жизнь заподозрил, что истинная ценность золота мне неведома.

Но старого актера, которого, как я позже узнал, звали Пирс, мое богатство не впечатлило.

— У нас каждый работает, — сурово, по-стариковски глядя на меня из-под косматых бровей, сказал он, игнорируя шиканье управляющего, — что Вы будете делать?

— Играть, — брякнул я.

— Кого?

Тут, признаюсь, мне стало смешно — и, наверное, я решил подразнить судьбу, отвечая:

— Короля, например.

Они вытянули шеи, рассматривая меня. Я повертелся так и эдак. Джун почесал в затылке.

— Ну, в Вас чувствуется… то есть, Вы явно не бродяга. Хотя осанку я бы подправил.

— И бороду для значительности, — вставил младший.

— Речь поставить… Королей у нас обычно играет Хьюго, Вы бы видели. Бывали на наших представлениях?

— Нет, к сожалению.

— Жаль, действительно. Думаю, роль… дворецкого, пожалуй, Вам доверить можно.

Они согласно затрясли головами, а я отсчитал из кошеля десять монет с собственным профилем и положил на стол.

— Налог заплатим, — мечтательно сказал молодой.

Я не стал напоминать, что еще пять минут назад они уверяли меня, что налог уже заплачен, да и вообще, желал, чтобы монеты с выдающей меня надменной головой в короне как можно скорее исчезли.

Мы уехали из столицы на следующий день, купив три крытых повозки, оплатив 'налог на профессию' и задолженность по аренде здания театра (как молодой собирался мне его продать, для меня так и осталось тайной) и двинулись на северо-восток, поднимая клубы пыли.

Актером я оказался плохоньким — поначалу. Нет, я умел врать, умел изображать различные эмоции (для королей это необходимо в первую очередь после умения распознавать ложь и сдерживать свои чувства), но жить в роли я не умел. Меня учили — как я думал сначала, из-за золота, но потом понял, что актерская братия, в общем то, равнодушна к звону монет. Управляющий их, естественно, по должности своей вел себя с точностью до наоборот, но у него должность такая, и без его скупердяйства и пронырливости труппа не просуществовала бы и недели. Так что каждому свое.

Я и сейчас помню наизусть многие монологи, и могу продекламировать их так, что у зрителя слезы на глаза навернутся, или он будет падать от смеха, не в силах держаться на ногах — в зависимости от пьесы, трагической или комической. И если жизнь — это школа, то театр — это школа жизни.