Лотосы Юга - Лорд Джеффри (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
Обитатели Ратона не относились к числу вегетарианцев и убежденных трезвенников, так что первые дни Блейд с жадностью поглощал мясо во всех видах, огромное количество фруктов и сдобы, не забывая о вине. Наконец вес его восстановился и воспоминания о вкусе сырой рыбы изгладились из памяти; Фалта, врач-диетолог, посоветовала ему ограничиться в обед одним полуфунтовым бифштексом вместо двух-трех. С этой прелестной маленькой женщиной, белокожей и зеленоглазой, у странника установились отличные отношения. Она ясно дала понять, что готова заботиться о своем пациенте и днем, и ночью, чем Блейд отнюдь не пренебрег. Он сожалел о малышке Найле, он помнил о златовласой Лидор, поджидавшей его в Айдене, он любовался точеной фигуркой Састи и не отказался бы при случае затащить координатора в постель, однако воспоминания и мечты оставались только воспоминаниями и мечтами; Фалта же была приятной реальностью.
Ближе к вечеру Блейд занимался с учителем. Чаще всего в этом качестве выступала Азаста, что он приветствовал со всем возможным энтузиазмом, но нередко уроки давали другие члены координационного совета Хорады — пожилой бородатый Клевас, большой насмешник и знаток местного неписаного фольклора, или длинный тощий Сэнд, специалист по связи. Занятия проходили на первом ярусе, прямо в рабочих кабинетах учителей, и нисколько не напоминали лекции в Оксфорде или в школе «Секьюрити Сервис». По сути дела, их и занятиями трудно было бы назвать; беседы — вот более правильное определение. Блейд спрашивал, ему отвечали, подробно и без купюр. Потом задавали вопросы ему -об Айдене и Хайре, о великом походе на Юг и битве в холмах, о трогах, ютившихся на островах Зеленого Потока, о жителях Гартора. Он мог отвечать, мог отказаться — это не вызывало ни раздражения, ни попыток выведать истину. В этих кабинетах не вели допросов; в них делились мнениями, обсуждали, спорили. Спорами чаще всего заканчивались встречи Блейда с Састи и Клевасом; Сэнд, менее эмоциональный, в основном толковал с учеником о науках и искусствах.
Блейд понимал, что его готовят к определенной работе; и, скорее всего, ему предстояло стать резидентом в Айдене, унаследовав пост старого Асруда. Но Асруд был ратонцем и одним из лучших сотрудников Хорады, тогда как его сын еще не получил вотума доверия. С ним говорили, к нему приглядывались, его учили — в том числе вещам, которые он знал лучше учителей.
Главное, однако, заключалось не в уроках по географии Айдена, не в скудных сведениях о загадочных странах Кинтана и даже не в информации о ттна, миролюбивых космических альтруистах. Постепенно Блейд проникался духом Ратона, вкушал, впитывал его, словно колдовской аромат белых лотосов забвения. Пятнадцать лет он искал рай — может быть, почти неосознанно и без особых надежд на успех; теперь же райские златые врата распахнулись перед ним. Тут отсутствовали ангелы и блаженные души, не трубили в трубы херувимы, не извергали поучений апостолы, и неофитов не заставляли бренчать на арфе и славить грозного Творца Вселенной. Тем не менее, это был рай. Ни властей, ни полиции, ни армии, ни судов, ни денег, ни налогов, ни контрактов, ни международных интриг и внутренних смут, ни наркоманов, ни гангстеров, ни террористов… В мире Блейда — да и в большинстве других миров, где он побывал, — труд был проклятием. Люди жили ради работы и работали, чтобы выжить; лишь немногие преследовали иные цели и трудились ради власти, успеха или чистого знания. В Ратоне жили ради жизни. Работа была развлечением, игрой, в которой никто не пытался затоптать партнера, понимая, что играть в одиночку далеко не так интересно, как в приятной компании.
Утопия? Да! Но духовными отцами ее были не люди, не гуманоиды; возможно, поэтому она и состоялась.
На первый взгляд Ратон являл собой бесконфликтное общество, которое регулировалось не верховной властью, а общепринятыми традициями и нормами поведения, безусловно исполняемыми каждым. Эта самоуправляющаяся система функционировала без сбоев, предоставляя людям, своим крошечным элементам, тот максимум свободы, который возможен лишь в истинно цивилизованном социуме. И Блейд, уроженец несчастной, полуголодной и раздираемой противоречиями Земли, прекрасно понимал, что это значит.
