Портрет прекрасной принцессы - Чиркова Вера Андреевна (е книги TXT) 📗
ГЛАВА 4
— А квадратики-то у тебя найдутся? — подозрительно поинтересовался, нависая надо мной, трактирщик.
Я молча выложил на выскобленные добела доски пару медников и удрученно вздохнул. Именно так, как, на мой взгляд, должен вздыхать бродяга, расстающийся с последними деньгами.
— Ну и чего тебе подать на такие большие деньги? — Непонятно пока, чего больше прозвучало в его вопросе, иронии или все же издевательства, однако я уверен, что вскоре мне удастся услышать совершенно иные интонации.
— Молочка бы… и хлебушка белого. Желудок у меня… не терпит иного.
— И как давно не терпит? — В голосе хозяина сквозь насмешку звучит неприкрытое недоверие.
— Да уже больше двух лет. Весной, точно помню, поел я похлебки из зайчатины, и сразу скрутило. Небось заяц был травленый, а я-то гадал, чего он так легко попался.
Молча сцапав мои квадратики, великан исчез в дверях кухни, а через минуту оттуда выплыла немолодая разносчица, держа в руках крынку с молоком и полковриги хлеба. Поставив крынку передо мной, ловко выхватила из бездонного кармана кухонный нож и прямо на столе покромсала хлеб на ломти.
— Ешь сколько сможешь, остатки я тебе с собой в тряпицу заверну, — поглядывая на меня с сочувствием, сообщила женщина и неспешно удалилась в обратном направлении.
Я запивал душистый хлеб густым холодным молоком и пытался понять, поверил ли мне трактирщик. Если поверил, то почему повел себя так равнодушно?! А если нет, то не слишком ли много продуктов я получил за свои медники? Впрочем, мой желудок вовсе не считал, что это так уж много, все-таки я нормально обедал, вернее, завтракал больше суток назад, незадолго до побега. Правда, в свертке, который сунул мне на прощанье Гавор, оказались именно такие продукты, которые хороши в путешествии. Высушенные почти до состояния сухарей копченое мясо и сыр, замешенная на яйцах и масле, тонко нарезанная сухая лапша и жареные ядра горного ореха. Весят такие продукты немного, а сваренные в котелке дают очень наваристую и питательную похлебку. Причем, что особенно важно, при нехватке времени их можно жевать и на ходу. Я так и делал, отмахав несколько миль по дну оврага и еще почти миль двадцать после использования амулета переноса. Мог бы пройти и больше, кабы шагал не по полям и грозовые тучи не затянули полуночное небо непроницаемым пологом. Однако невзирая на то, что непросохшая после зимы почва в низинках пыталась оставить себе на память мои сапоги, выходить на дорогу я не собирался, хотя и двигался на запад, а не на север, где находится Шладберн и куда, по логике преследователей, я должен был стремиться. Но не стремлюсь, потому что вовсе не желаю попасть им в лапы. А желаю попасть в гости к одному старому должнику, коего я однажды случайно спас от больших неприятностей. И который в нашу последнюю встречу, подстроенную через верных людей, стребовал с меня обещание в случае нужды обращаться к нему безо всякого стеснения. Дав мне для связи адрес того самого заведения, где я сейчас поглощаю скромный обед.
— Поел? — Разносчица сноровисто завернула в салфетку оставшийся хлеб. — А теперь иди. Да не благодари, лучше помоги парнишке бычка на выпас отвести, такой шалый бычище об этот год, просто беда.
— Помогу, чего ж не помочь, — гадая, правильно ли понял намек, ответил я, вставая со скамьи и направляясь к двери, — а где, бычок-то?
— Во дворе, иди через черный вход, так ближе, — указала на дверку за стойкой женщина, смахивая со стола крошки, и я, проходя мимо начищенного до блеска медного чайника, довольно подмигнул своему отражению.
Брр. Ну и рожа! При одном только взгляде на торчащие в разные стороны смоляные лохмы и нечесаную бороду так и хочется быстренько вывернуть все карманы и вежливенько протянуть на ладошке их содержимое. Собственному отражению, разумеется, больше вокруг не наблюдается никого, обладающего такой разбойной внешностью.
