Ведьма - королева Лохлэнна - Смит Джордж Генри (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Летом 1944 года Филипп приехал в Балморал и после писал королеве Елизавете, какое удовольствие участвовать в “простых семейных радостях и развлечениях, в которые тебя с готовностью принимают” (11). В декабре этого же года, пока Филипп был на флоте, его шестидесятидвухлетний отец умер от остановки сердца в номере отеля “Метрополь” в Монте-Карло. Своему двадцатитрехлетнему сыну он оставил лишь несколько чемоданов одежды, помазок с костяной ручкой, запонки и перстень с печаткой, который Филипп затем будет носить не снимая (12).
Пока Филипп завершал службу на Дальнем Востоке, Лилибет наслаждалась свободой послевоенного периода. В августе 1945 года она вовсю радовалась балморалской вольнице, охотясь на оленей, устраивая пикники на вересковых пустошах и распевая “народные припевки” (13) с родителями. Единственной утратой, омрачившей это радостное время, стала смерть няни Елизаветы, Аллы, которая скончалась в декабре 1945 года после непродолжительной болезни во время первого семейного Рождества в Сандрингеме, только что открытом после шестилетнего перерыва.
Той осенью Лилибет получила в Букингемском дворце собственные апартаменты с золотисто-розовой цветочной отделкой (14) и видом на Биг-Бен, а также обрела личный маленький “двор”, состоящий из двух фрейлин, лакея (называемого также пажом), горничной и Бобо, которая теперь выполняла обязанности ее камеристки (приближенной, которую посвящают в личные дела). Одну из фрейлин, миссис Викари Гиббс (15), а также свою кузину леди Мэри Кембридж и нескольких гвардейцев Лилибет пригласила в Сандрингем, самостоятельно развлекала гостей за ужином, включала радио и участвовала в играх.
На приеме, который устроили Гренфеллы в своем особняке в Белгравии в феврале 1946 года в честь празднования мира, принцесса поразила Лору Гренфелл “абсолютной непринужденностью <…> Она располагает к себе остроумием и добрым юмором <…> Все рыдали от смеха, когда она рассказывала о часовом, сбившем штыком ружья собственную шапку, когда брал на караул” (16). Елизавета “перетанцевала все танцы” (17). Она “веселилась до упада”, а “гвардейцы в форме выстраивались в очередь”.
В марте 1946 года Филипп окончательно вернулся в Лондон. Он поселился в доме Маунтбеттенов на Честер-стрит, вверив свой потрепанный гардероб заботам дядюшкиного дворецкого. Филипп был частым гостем (18) в Букингемском дворце – лихо влетал через боковой въезд на своем черном спортивном “моррисе” и поднимался к Лилибет в гостиную на ужин, где Крофи выполняла роль дуэньи. Маргарет тоже неизменно оказывалась рядом, и Филипп принимал ее в бурные игры с мячом или салки по длинным коридорам. Крофи он подкупал своим шармом и простотой, которая сильно контрастировала с замшелой чопорностью придворного окружения.
Во время месячного визита в Балморал летом 1946 года Филипп сделал предложение Елизавете, и она сразу же его приняла, даже не спросив родителей. Отец дал согласие при условии, что помолвка останется тайной до следующего апреля, когда принцессе исполнится двадцать один. Как и принцесса, Филипп не был склонен демонстрировать чувства на публике, поэтому скрывать их оказалось несложно. Однако в трогательном письме к королеве Елизавете он излил их без утайки, спрашивая, заслужил ли он “все то хорошее, что со мной происходит” (19), особенно “эту огромную всепоглощающую любовь”.
Придворные, аристократические знакомые и родные королевской семьи относились к Филиппу с подозрением, считая его нищим втирушей. Он раздражал их своей непочтительностью к старшим. Но самое главное, они воспринимали его как иностранца, немца или, в моменты крайнего негодования, “гунна” – самое большое оскорбление для тех, кто только что пережил кровопролитную войну. И хотя его мать родилась в Виндзорском замке, сам он учился в Англии и доблестно служил в британском флоте, избавиться от континентального флера Филипп не мог, как не мог обрасти школьными связями “старых итонцев”. Кроме того, в датской династии, правившей в Греции, действительно преобладали немцы, в число которых входил и дед Филиппа по отцу, принц Людвиг Баттенбергский. Щекотливой темой оставались и немецкие мужья его сестер.