Только большое богатство давало большую свободу; настолько большое, что проблемы дележа, справедливого или нет, просто не существовало. Все социальные и экономические системы Земли в конечном счете предлагали ту или иную модель этого проклятого дележа: сколько — рабочим, сколько -крестьянам, сколько — капиталистам, и сколько — гомосексуалистам. Коегде удавалось добиться относительной стабильности, но рано или поздно приходили люди с ружьями — из соседнего дома или из соседней страны — и заявляли: все — наше. Этого всего было настолько мало, что едва ли сотая часть населения Земли могла не беспокоиться о завтрашнем дне. Причем речь шла не о безопасности, а лишь о куске хлеба и крыше над головой.
Ратон же был безмерно богат. Богат знаниями, полученными некогда в дар и приумноженными за столетия. Блейд не сумел разобраться в технической стороне дела, но понял одно: здесь овладели неисчерпаемыми источниками энергии и неиссякаемыми ресурсами сырья. Где-то в горах, на севере и востоке континента, находилось то, что он счел огромными рудниками и гигантскими заводами, полностью автоматизированными и не требовавшими человеческого присмотра. Действительно ли там добывалась руда, выплавлялись сталь и алюминий, производились трубы, рельсы, прокат? Или же он мыслил привычными земными категориями, не имевшими отношения к делу? Возможно, здесь получали сырье прямо из оливинового пояса планеты; возможно, осуществляли трансмутацию элементов…
Как бы то ни было, ни в чем не ощущалось недостатка. Гдето паслись стада и зеленели плантации; где-то шумели бескрайние леса, дарившие дичь, древесину и свежий воздух; гдето бесчисленные подземные фабрики извергали потоки обуви, тканей, одежды, консервированных продуктов, бытовой техники, сборных конструкций — ровно столько, сколько нужно, и еще чуть-чуть сверх того. Это хозяйство не требовало больших забот и было отдано на откуп молодежи, подросткам, еще не созревшим для более великих свершений.
Чем же занимались остальные? Разведением роз? Художественной вышивкой? Дрессировкой кокер-спаниелей? Размышлениями о вечном?
Этого Блейд пока не знал. Но организация, в которой он сейчас пребывал — в неопределенном положении не то курсанта, не то стажера, — занималась внешней охраной страны.
— Не понимаю, — Блейд откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, -как может сочетаться столь безмерное могущество со столь позорным бессилием!
Он сидел в кабинете Клеваса, историка. Его наставник расположился по другую сторону круглого стола, на котором поблескивал серебристый экранчик для чтения книгофильмов и соблазнительно розовел графин с вином. Клевасу было под сотню лет, но выглядел он, со своей испанской бородкой и усиками шнурком, словно веселый и язвительный Мефистофель в полном расцвете сил.
— Драгоценный мой, — у историка была довольно своеобразная манера выражаться, — можете ли вы, к примеру, убить человека?
— Ну, — Блейд приподнял веки, — если какой-нибудь тип будет сильно настырничать…
— Вот-вот, вы его — как муху! — Клевас прихлопнул ладонью по ручке кресла. — А я так не могу. И никто в этой благословенной стране на сей подвиг не способен
— Но вы же охотитесь!
— Да, и получаем от этого удовольствие! Я сам, в ваши года, был не прочь пустить стрелу-другую в оленя. Ну и что?
— Значит, сама идея убийства живого существа не вызывает у вас протеста?
— Но, юноша, есть же разница между оленем и человеком!
— Из оленя вытечет куда больше крови, — буркнул Блейд.
— А из человека — мозгов, — отхлебнув вина, Клевас заговорил медленно и спокойно, словно объяснялся с ребенком. — Каждый человек -личность. Разумная личность! Он носит в себе целый мир — свои надежды, страхи, свою радость и боль, свое представление о Вселенной, неповторимое и уникальное. Убивая его, вы уничтожаете эту единственную в своем роде Вселенную. Только вдумайтесь, Эльс, — Вселенную, со всеми звездами, что горят в его душе! Как вы сможете потом жить? Сможете ли забыть тускнеющие глаза человека, у которого отняли величайшее сокровище?