Сказания земли Ингесольской (СИ) - Котова Анна Юрьевна (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Взбежала на крыльцо, осторожно, стараясь не шуметь, открыла дверь и вошла.
Свет не горел, только через окно заглядывал утренний сумрак, и среди теней, заполнявших комнату, самой темной тенью был шаман. Он сидел на пятках возле постели больной и на грани слышимости тянул низкую ноту, раскачиваясь вперед-назад. Пахло горькими травами и дымом. Над грудью Хелены висело слабо мерцающее зеленью туманное облачко. Шаман протянул вперед руку, не вставая, и облачко, бледнея, исчезло, кажется, оно втянулось в раскрытую ладонь. Ирена моргнула. Померещится же…
Шаман крепко сжал кулак, не глядя, опустил руку в глиняную миску, стоявшую возле его колен на полу. Плеснула вода, запах трав усилился. Шаман вновь протянул руку вперед. С пальцев сорвалась дымящаяся капля, сверкнула серебристо, упала. Сидел, тянул ту же ноту, снова выхватил что-то из воздуха, утопил в миске. Опустил голову, гудение затихало и наконец совсем затихло, растворившись в наступающем утре.
Встал. Бросил, не оглянувшись:
— Воду за забор, в крапиву. Да смотри, сама не коснись.
Ирена подхватила миску и едва не вскрикнула, обжегшись. Кипяток, даже через глину горячо.
А он опускал туда руку.
Несла посудину, ступая осторожно, чтобы не расплескать. Вылила, как и было велено, в крапиву под самым забором. Вода вспыхнула зелеными искрами, на крапивных же листьях помутнела и побурела, склизкая какая-то.
Вернулась в дом.
— В миску — печной золы до краев, и выставь ее на крыльцо. И поторопись, мне пора. Отвезешь меня на остров. Вернешься — вымоешь в проточной воде.
Кивнула, засуетилась, перемазала в золе руки и джинсы, стояла на крыльце, отряхивалась.
— Идем, — сказал шаман.
Шел уверенно и твердо, но Ирена чувствовала: вымотан. На берегу повел головой вправо, влево, указал на одну из лодок:
— Эта.
Не помогал спихнуть судно в воду. Перешагнул через борт, сел на среднюю банку, предоставив девушке возиться с мотором. Ничего, справилась. И причалила гораздо удачнее, чем ночью. Молча поднялись по тропе к шаманьему логову. Поднялся на крыльцо, остановился. Стянул с головы шапку с черепом. Не оборачиваясь:
— Ты заходила вчера. Зайди и сейчас.
Послушно вошла. Ждала, стоя у стола, слушала бряканье амулетов за фанерной перегородкой. Наконец вышел. Длинные волосы спадают спутанными прядями, под глазами темные круги, плечи ссутулены. Ухватился за край стола, пальцы дрожат. Сел на табурет.
— Круг завершен правильно. Теперь иди.
Помедлила, глядя во все глаза. Хотелось погладить его по голове, сказать что-нибудь глупо-ободряющее. Но не посмела.
Зашарил по столу, нащупал пульт от плеера. Повторил:
— Иди же. — И, прежде чем нажать кнопку на пульте, добавил: — И козу подои. У тебя получится.
Ирена шагнула на крыльцо, подталкиваемая в спину грохотом тяжелого рока.
Вернулась в поселок. На берегу снова маячил хозяин лодки, хмурый, как и вчера, и, как и вчера, ничего не сказал, только проверил, все ли в порядке с его судном. Значит, мы оба раза брали одну и ту же лодку…
Хелена спала, спокойно дыша, и жара не было. Ирена постояла, прислушиваясь к ее дыханию, потом сходила к ручью, вымыла миску. Вытерла ее, поставила на стол. Тяжело вздохнула и отправилась к козе. В жизни не доила коз и даже не видела, как это делают… с чего он взял, что у меня получится? Но руки уверенно легли на вымя, пальцы зашевелились, перебирая соски, и в подставленное ведерко брызнула тугая струйка молока. Коза стояла тихо, не хулиганила.
Вошла в дом, перелила молоко из ведерка в кувшин.
Хелена зашевелилась, приподнялась на локте.
— Орей, Ирена, — сказала слабым голосом. — Ты и с козой управилась?
— Сама не пойму как, — смутилась Ирена. — Первый раз дою, и надо же — вышло…
— Первый раз? — удивилась Хелена. — А вчера?
— Вчера шаман доил.
— Ой нэ! — Хелена села на постели и всплеснула руками. — Ланеге? Сам? Что делается, ой, что делается… Девочка, дай-ка мне молока. Не сейчасошнего. Того.