При этом никто не упоминал, что и британская династия с XVIII века получала неоднократные вливания немецкой крови. После “Славной революции” 1688 года, когда католик Яков II бежал из Англии, корона перешла к его дочери-протестантке Марии II Стюарт, которая правила вместе с супругом Вильгельмом III. Вслед за Марией на трон взошла ее сестра королева Анна и правила до своей смерти в 1714 году. Поскольку наследников она не оставила, в силу вступил Закон о престолонаследии 1701 года – парламентская мера, призванная обеспечить присутствие на троне протестанта. Закон обязывал передавать корону лишь по линии Софии Ганноверской, внучки Якова I. На момент смерти королевы Анны преемником оказался сын Софии, Георг Людвиг, ставший первым представителем ганноверской династии на британском престоле – королем Георгом I. Ни он, ни его рожденный в Германии сын король Георг II не говорили по-английски. Первым британцем в ганноверской династии стал король Георг III, взошедший на трон в 1760 году.
В XIX веке немецкую линию британских престолонаследников усилил брак герцога Кентского Эдуарда, четвертого сына Георга III, с принцессой Саксен-Кобург-Заальфельдской, в результате которого на свет появилась принцесса Виктория, занявшая трон после смерти дяди, короля Вильгельма IV. Затем королева Виктория еще раз укрепила немецкие позиции, выбрав в мужья принца Альберта Саксен-Кобург-Готского, взяв его фамилию и выйдя из ганноверской династии. Их внук Георг V, в свою очередь, женился на Марии, отец которой, принц Франц, герцог Текский, был немцем. Принцесса Виктория Мария Текская, хоть и родилась в Кенсингтонском дворце, всю жизнь говорила с легким немецким акцентом.
Во время Первой мировой войны, на фоне сильных антигерманских настроений в Британии, король Георг V принял стратегическое решение избавить королевскую семью от тевтонских ассоциаций. Королевским указом 1917 года он переименовал династию Саксен-Кобург-Готских в династию Виндзоров, в честь древнего фамильного замка, и переиначил на английский лад фамилии боковых ветвей семьи: Баттенберги стали Маунтбеттенами, Теки – Кембриджами и Атлонами.
Елизавету не смущали претензии к немецким корням Филиппа и дерзким манерам. Для предполагаемой престолонаследницы этот самодостаточный красавец был глотком свежего воздуха. Она понимала, что с ним будет непросто – однако он не даст ей скучать, в отличие от тех, кого прочила дочери в мужья королева Елизавета. Знакомый с понятием долга, Филипп в то же время не давал загнать себя в рамки и мог скрасить серые протокольные будни. Насколько жизнь принцессы была расписана до мелочей, настолько Филиппа ничто не сковывало, не связывали имущественные и прочие обязательства земельного британского аристократа. По свидетельству Патриции Маунтбеттен, принцесса чувствовала, что под защитной броней “у Филиппа бьется полное любви сердце, к которому нужно лишь подобрать ключ, и Елизавета этот ключ подобрала” (20).
В принцессу “нетрудно было влюбиться, – утверждала Патриция Маунтбеттен. – В такую красивую, остроумную, веселую. С ней приятно было танцевать и ходить в театр” (21). За семь лет, прошедших с их первой встречи, Лилибет (так теперь называл ее и Филипп, добавляя “дорогая”) превратилась в настоящую красавицу, а миниатюрное сложение только подчеркивало эту красоту – не классическую, скорее в духе очарования “пин-ап” (22), как выразились в журнале “Time”. Высокая грудь (как у матери), узкие плечи, тонкая талия и точеные ножки. Волнистые каштановые волосы оттеняли фарфоровое лицо с “сахарно-розовым” (23), как его назвал Сесил Битон, румянцем, живыми голубыми глазами и сочными губами, которые растягивались в ослепительной улыбке, переходящей в заразительный смех. “Смех как будто переполняет ее изнутри, – подметила кузина Елизаветы Маргарет Роудз. – Она смеется всем лицом” (24).
Елизавета не стремилась выглядеть броско и стильно. Почти до самой юности они с сестрой одевались в одинаковые детские наряды, прежде всего чтобы успокоить Маргарет, которая всегда “гналась за сестрой” (25), – объясняет Анна Гленконнер, близкая подруга младшей из принцесс. Лишь когда Лилибет исполнилось девятнадцать, она начала выбирать себе одежду сама, но даже тогда тяготела к консервативному стилю и пастельным тонам, которые предпочитала и ее мать, избегая даже намека на декольте. Крофи стоило немалых усилий уговорить ее на ярко-красное парадное платье с плиссированной юбкой и приталенный жакет с белым шелковым кантом – “один из самых обворожительных ее нарядов” (26), по свидетельству гувернантки. Принцессу увлекал процесс заказа одежды у придворного модельера Нормана Хартнелла – эскизы, модели, примерки. Однако вертеться перед зеркалом у нее не хватало терпения, любование собой было не в ее характере.
