Ведьмин огонь - Клеменс Джеймс (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
— Так что же произошло на самом деле? — прошептал Джоах, усевшись по-турецки в изножье кровати Елены. Он пробрался к ней в комнату, как только ушла мать, смазав ей спину и руки бальзамом.
Обняв подушку, девушка устроилась так, что почти касалась брата.
— Не знаю, — ответила она честно, стараясь говорить как можно тише. Ни один из них не хотел, чтобы этот разговор услышали родители, а голос отца продолжал бушевать внизу. И при каждом взрыве отцовского гнева краска стыда снова заливала щеки Елены. Действительно, они были не настолько богаты, чтобы сразу же заново отстроить ванную.
Неожиданно до них донесся и голос матери:
— Они говорили, что она может стать единственной! И я должна сказать им!
— Молчи, женщина , и не смей повторять такое! — взлетел негодованием голос отца. — По этой линии у вас в семье все чокнутые! Фила и Бол…
— Никогда не слышал, чтобы они так бесились! — толкнул ее коленом брат.
— А как ты думаешь, о чем это они? — Елена снова стала прислушиваться, но голоса родителей внезапно упали до шепота.
— Понятия не имею, — пожал плечами брат.
И девушка почувствовала, как слезы опять заливают ее щеки. Хорошо еще, что вокруг стояла непроглядная тьма.
— Странно, что какая-то ванна привела их в такое расстройство, — пробормотал Джоах. — Бывало, я делал пакости и похуже. Помнишь, когда я скормил Тракеру всю корзину с орехами? Мама из них еще собиралась сделать торт отцу на день рождения?
Елена не смогла удержать улыбки, и слезы высохли у нее на лице. Тракер, их жеребец, потом страдал от поноса всю ночь, и отцу пришлось весь день рождения провести в конюшне, чистя ее, а потом долгие часы выгуливать коня, чтобы у него не случилось колик.
— А когда я сказал детям Уокленов, что можно достать луну, если залезешь на самую верхушку кривого дерева? — он хихикнул в темноте.
Елена ущипнула брата:
— Самби тогда сломал руку, купившись на твою шутку.
— Ну, это он заслужил. Никому не позволено толкать мою сестренку в грязь.
И Елена живо припомнила тот день два года назад. Тогда она надела красивое платье в цветах, что подарила ей тетка Фила на праздник середины лета. А грязь испортила платье непоправимо.
— И ты сделал это из-за меня? — прошептала она со смесью восхищения и смеха.
— А для чего же у тебя есть старший брат?
Слезы снова угрожающие защипали Елене глаза. Джоах соскользнул с постели, нагнулся и обнял ее:
— Не беспокойся ни о чем, Эл! Кто бы ни сыграл с тобой эту шутку, я его найду. И ни один больше не посмеет насмехаться над тобой!
Она тоже обняла Джоаха:
— Спасибо тебе, — жарко прошептала девушка прямо ему в ухо.
Джоах отошел к двери и в последний раз обернулся к сестре:
— Кроме того, я не позволю этому таинственному шутнику морочить меня! Моя репутация непогрешима!
Дизмарум опустился на колени среди сырых листьев яблоневого сада, и издали его можно было принять за старый, полуразвалившийся пень. Ни одна птица не пела в эту ночь, ни одна пчела не жужжала. Дизмарум вслушивался в тишину прекрасно сохранившимся, несмотря на его преклонный возраст, слухом. Не только слухом, всеми обостренными чувствами. Последние из мольграти ушли в землю, пробивая себе путь к далекому дому. Рваная рана на животе Рокингема давно застыла, и пар ее ушел в холодную ночь.
Прижав лоб к мерзлой грязи, Дизмарум посылал свои веленья исчезнувшим существам и получал ответы в виде тысяч детских голосов, в которых звучало лишь одно — голод.
Спокойно, мои маленькие. Скоро вы насытитесь вдоволь.
Довольный результатом, прорицатель поднялся с колен и подошел к трупу. Наклонившись, он стал ощупывать мертвого воина здоровой рукой. От полуслепых глаз старика в такой темноте все равно было мало толку. Наконец, пальцы его остановились на застывшем лице Рокингема. Как-то странно взвизгнув, старик вновь обнажил кинжал и, прижав его рукоять обрубком, полоснул им по пальцу здоровой руки. Потом, несмотря на текущую кровь, убрал кинжал, пачкая ножны, и вновь склонился над мертвым.