Но я сам сотворил себе именно такую, при помощи алхимических зелий Ештанчи и крошечного зеркальца. А перед тем снял и тщательно схоронил под выворотнем приметную одежду управляющего, в которую завернул использованный амулет личины и остальные вещи в надежде когда-нибудь за ними прийти. И остался в таком рванье, что те из местных жителей, кто ранее заметил бредущего по полям и перелескам мужчину в зеленом камзоле, никогда бы не признали меня за него.
— Ну же, шагай, зараза упрямая! — Парнишка, дергавший за ошейник пятнистого бычка, оглянулся на меня и приказал: — А ты чего стоишь, бери веревку! Я сзади подгонять буду!
Так это что, слова разносчицы не были просто поводом, чтоб отправить меня с провожатым, и я на самом деле должен тащить на еле пробившуюся травку упрямую животину?
Если впредь мне пообещают заплатить золотом за подобную работу, я сто раз подумаю, прежде чем взяться. Настырное животное оказалось на удивление сильным, а его представление о том, куда нужно бежать, было противоположным приказу, полученному мной. И тянуло оно меня с такой скоростью, что нечего было и думать остановиться или взять на себя управление его передвижением.
В результате мы три раза обежали вокруг хлева, где надрывно орала учуявшая своего ребенка корова и куда, судя по выкрикам бегающего следом мальчишки, нам нельзя было попадать ни в коем случае. А потом этот пятнистый монстр заинтересовался пробегавшей мимо трактира собачонкой, и мы рванули за ней. Хорошо еще, что она успела юркнуть под ограду, и, пока бычок заинтересованно присматривался к висевшей на ней дерюжке, нас догнал пастух.
— Иди туда! — Взмахом одной руки указав мне направление, он смело сунул другую прямо в пасть пятнистому чудовищу.
Не знаю, чем она была вымазана, но бычку это явно понравилось, и несколько шагов он послушно шел рядом с парнишкой. Дав мне время забежать вперед и натянуть веревку.
Когда мы наконец достигли полянки на склоне одного из окрестных холмов, где бычку предстояло провести остаток дня, я чувствовал себя одновременно и героем, и простаком, перетаскавшим гору камней за крынку молока.
Пока пастух привязывал длинный поводок мгновенно успокоившегося животного к торчавшему на склоне деревцу, я сидел на валуне, с наслаждением глотал легкий весенний ветерок и уныло разглядывал повисшие на горизонте темные облака. И они не нравились мне все больше. Если не удастся сегодня добраться до цели моего путешествия, то придется ночевать под дождем. И хотя я вовсе не неженка, перспектива такого испытания на прочность вовсе не добавляет оптимизма моей душе.
— Иди вон туда, — остановившись рядом со мной, тихо пробормотал парнишка, указывая глазами направление, — перейдешь речку по бревну и увидишь тропку. Иди по ней, никуда не сворачивая, это углежоги протоптали. А как доберешься до ежевичника, не зевай, будет незаметный отворот вправо. Шагов эдак через двадцать от первых кустов. Только погляди вначале, чтоб никого вокруг. А коли правильно пройдешь через ежевичник, увидишь березу о трех головах, на нее и иди, да не петляй, болото там. А уж от березы все просто, лощинкой так и иди.
Я дружески хлопнул парнишку по плечу и решительно зашагал в указанном направлении. Впрочем, других вариантов у меня все равно не было.
Однако, уже дойдя до речки, обнаружил, что то ли пастух плохо объяснил, то ли я не так понял. Только никакого бревна и поблизости нигде не было видно. Для верности я прошел пару сотен шагов вверх по течению, потом еще несколько раз по столько же вниз и только тогда увидел вдалеке нечто похожее на переправу. Пробираясь к ней сквозь заросли прошлогодней осоки, я с досадой начал понимать, что парень меня нагло обманул. А может, и его мать, внешнего сходства пастушонка с разносчицей трудно было не заметить. Ну а если протянуть ниточку предположений дальше, то выходит, что провел меня сам трактирщик.
Значит, не поверил или посчитал недостойным знакомства с Раммом. Ну конечно, от северянина за версту тянет благородными предками. Десятком поколений как минимум. Есть в его бледной физиономии что-то такое, что трудно объяснить словами, но зато сразу определяет подсознание. Особенно женское. За те шесть или семь дней, что мы провели вместе, я не раз становился свидетелем, как девицы разных сословий и возрастов начинали при виде Рамма вести себя более скованно и молчаливо. Даже самые заядлые болтушки мгновенно превращались в чопорных скромниц.