Шельпа исчезла внезапно. Еще вчера вынимали полные сетки, а сегодня — склизкая водяная трава да несколько случайных рыбешек. Осенний лов закончился.
Вышедшие на рассвете рыбаки вернулись в поселок. Началась общая суета, люди перекликались, хлопали калитки, гремели ведра, взвизгивали на точилах ножи. Одинокий женский голос завел протяжную песню, подхватили соседки, вступили грубые мужские голоса. Ирена вышла на крыльцо. Над Таурканом плыла осенняя песня, и подчиняясь ей, с торжественными лицами выходили со своих дворов оннегиры. На ком — кожаная куртка, отороченная мехом дикого зверя, на ком — меховая шапка, у кого — яркий пояс, вышитый красным и черным. Женщины достали из сундуков праздничные рубахи, вплели в волосы яркие ленты и витые шнурки, на концах кос болтались, брякая, деревянные и костяные фигурки, бубенцы и меховые помпоны. Бегали дети в обычных штанах и свитерах, но в вышитых поясках.
Ирена остро ощутила свою чуждость. Одета не так, ничего не понимаю, куда все идут… К ее калитке подбежала, слегка подпрыгивая, десятилетняя Лехта, позвала:
— Ире, Ире, надо идти! У тебя рыба есть? А, откуда рыба… Соль есть? Мука, крупа?
— Погоди, не тараторь, — взмолилась Ирена. — Зайди, объясни толком, куда идти и зачем рыба.
— Шельпу благодарить, общую уху варить, — сказала Лехта. — Нарядись, возьми для супа что-нибудь, и идем!
Ирена вернулась в дом, перетряхнула вещи. Легко сказать — принарядись… Потом осенило. Вытащила свою серую матерчатую сумку, с которой когда-то дома, в столице, бегала на занятия. Перецепила зверушек и значки на свитер. Повязала вокруг головы пестрый шарфик. Ну и пусть все это — поделки бессмысленных вараков! Очевидно, что я украсила свою персону, как уж сумела, на свой варачий лад. Так, теперь моя доля в ухе… Рисовой крупой ее точно не испортишь, и соли захватить… и у меня есть немного перца и лаврушки. Сгодится!
Натянула толстые носки, влезла в резиновые сапоги, вышла — Лехта переминалась с ноги на ногу, готовая сорваться с места. Увидела Ирену, окинула взглядом, кивнула одобрительно:
— Хорошо. Идем же!
Собрались на мысу к западу от поселка. Здесь из валунов был сложен очаг, и сейчас на камнях стоял здоровенный котел, под ним уже разведен был огонь. Под ту же нескончаемую песню собрали уху — каждый внес свой вклад, кто рыбешкой, кто, как Ирена, горстью крупы, кто приправами. И каждый подбросил в костер по веточке. Ирена спросила, о чем поют, ей охотно ответили, но версии разнились, люди даже поспорили немного — похоже, они сами не понимали всех слов. Ясно было только — благодарят Хозяина вод, охон-та Кулайсу, радуются, что шельпа хорошо ловилась, и надеются, что в зимние морозы будут клевать хойла и сичега.
Бурлила вода в котле, пели, хлопая себя по коленям, оннегиры, вскрикивали хором: «ойя!», и Ирена хлопала и вскрикивала вместе со всеми, потом оказалось, что в общую музыку уже некоторое время вступил шаманский бубен — она не заметила, когда именно, просто услышала вдруг, что он тоже тут. Шаман плясал вместе со всеми, не вел за собой, просто участвовал, но появилось четкое удовлетворенное осознание: вот теперь совсем правильно, вот теперь охон-та Кулайсу слышит нас и доволен нами, и, вероятно, будет к нам благосклонен в эту зиму.
Потом ели уху, брали куски рыбы прямо руками — здесь и сейчас не полагалось ложек. Перемазанный жиром общей ухи будет жировать. Собаки отирались поблизости в надежде на поживу, и их не обидели. Жадничать нельзя. Милость духов переменчива.
Далеко заполночь Ирена тихо отступила в темноту. После долгой пляски и сытной еды отчаянно хотелось спать. Она заметила, что сельчане по одному-двое уходят от праздничного костра, уносят задремавших детей. Значит, никто не обидится, если и она отправится домой.
Отошла шагов на двадцать. За спиной мерцал постепенно угасающий костер, все еще звучал, понемногу затихая, поредевший хор, впереди едва угадывалась тропа, чуть более светлая, чем окружающий мрак. Из ночи бесшумно выступила плотная тень. Ирена вздрогнула от неожиданности, споткнулась, едва не выронила в траву рыбий хвост, прихваченный для кота.