Окровавленным пальцем он подрисовал трупу яркие губы, словно собирался кому-то его показывать.
Потом старик склонился, как мог, и крепко поцеловал убитого в кровавые губы, ощущая вкус железа и соли. Он дышал в ледяной раскрытый рот, гладил окоченевшие щеки и, наконец, припав к самому уху, прошептал:
— Хозяин, прошу, услышь меня!
Произнеся это, прорицатель отодвинулся от трупа и стал ждать, прислушиваясь. И ответ пришел: воздух вокруг застыл, он почувствовал злое, леденящее незримое присутствие. Шум, напоминавший ветер, пробегающий по мертвым ветвям, донесся из мертвых губ, и казалось, что слова сами выходят из черного горла Рокингема:
— Она здесь?
— Да, — прикрыв глаза, ответил старик.
— Говори, — теперь голос шел, как из бочки.
— Она созрела, она истекает силой. Я чувствую этот запах крови.
— Тогда к ней! Возьми ее!
— Разумеется, мой лорд. Я уже отослал молграти.
— Я пошлю тебе на помощь одного скалтума.
— Это вовсе не обязательно… — вздрогнул Дизмарум. — Я могу…
— Он уже в пути. Приготовь ее к этому.
— Как прикажете, хозяин, — ответил прорицатель, уже чувствуя, что напряжение присутствия уходит. Весь его зад, казалось, задрожал от этого ухода. Наступало время сваливать отсюда. Молграти были уже на месте.
Дизмарум положил ладонь на страшную рану Рокингема, и под пальцами у него заскользили остывшие внутренности, потянулась загустевшая кровь.
И старик засмеялся, обнажив четыре последних сохранившихся зуба в почерневших деснах.
Присев у трупа, он стал полными пригоршнями собирать грязь и накладывать ее в рану. Положив тринадцать пригоршней, он утрамбовал грязь культей и кое-как стянул края раны.
Затем, крепко держа расползающиеся края, едва слышно сказал несколько слов, которым научил его страшный хозяин. И по мере повторения заклинаний боль в его собственном животе стала жечь его до тех пор, пока он не прошептал слова в последний раз уже в таких муках, словно и впрямь рождал новую жизнь. Боль стала непереносимой. Последние слоги уже едва сходили с непослушного языка. Старое сердце отчаянно билось о ребра, но агония кончилась вместе с последним словом.
Откинувшись с облегчением, Дизмарум снова провел рукой по ране воина — края соединились так, что пальцы не чувствовали даже шрама.
Тогда старик ткнул палец в застывший лоб и произнес одно-единственное слово:
— Встань!
Тело под его рукой дернулось раз, потом другой, разбрызгивая вокруг себя грязь, и скоро провидец услышал, как из неподвижных губ Рокингема доносится хриплое дыхание. Забилось сердце, и тело снова начало судорожно дергаться.
Дизмарум с трудом встал на ноги, помогая себе единственной рукой. С соседнего поля прибрела задумчивая корова и остановилась, хмуро глядя на судороги Рокингема, возвращавшегося обратно, в мир живых.
После захлебывающегося кашля воину удалось, наконец, сесть, и, поднеся дрожащую руку к животу, он кое-как натянул на голое тело располосованную рубашку:
— Чт-т-о произошло?
— Еще одно таинство, — небрежно ответил старик, не сводя глаз с темнеющих на горизонте домов.
Рокингем прикрыл глаза и потер лоб:
— Только больше не надо, — прошептал он, вставая на колени, а потом и окончательно на ноги. Он был еще очень слаб и, чтобы не упасть, прижался плечом к дереву. — Сколько меня не было?
— Достаточно. Стало совсем холодно, — Дизмарум указал пальцем на далекую ферму. — Пошли, — и старик заковылял в ту сторону, запинаясь и едва не падая на каждом шагу. Магия окончательно истощила его силы, и он стал беспомощен, как ребенок. Однако Рокингем так и не сдвинулся с места.
— Ночь на исходе, старик, — позвал его воин. — Может быть, лучше вернуться в город и забрать ее утром. Или давай поедем, лошади близко и…
— Нет, сейчас — воскликнул Дизмарум, оборачивая к Рокингему свое бескровное лицо. — С рассветом мы должны взять ее. Хозяин дал недвусмысленные указания на этот счет. Она должна быть в наших руках, пока не ушла луна.
