Мальчик, который умел летать - Рихтер Гала (читаемые книги читать TXT) 📗
— Вкусно, — говорю я. Она отпускает волосы, усмехается уголком рта:
— Ты ешь, ешь. На занятие по полетам сегодня пойдешь?
Занятие по полетам? Мне вдруг становится смешно. Как будто мы в школе и у меня спрашивают, пойду ли я на урок. Только здесь уроки другие.
— Пойду.
— А я нет, — отзывается Тимур, — мне Леку велел три дня на полетах не появляться. Вот хмырь!
Лейка пожимает плечами:
— Еще раз ночью вылетишь, вообще отстранит. Пока весь курс не пройдешь, ночные вылеты запрещены, сам же знаешь.
Тимур корчит гримасу. Я краснею. Ночью он летал, чтобы достать мои костыли.
Чтобы никто ничего не заметил, отворачиваюсь к окну. Там ясный день, голубое небо и яркое солнце. На мгновенье солнце закрывает чья-то большая тень. Я вспоминаю слова Тимура. Гарпии.
— Летать ночью из-за гарпий нельзя?
Айше делает кивок:
— Из-за них тоже.
— А кто они?
Мне интересно, правда.
— Гарпии? — оживляется Лейка, — О них мало что известно. Они стражи гор, охраняют замок.
— От кого?
Лейка и Айше одновременно пожимают плечами. Я еще раз смотрю на небо, но там уже никого.
На полеты Леку меня не пускает. Останавливает у входа в открытую площадку одной из галерей.
— С тобой отдельно, мальчик.
— Почему?
Он трогает пальцем шершавую поверхность костыля.
— Когда это перестанет быть нужным, тогда и приходи. Сам. На своих двоих.
Тяжело выдыхаю. Горб словно становится больше и давит к земле. Но сказать ничего не успеваю: Леку уже уходит к краю площадки и собирает всех остальных.
Разворачиваюсь на костылях и ковыляю к каменной скамье у входа в галерею. Смотрю как взлетают знакомые ребята. Айше аккуратно шагает вниз, Лата и Лей стартуют одновременно и сразу же взмывают наверх. Лейка обгоняет брата и смеется.
Вытягиваю ноги. Так странно, что они чувствуют. Не всё, конечно, но боль, холод и тепло, прикосновение, уже точно.
Ставлю их так, чтобы можно было опираться ступнями о каменный пол. Поднимаюсь, опираясь ладони о скамью.
Если отпустить руки — упаду. Точно упаду, ноги уже подкашиваются.
Зажмуриваюсь от напряжения до разноцветных кругов перед глазами. Когда открываю, вижу перед собой хмурого Тима.
— Давай сюда руки, — говорит он.
Я мотаю головой и пытаюсь сесть.
— Руки давай! — рявкает Тимур, — Ну, быстро!
Я отрываю правую руку от скамьи, протягиваю вперед и почти падаю на Тимура. Он подхватывает.
— Твою мать, Кир, ты чего падаешь? Стой, я держу.
Держит крепко. Я стою на своих ногах, не костылях, почти минуту. А потом прошу осипшим голосом:
— Отпускай. Я упаду.
Но упасть не успеваю, Тимур помогает сесть на скамью. Ноги дрожат от напряга. Почему трясутся руки, я не знаю. Но меня бьет крупная дрожь. Выгляжу, наверное, как псих.
— Ты чего, Кир? Злишься опять на меня, да?
Он смотрит на меня с тревогой. Я не могу ответить — просто хватаю ртом резкий холодный воздух и пытаюсь унять дрожь.
Я не злюсь. Даже и не думаю злиться.
Я вспоминаю это ощущение, безумное, волшебное ощущение, что я стою, и меня колотит.
Получилось. Неужели получилось? Пусть Тимур меня держал, но стоял-то я сам.
— Тим, я стоял, — говорю я. и меня вдруг прорывает на нервный хохот, — Я сам стоял! Сам, Тимка, сам! Видел, да? Я могу, слышишь, я могу!
А потом плачу. Сам не хочу, но плачу. Слезы холодят щеки. Торопиво вытираю их рукавом свитера.
— Ну ты что, Кир? — Тимур заглядывает мне в лицо, — Всё же хорошо.
Да, всё хорошо.
Я смотрю на тонкие силуэты в небе. У меня получится. Должно получиться.
6.
Второй вечер я провожу в библиотеке. Я не читаю. Не люблю читать. Просто сижу в огромном круглом зале и смотрю в окно.
Библиотеку я нашел случайно. Шел по одному из коридоров и увидел маленькую дверь. А за дверью зал с высокими потолками. Крикнешь — будет эхо. У круглых стен — стеллажи с книгами. Я такие залы только в кино видел. И пусто…
Бродить по замку никто не запрещает. Просто ребята устают после полетов. А у меня полетов нет.
Вчера я сидел в кресле у окна до ночи. Смотрел на горы и думал о ребятах. Наверное, Леське-скрипачке тут бы понравилось. Настоящий замок, как в фильмах и в книжках. С галереями и переходами и узкими коридорами. С настоящими каминами и факелами.
Ноги болят. Они теперь не перестают болеть. Я пытаюсь ходить, только без Тимура еще не получается. Он говорит, что это из-за того, что мышцы слабые. А я думаю, что просто боюсь.
Тимур не всегда со мной. Ему интересней с ребятами. Там шутят, болтают, смеются. Он умеет дружить. Со мной ему скучно, наверное. Я не обижаюсь. А чего тут обижаться? И мне нравится сидеть здесь в одиночку. Это думать не мешает.
Дверь в библиотеку со скрипом открывается. Я оборачиваюсь. Держа перед собой факел, входит Леку. Видит меня и вздыхает.
— А, это ты… Чего сидишь в темноте?
Я жму плечами. Сижу… нравится.
Леку странный. Фиона простая, может смеяться, шутить. Может быть, потому что совсем молодая, лет на десять старше нас. А Леку много лет. Он строгий. Говорит мало и только по делу. Айше говорит, что он хороший учитель. Я не знаю. Он не разрешает мне ходить на занятия.
— В библиотеке принято книжки читать, юноша. А не в окошки глядеть, — говорит он, ставя факел в крепление на стене. Я зажмуриваюсь. Даже такой свет слишком яркий после темени за окном, — Или у тебя с чтением так же как с полетами?
Краснею. О полетах все говорят. Лейка сказала вчера, что когда ты в небе, о плохом не думаешь. Просто летишь. Как будто ты — часть ветра. И еще, когда летишь, понимаешь что правда, что нет. Что стоит делать, и чего делать не стоит. Наверное, поэтому нас и учат летать.
— Я научусь, — говорю я глухо.
— Летать или читать? — усмехается Леку.
— Читать я умею.
Он встает и идет к полкам. Возвращается через минуту с какой-то книгой в руках. Бросает ее мне на колени.
— Держи. Прочти ее.
Я осторожно беру ее в руки. Тяжелая. А обложка мягкая, как будто из кожи. Надписей нет.
Смотрю на Леку. Мотаю головой.
— Не буду.
— Почему?
— Не хочу.
Старик нагибается, забирает у меня из рук книгу и смеется.
— Вот и с ногами так же, мальчик. Захоти.
Ночью я просыпаюсь от птичьего крика за окном. Резко сажусь и смотрю в ночное небо. Луну пересекает крылатая тень.
Гарпии. Стражи.
Вспоминаю хищный клюв и медное оперение и вздрагиваю.
Уснуть снова не удается. Слишком ярко светит луна. Слишком свеж в памяти вечерний разговор с Леку.
Я пододвигаюсь к краю кровати и свешиваю ноги вниз. Рука привычно тянется к костылям. Одергиваю себя. Надо встать. Самому.
Просто захоти.
Переношу тяжесть тела на ноги и встаю. Ноги сразу же начинают дрожать. Но не так сильно, как еще вчера. Теперь нужно сделать шаг. Делаю глубокий вдох и шагаю вперед. Получается. Я даже не заваливаюсь в сторону. Еще один шаг. И еще один.
Останавливаюсь у окна, прислоняюсь к стене. Со лба течет пот.
Я смотрю на темнеющие горы, на звезды и на светлеющее где-то далеко, на востоке, небо, и понимаю, что все это по-настоящему. Я хожу. Я горбун, калека, урод, но я хожу. И я смогу летать.
Возвращаться в кровать легче и труднее одновременно. Легче, потому что знаешь сколько тебе идти. Всего три шага. Труднее, потому что в ногах страшная усталость. Сажусь на кровать и вместо того, чтобы уложить ноги руками, пытаюсь сделать это сам. Движение дается с трудом.
Но я могу это сделать.
Я ложусь поудобнее, укрываюсь с головой одеялом и принимаюсь мечтать.
Утром самое тяжелое — не смотреть на костыли. Они стоят, прислоненные к прикроватной тумбочке.
Я решительно встаю на ноги и иду в ванную. До нее дальше, чем до окна. Шагов десять, не меньше. Но дойти получается едва ли не быстрее, чем ночью. Ноги словно стали крепче за прошедшие часы. Они болят и подкашиваются, и со стороны я наверное очень глупо выгляжу. Но у меня получается и стоять, и идти.
